Примерно через четверть часа, тщательно погоняв двигатели на всех режимах и не обнаружив ничего подозрительного, мы с Назимовым сообща и довольно криво порулили на взлетку. Там, даже не запрашивая разрешения на вылет, и игнорируя обязательную остановку перед взлетом, сразу стартовали. Стараниями Владимира все ближайшие борты были давно разогнаны на запасные аэродромы. На удивление легко справившись со взлетом наш экипаж стал набирать высоту. Самолет оказался неожиданно легок в управлении и охотно шел за штурвалом. Вскоре со страшной силой вибрирующий до последней заклепки воздушный «сарай» вышел на расчетный эшелон в шесть тысяч шестьсот метров и после включения автопилота мы с Назимовым могли наконец слегка расслабиться.
— Ну, вот, — сказал Михаил Иванович, снимая с головы такую же потрепанную, как и сам самолет, гарнитуру, — ты тут посматривай, а я немного вздремну. Потом поменяемся.
Я не возражал. Спать совершенно не хотелось. Наоборот, чувство управления таким большим лайнером меня сильно возбуждало. Конечно это не «Туполь», но все-таки «Ан-24» серьезный пассажирский самолет. Машина устойчиво шла между двумя слоями облачности. Спутниковая навигация показывала, что лететь нам оставалось пятьдесят пять минут. Хорошо, что все устроилось. По крайней мере, на этом этапе. Команда, наверное, спит. Желая убедиться в этом я посмотрел сквозь Сумрак. Точно все, кроме одного Инквизитора дремали, откинув спинки кресел. Или только делали вид, что спят.
Спустя минут двадцать я обнаружил, что работать пилотом гражданской авиации, наверное, смертная скука. Да, конечно, перед полетом нет ни одной свободной минуты. Испытываешь напряжение при взлете и посадке, но на эшелоне делать совершенно было нечего. Пускай это справедливо в основном для пилотов. Остальные — то члены экипажа обычно работают не покладая рук. Особенно штурман. Мы же с Михаилом Ивановичем были только вдвоем и я немного заскучал. Вверху была плотная слоистая облачность. Внизу тоже. Горизонта также не было видно. Там, где он должен был находиться, оба слоя облаков сливались, закрывая горизонт. Я вздохнул. Смотреть было абсолютно не на что. Так и промучился до начала снижения. Будить Назимова не хотелось. Пусть поспит, свежее будет. И только когда, я убрал газ, и самолет, задрав хвост, пошел к невидимой пока за облачностью земле, я разбудил своего инструктора. Пора было готовиться к посадке.
Поначалу все шло хорошо. Мы вполне благополучно пробили облачность и, выйдя из нее на высоте шестисот метров, стали строить стандартную коробочку вокруг аэродрома. Скорость была двести восемьдесят, потом уменьшилась при выпуске закрылков в посадочное положение до двухсот двадцати и, сделав четвертый разворот, с расстояния примерно семи километров, стали целиться на полосу. Только увидев ее воочию, мы испугались. Первым истинную длину ВПП, а точнее, какая она короткая разглядел Назимов.
— Смотри, — заорал он, показывая рукой вперед. — Где обещанные тобой девятьсот метров?
Почти половину взлетно-посадочной полосы занимали хорошо видимые на фоне пробивающейся молодой зеленой травки кучи земли, какие-то ямы и разнообразная строительная техника. Сказать, что это меня обрадовало, значит сильно покривить душой. Я посмотрел на высотомер — двести метров. Скорость — тоже двести. Не уложимся. Свободный участок никак не больше пятисот метров!
— Миша, мы сможем уйти на второй круг? — спросил я его, заранее зная ответ.
— Сомневаюсь, — на удивление спокойно ответил Назимов, слегка корректируя педалями курс. — Не тот у нас с тобой опыт. Да и железяка эта турбинная. Пока еще раскрутятся. На поршневом мы бы с тобой сейчас раз! — Миша эффектно показал руками, как бы мы сейчас на поршневом. — И на взлетном. А здесь, — махнул он рукой. — Ничего тут не придумаешь. Сажать надо. Да и задание твое выполнять тоже надо, как я понимаю. Сдерни-ка РУДами еще пару-тройку процентов тяги.
Он был прав. Надо сажать и я аккуратно, двумя руками уменьшил обороты двигателям. Стало несколько тише, и мы быстрее посыпались вниз.
— Вертикальная пять метров, — подсказал я Назимову, видя, что Михаил Иванович целиком занят пилотированием.
— Великовата, исправим, — отозвался он и потянул штурвал на себя.
Скорость снижения восстановилась. Теперь уже точно ничего нельзя было сделать. Правда поступательная тоже немного уменьшилась. Теперь она была сто восемьдесят пять — сто девяносто километров в час. Едва держась в воздухе, мы планировали на полосу с вертикальной скоростью в два метра в секунду. До облезлых и полуразвалившихся деревянных посадочных знаков оставалось не больше километра.
Мне захотелось зажмурить глаза. Однако я знал, что это бесполезно. Я все равно бы все видел сквозь Сумрак.
— Давай включим реверс в воздухе, — неожиданно для себя предложил я Назимову. — Ведь все равно не уложимся. Даже с нашим минимальным весом.
— Опасно. Резко затормозимся и можем сразу упасть.
— Если перед самым касанием, то не упадем. Реверс сработает, как интерцепторы. Бог с ней с грубой посадкой. У нашего шарабана шасси крепкие, авось выдержат. А так будет шанс.
Миша, вцепившись в штурвал, думал.
— Миша, — позвал я и начал отсчитывать высоту. — Высота пятнадцать метров! Надо решаться! Двенадцать!
Время как будто остановилось, а наш старенький «Антонов» завис над торцом заросшей травой грунтовой полосы Усть-Усинского аэропорта. Нет, я не ушел в Сумрак. У меня и мыслях такого не было. Но воспринималось все как в замедленном кино.
— Десять метров!
Я хотел посмотреть на Назимова, но не мог оторвать взгляд от высотомера.
— Восемь метров! Миша, решайся! Другого выхода нет. Шесть метров до земли!
Краем глаза я видел, как мимо нас проносятся посадочные знаки и какие-то не то сараи, не то лабазы.
— Четыре метра!
— Ладно. Рискнем, — голос инструктора доносился до меня как бы издалека. — Реверс по команде. Но не раньше!
— Понял, командир. Три метра! Два метра!
— Давай! — крикнул мне Михаил, и я тут же включил реверс. — Два метра!
Лопасти медленно развернулись против потока, гоня воздух в обратную сторону. Как долго! Вперед я даже не смотрел. Чего я там не видел. Полоса заканчивается, а мы еще не сели.
— Метр! — краем глаза я увидел, как Назимов немного взял штурвал на себя, поднимая нос самолета. Метр! Ме…, - из-за сильного толчка при касании я чуть не откусил себе язык.
Позади, в салоне послышался какой-то грохот. Там что-то падало. Возможно, даже подчиненные мне кровососы.
«Не важно, — подумал я. — Пристегиваться надо, — и, оторвав взгляд от высотомера, посмотрел вперед». Отчаянно тормозя наш самолет, стремительно несся к видневшейся в трехстах метрах прямо по курсу строительной площадке. Стрелка указателя скорости показывала все еще достаточно много: сто сорок, сто тридцать, сто.
