— Да, я знаю. — Ликкета шумно выдохнула. — Это мой… — она запнулась, — мой племянник. После того случая… дядюшка с отцом решили, что мне не стоит разгуливать по ночным улицам в одиночку. Так что теперь, когда мне предстоит поздно возвращаться домой, Левкад сопровождает меня до дворца.
Троя болезненно кольнуло в сердце. Оказывается, у Ликкеты есть штатный защитник, а ведь он сам претендовал на это место…
— Левкад, — Ликкета повернулась к фигуре в темном плаще, выступившей из густого сумрака, — как видишь, сегодня у меня есть сопровождающий. Так что можешь спокойно отправляться домой.
Тот, кого назвали Левкадом, молча поклонился и растворился в сумраке переулка…
На следующее утро Трой проснулся совершенно счастливым. Кубарем скатившись по лестнице, он выскочил на задний двор таверны, подбежал к коновязи, запрыгнул на нее, сделал стойку на вытянутых руках, несколько раз отжался ногами вверх и соскочил на землю, кувыркнувшись в воздухе.
— Да уж, ТАКОГО способа сбросить любовное томление я еще не встречал.
Трой резко обернулся.
В дверях конюшни стоял гном и с усмешкой смотрел на него. Трой смутился.
— Да я… это…
Гном махнул рукой:
— Ладно уж, вон, иди окатись из бадьи. — Он повернулся и скрылся в конюшне. Трой еще минутку постоял, глядя на ворота конюшни, потом подошел к колодцу и, подхватив бадью, полную ледяной воды, опрокинул на себя. Этого ему показалось мало, и он еще два раза, работая воротом, вытаскивал бадью и поливал себя водой.
После завтрака гном подошел к нему:
— Десятник, надо бы дойти до сотника.
— Это зачем?
Гном ухмыльнулся:
— Да ты, похоже, забыл. Нам предстоит рейд.
— Так это же еще через две недели!
Гном воздел глаза к потолку:
— О боги, ну почему, когда вы одаряете людей любовью, взамен забираете разум? Очнись, десятник, Даргол, конечно, говорил о двух неделях, но после того разговора уже прошло двенадцать дней.
Трой помрачнел:
— Мы договорились с Ликкетой встретиться через неделю, на празднике Тригана-святителя.
Гном покачал головой и неожиданно сказал:
— Я бы на твоем месте не строил далеко идущих планов.
— Почему это?
Гном пожал плечами:
— Нет, погулять там, потискаться вам никто не помешает… ежели тоже чего там сладится — опять же, все в ваших руках, а вот насчет семьи… я бы не сильно рассчитывал.
— Почему?
Гном тяжело вздохнул:
— Трой, чем ты слушал?
— Чего?
— Ты что, не слышал, она рассказывала, что ее отец — из знатных, а сама она служит в свите у принцессы Лиддит. — Гном покачал головой. — Охоньки… и что в мире творится?
Трой вспомнил суровую принцессу в сверкающих доспехах на белоснежном эльфийском скакуне и невольно поежился. Не хотел бы он постоянно торчать рядом с такой воительницей. Бедная Ликкета…
— Нет, ты не только поглупел, но и оглох! — рявкнул Гмалин. — Ты что, не слышишь, что я тебе говорю?
— Что? — очнулся Трой.
— А то, что она — дворянка, а ты — простолюдин.
— И что?
— А то, — чуть спокойнее продолжил гном, — что у вас нет никаких шансов.
— То есть?
— Ну, не получится у вас ничего.
— Это почему же?
— А вот поэтому и не получится, — угрюмо сказал гном. — Порядки у вас, у людей, такие.
Трой немного помолчал, раздумывая.
— То есть ты хочешь сказать, что, ежели я простолюдин, ей за меня никак нельзя? — проговорил он наконец.
Гном утвердительно мотнул головой. Трой вновь наморщил лоб:
— А ежели…
— Да пойми ты, дурья башка, может быть, у вас все действительно по-серьезному закрутится, да только радости от этого ни тебе, ни ей не будет. Ну, сладится у вас, ну, согласится она за тебя пойти, ну, даже найдем мы какого священника, что обряд для вас проведет, и что? Согласно Имперскому уложению она тут же лишится дворянства, а значит, ее сразу же вышибут из дворца, от нее отречется семья, с ней перестанут разговаривать ее подруги, друзья, сродственники… ты сам для нее такого хочешь?
Трой угрюмо помотал головой.
— Вот я и говорю, — продолжал гном, — ежели погулять, ну, там, за ручки подержаться — это пожалуйста. Ежели где в сеновале покувыркаться, сено помять по обоюдному согласию — опять же не возбраняется. Но всякими глупостями голову себе не забивай. Не твоего это полета птица.
Трой опустил голову, подумал — и поднял глаза на Гмалина.
— Слушай, а как можно… стать дворянином?
— Чего-о? — Гмалин округлил глаза.
Трой слегка смутился:
— Ну… это. Я могу как-то стать дворянином?
Гном удивленно покачал головой:
— Эк ты замахнулся… — Он задумался. — Вообще-то, такие случаи были. Но, насколько мне помнится, о-очень давно. — Гмалин почесал бороду. — Но и тогда это была большая редкость. Надобно совершить что-то этакое, императора, там, спасти или наследника престола… или еще что такое… — Он махнул рукой. — Короче, безнадега. И думать нечего.
— Так, говоришь, были? — подобрался Трой.
— Нет, у тебя что, уши слышат только то, что тебе хочется услышать? — рассердился гном. — Я ж тебе говорю: никаких шансов!
— Посмотрим, — ухмыльнулся Трой. — Я везучий, авось что и подвернется… — Он потер лоб. — Слушай, а ежели, к примеру, саму принцессу в бою спасти — это будет считаться?
Гном обреченно махнул рукой, отказываясь от всяческих попыток втолковать что-то этому твердолобому типу.
— Нет, ну правда?
— Да откуда я знаю? Может, будет, а может, нет.
Трой, прищурившись, с задумчивым видом пошел к задней двери таверны. Гном проводил его взглядом и удрученно покачал головой. Он знал, что этот молодой человеческий мужчина жутко упрям, но ведь любому понятно, что у него нет никаких шансов. Хотя… помнится, когда Трой собирался в совершенно безумный рейд за эльфом и крестьянином, он щурился точно так же…
— …каххр-ра!
Эгмонтер отшатнулся назад, но это ему не помогло. Умирающий вытянул шею и, напрягшись так, что жилы на шее едва не лопнули, плюнул… Густая кровавая слюна шлепнулась прямо на золотое шитье камзола, герцог брезгливо сморщился. Палач услужливо замахнулся бичом, но Эгмонтер вскинул, руку, останавливая его. Этот привязанный к пыточному щиту огрызок человека был слишком слаб, и любой неосторожный удар мог отделить уже еле державшуюся в теле душу от ее истерзанного обиталища. А ему еще надо было уточнить у него кое-какие детали.
— Аккуратнее, Хлыст, аккуратнее, он мне еще нужен.
