— Это не моя одежда, — смущенно ответила она.
— Вот как? Во время путешествия на вас не ваша одежда?
— Нет. Но на вас тоже не видно пурпурных лент!
— Обычно я не ношу их, — возразил Туво Авзоний. — Они не слишком подходят к одежде «одинаковых», иногда вызывают ненужные расспросы и зависть.
— Да, низшие классы подвержены таким чувствам, — кивнула она.
— Низшие классы?
— Да.
— Меня восхищает ваш наряд, — произнес он.
— Спасибо, — поблагодарила она.
— Сразу ясно, что это одежда свободной женщины.
— Конечно, — кивнула она.
— Насколько я понимаю, рабыни, которые осмеливаются надеть такую одежду без позволения хозяина, подвергаются суровым наказаниям. Их даже убивают.
Она побледнела.
— Конечно, иногда хозяева сами приказывают рабыням облачиться в такую одежду — например, если желают сохранить в тайне их настоящее положение. Что с вами? С вами все в порядке?
— Да, да, — ответила она слабым голосом.
— Вы дрожите, — удивился он.
— Думаю, мне пора идти.
— Нет, вы останетесь здесь.
— Прошу вас, благородный Авзоний! — возмутилась она.
— Счастье, что вы не рабыня, — усмехнулся он, — потому что если рабыня осмеливается обратиться к свободному человеку по имени, да еще таким тоном, ее подвергают самым суровым наказаниям.
— Не забывайте, что вы из «одинаковых»! — воскликнула она.
— А вы — свободная женщина, даже патрицианка?
— Да, да!
— У вас красивые туфли. Снимите их, — приказал он вдруг.
Она в ужасе взглянула на него, но не осмелилась противиться такому ясному приказанию, поскольку была рабыней.
— Ладно, — сказала она.
— Нет, не здесь.
Она поднялась с постели, на которой сидела, и села на пол рядом с кроватью.
— А теперь чулки, — приказал он.
Ее ступни были тонкими и миниатюрными.
— Встань и подойди сюда.
Дрожа, она встала перед ним. Он взялся за шарф и осторожно размотал его, открывая ошейник.
— Господин! — простонала она, падая на колени.
— Неужели ты думала, что я не узнаю рабыню, если посмотрю на нее? — спросил он. — Рабыни совсем по-другому ходят, смотрят, у них другая фигура, даже если они сами не сознают этого.
— Вы же из «одинаковых»! — воскликнула она.
— Нет, — покачал головой Туво Авзоний. — В моих руках побывала рабыня, и с тех пор я перестал быть «одинаковым». Я узнал вкус рабыни.
— Простите меня, господин! — заплакала она.
— Думаешь, я не знаю, зачем к гостям отсылают рабынь? — угрожающе спросил он.
— Простите меня!
— Так вот какой стала моя бывшая невеста, гордая, практичная маленькая женщина, Трибоний Аврезий!
— Да, господин, — в ужасе произнесла она.
— Ошейник тебе идет.
— Спасибо, господин.
— Как тебя зовут?
— У меня нет настоящего имени, — ответила она. — В этом доме меня называют Флорой.
— Отличное имя для рабыни, — заметил он.
— Спасибо, господин.
— Оно тебе подходит.
— Да, господин.
— Неужели твой хозяин приказал тебе прийти сюда в одежде свободной женщины?
— Нет, господин, — прошептала она.
— Сними ее.
Она освободилась от одежды свободной женщины и встала на колени перед ним так же, как незадолго до этого становилась перед Отто — в узкой повязке на груди, с черным шнурком, поддерживающим на бедрах два шелковых полотнища. Даже в таком состоянии она вспомнила, что забыла алую шелковую ленту, красиво оттеняющую ее волосы.
— О! — воскликнул Туво Авзоний. — Что это за цветок у твоего пояса?
— Цветок рабства, который мне было приказано предложить вам.
— Твой хозяин так низко ценит тебя? — удивился Туво Авзоний.
— Да, господин, — заплакала она.
— Положи цветок на кровать и разденься полностью, — приказал он. — Нет, не вставай с коленей.
— Да, господин.
— Здесь, в углу, есть плеть для рабов, — указал он. — Подползи к ней на четвереньках и принеси мне в зубах.
Рабыня подчинилась.
Он взял у нее плеть и бросил на кровать, рядом с цветком.
— Подними руки и сложи их вместе, — приказал он.
Тотчас ее запястья были связаны. Туво Авзоний привязал рабыню к ножкам кровати, как обычно поступали в своих спальнях жители Империи.
Рабыня стояла на коленях, опустив руки перед собой.
— Ты пыталась одурачить меня, — сказал он. — Я этого так не оставлю.
Он поднял плеть и потряс ею.
— Я из рода Аврезиев! — отчаянно крикнула она.
— Неужели? — усмехнулся он.
— Нет-нет, — спохватилась она. — Я всего лишь рабыня!
— Ты пришла в комнату с тайной целью, — произнес он. — Ты осмелилась без позволения одеться в платье свободной женщины. Ты говорила, что ты свободная женщина Трибоний Аврезий, некогда бывшая моей невестой. Ты высокомерно говорила со мной, из твоих лживых губ сыпались оскорбления. Используя известные психологические приемы, ты пыталась заставить меня выполнить свои желания. Будучи тварью, ты осмелилась заговорить о браке. Ты обращалась ко мне по имени, позоря его — потому что имя оказывается опозоренным, когда его произносит рабыня!
— Пощадите! — умоляла она.
— Тебя во многом можно обвинить, Флора, — сказал он.
— Простите меня, господин!
— Только не понимаю, зачем тебе понадобилось все это?
— Я кое-что знала о вас, господин, — заплакала она, — и испытывала презрение. Сама мысль о вас была мне отвратительна. Меня передергивало, как только я представляла, как вы прикасаетесь ко мне.
— Ты считала меня «одинаковым», безвольным слабаком?
— Да.
— Ты думаешь, что была права? — спросил он.
— Нет, господин, — ответила она. — Я вижу, что ошиблась.
— Но даже если бы ты оказалась правой, разве бы это оправдывало твое поведение?
— Нет, господин!
— Разве рабыня может выбирать, кого ей придется удовлетворять?
— Нет, господин.
— От кого это зависит?
— От хозяина.
— Разве кто-нибудь считается с чувствами рабыни? — спросил Туво Авзоний.
— Нет, господин.
— Ты знаешь об этом?
— Да, господин.
— И тем не менее совершила этот поступок.
— Простите меня, господин, — простонала она.
Он взглянул на цветок рабства, лежащий в ногах кровати.
— Накажите меня, — попросила она. — Я ваша, делайте со мной, что хотите.
— Ты помнишь о своем господине?
— Я люблю его, — ответила она.
— Разве рабыни умеют любить?
— Только рабыни знают, что такое настоящая любовь.
— Я слышал, что любовь делает женщин рабынями.
