– А придут ли, батюшка? Гордецы, сами вон как ратью хранимы.
– Придут? Хм. Прибегут! Это уж вы не сомневайтесь. Наше дело сейчас крепость ставить. Стены возводить. Лес кругом мы очистили, болота за оврагом осушили, далеко видно. Башню поставим, рвы глубокие, припасов соберем и сумеем удержать свое.
Не знаю, какой из меня вышел оратор, но многие из старост, слушая, только кивали головами, почесывая да приглаживая длинные седые бороды. Как был валыкаем, картавым да косноязычным, так им и остался, но меня понимали, мне верили. Уж какой нечистью, или шаманом, или колдуном представлялся я им – даже сказать не могу. Но чувствовали старики правду в моих словах. Ведь действительно не для себя старался. Не заманивал сладким пряником, когда ко мне за убежищем бежали.
Эх, мало я знаю. Плохо учился в школе, мало успел сделать. Для осуществления многих задумок не хватает умишка. Вот, к примеру, простое явление, в моем веке вещь обычная, о происхождении которой никто, наверное, и не задумывается – бумага. Да, простая бумага, на которой можно записать, изобразить что-то. Как мне ее не хватает, а вот сколько бьюсь, так и не могу придумать технологии ее изготовления. Цемент, получше того, что мужики предлагали, придумал, железное производство наладил, строителем стал, а простой бумаги сделать не могу. Как ние старайся, а из тринадцатого века двадцать первый никак не сделаешь, но хоть часть технологий я пущу на правое дело. Скоро иссякнут ресурсы, вырублю лес, выну всю руду да мел. И соль, и песок – все в дело пущу, но запасы не безграничны. При таких темпах иссякнут, обеднеют. И стану я искать новые места.
Голова идет кругом от событий и дел. Успеть надо многое, обучить, показать, настроить, наладить. Ярославна вон вся истосковалась, ждет, как солдата с войны. Уж стараюсь не обделять ее вниманием, но она понимает, что я весь в делах и заботах. Даже помогла мне организовать что-то вроде детских яслей. В то время как я старших женщин на работы привлекаю, молодые за малыми присматривают. Бабка Авдотья стала моей главной травницей да самогонщицей, только, видать, так сама пристрастилась к этому зелью, что теперь приходится за ней следить, запугивать, чтоб не злоупотребляла. Я ломаю стереотипы, вывихиваю устои и обычаи, но пока так удачно выходит, что нареканий моя работа не вызывает. Старики, конечно, ворчат маленько, но своим детям, сыновьям да дочерям велят слушаться. В пример ставят, а мне быть примером очень непросто. Не успел я еще привыкнуть к такой ответственности. Но, как говорится, назвался сапером – полезай на минное поле.
Рашид встречал на пристани очередной караван. Уж сколько за лето и осень к нему приходило товара – счесть невозможно. Этот, наверное, последний, потому как стали ночи холодные, промозглые. Не сегодня, так завтра, глядишь, снег пойдет, лед на реке встанет – и все, некоторое время вовсе переправы не будет, да и дороги ледовой тоже не станет.
– Я смотрю, Рашид, друг мой, ты из своего шатра так и не перебрался в гостиный дом.
– Душно там, Артур. Да и здесь я с товаром поближе. Кстати, этот караван весь в оплату твоей пристани и складов. Все, что ты просил: и желтая соль, и бочки с земляным маслом, и семена.
– О! Это очень кстати. А то мастерская уже в простое. Но скажи мне, Рашид, довольны ли купцы нашим делом?
Купец немного замялся, как бы обдумывая слова, но постарался ответить быстро и, как мне показалось, честно.
– Не могут взять в толк, как ты их товар защитить сможешь. То, что оружия у тебя вдоволь, это всем известно, и про гром-камень твой наслышаны, и про стрелков, что целыми днями дозор несут, и даже оборотня, которого ты приютил, в расчет берут. Да только все одно много в них сомнения. Я своим примером показываю, что нет страха, товару привез столько, что хоть весь год сиди да серебро считай, а страх холодным камнем лежит под сердцем, ну ничего с этим не могу поделать.
– Правда твоя, Рашид. Лакомый кусочек нынче Железенка. И крепость, и товар, и припасы, и золото с серебром. Я уж стрелков своих натаскиваю, как нас когда-то гоняли. Многие не целясь, навскидку, белке в голову со ста шагов бьют. Но большую регулярную армию держать не могу. Кто работать тогда станет? Кто кормить будет всех этих вояк? Есть у меня идея, как боевой дух поднять и обороноспособность значительно увеличить. Вот только прежде хочу спросить, как в твоих краях воины с делом своим справляются. Кем содержатся, на что живут?
– Случись война, – ответил Рашид с готовностью, – так хан велит каждому дому дать по два воина. Если мужчин в доме нет, плати налог. Сабли нет, копья нет, щита нет – иди к купцу, тот продаст. Если знает тебя, в долг даст, если не захочет в долг давать, возьмет жену, детей возьмет, овец или лошадь. Вокруг хана есть, как у вас, постоянные ратники, у визирей да придворных тоже своя охрана. Да наемники, если до войны из города не убежал, или в ополчение забирают, или голову рубят. Да вот только у тебя так не выйдет. Сам ты не хан, не князь, не дворянин. Как прикажешь? Как заставишь? Беда случится, все побегут…
– Знал я людей, что казаками звались. Очень доблестные и ладные воины были. Честь знали, долг знали, свирепые как львы в бою, никому спуску не давали. На царской милости не жили, сами себе хлеб добывали и ни перед кем ответа не держали. Глубокие у них были военные традиции. Каждый казак – что десяток ратников. Что полста ополченцев.
– Это как же такое возможно? – удивился Рашид. – И чтобы хлеб сеял, и скот пас, и воин был?
– Семейная честь, наставничество, доблесть и верность родине. Они как бы за свою волю сражались, за свое право на землю, за род, за веру. Оружие держать с малых лет начинают, вместе с родителем военное дело изучают. Нет войны, так живут себе мирно да славно, торгуют, празднуют. Но коль сунется кто, так каждый за оружие берется, в один большой кулак собираются и дают врагу отпор, да так, что враг потом до конца жизни помнить будет, если жив останется.
– И как же ты такое сможешь в Железенке своей устроить?
– А волю дам. Поговорю с боярином Дмитрием, обсудим все, обдумаем. Я каждой семье стану давать землю да ярлык. Землю – чтоб кормился, семью содержал, а ярлык – чтоб право имел и оружие носить, и нетронутым быть. Налоги, аренду – это мы взвесим, обдумаем, главное убедить людей, что крепко за ними то право останется.
– Ничего на сей счет сказать не могу – ответил Рашид, качая головой. – Даже представить не могу, как все это будет. Да и сомневаюсь, что боярин просто так свои земли в твое распоряжение отдаст.
– У боярина выбора не будет. Он хоть и жадный, но не глупый. Свою выгоду увидит и не ошибется. У всего в мире есть цена.
– Да, друг мой Артур, действительно, золото правит, а не ханы да князья. Здесь я даже возражать не стану.
