– Да еще учтите, они без борьбы не сдадутся, – напомнил Диармид Кеог.
Дейдра спроецировала в уме разрушительный шквал, который беглецы породили, едва заметив погоню, а Диармид прибавил:
– Видите, наш сыночек Нейл руководил потоплением любимых родителей, а под его началом так дружно трудились Фил Овертон и Хаген, как будто они уже посвящены в Единство. Да, в том, что детки окажут сопротивление, сомневаться не приходится.
– У них ружья… – дрожащим голосом вставил Ван Вик.
– Не будь идиотом, Джерри, – оборвала Патриция. – Ведь с нами теперь Марк. С его принудительной силой все эти ружья для нас не более опасны, чем рогатки.
– Они ни перед чем не остановятся, – упорствовал Ван Вик.
– Вот именно, – тихо проронила Корделия, – самой жизни не пожалеют.
Марк вернулся к созерцанию своих прежних образов.
– Надо попытаться спасти детей. И выиграть время для выработки нового плана… Что мы имеем?.. Клу, Элаби и Оуэн в Европе, Фелиция пока отсутствует, Эйкеном Драмом можно манипулировать. Я должен подумать, изучить ситуацию со всех сторон.
– Ты двадцать семь лет думал, – упрекнул его Ван Вик.
Но мысли Марка были уже далеко.
– Крамер прав: не обязательно возвращать детей назад, главное – не пустить их в Европу. Это вполне нам по силам. Высадим их в Африке и найдем способ взорвать оборудование, так, чтобы никто не пострадал. Прежде всего надо нейтрализовать их угрозу, а потом уж искать собственные решения. – Он оторвался от своих размышлений, и каждый ум ощутил его принудительно-гипнотическое прикосновение. – Звездный поиск! Он мог бы стать нашим спасением, если бы оказался удачным… Моя мечта… и мое поражение загнали нас сюда, в плиоцен, однако мы верили, что еще не поздно начать все сначала. Но и здесь звезды не улыбнулись мне, поэтому дети разуверились в моей мечте и заимели свою. Они сделали свой выбор, и от этого так просто не отмахнешься. Двадцать дней, пока мотался от звезды к звезде, я обдумывал возможные последствия их поступка, и до сего момента они не выходят у меня из головы. Окончательное решение я оставляю за собой. Но все-таки давайте проголосуем.
– Убить! – выпалила Корделия Варшава.
– Самый надежный вариант, – согласилась Патриция Кастелайн.
Наступило минутное колебание, но из всех присутствующих лишь Геррит Ван Вик присоединился к двум женщинам, выступавшим за смертный приговор. Прочие предпочли помилование, хотя и сопряженное с некоторым риском.
Марк изложил им свой новый замысел – как, обеспечив собственную безопасность, пойти навстречу желаниям детей. Однако в случае провала под угрозой оказывалась не только жизнь мятежников, но и жизнь ни о чем не подозревающих обитателей Многоцветной Земли.
– Таков в общих чертах мой план, – заключил Марк Ремилард. – Кто за?
Бывшие члены галактического Консилиума единогласно одобрили предложение и тем самым вновь утвердили его своим лидером.
– Хорошо. Нынче же ночью свяжусь с Оуэном. А завтра начнем реконструкцию поискового оборудования и сборку нового агрегата. Да, пусть посидят в Африке: мы покамест не готовы к встрече с ними. Думаю, в конце августа, если ничего не случится, можно будет отплыть в Европу.
Угрюмая фея в белой кожаной юбке нетерпеливо расхаживала по балкону Черной Скалы; глаза лесной лани, словно два прожектора, ощупывали склон.
– Здесь ты в полной безопасности.
Элизабет стояла в дверном проеме, одетая в старый хлопчатобумажный комбинезон красного цвета, который запомнился Фелиции еще на постоялом дворе, и теперь она воспринимала его как давнего друга, как связующую нить с прошлым. Уже две недели ворон ежедневно прилетал в маленькое шале, садился на край балкона и превращался в испуганную девчонку. Но, несмотря на огромную силу убеждения, которой обладала Элизабет, несмотря на то, что во время долгих разговоров с ней Фелиция отдыхала душой, она упорно отказывалась остаться. Сегодня их беседа затянулась на два часа.
– Прошлой ночью мне опять являлись кошмары.
– Бедная ты моя!
– Еще немного – и я не выдержу, закричу в голос. Если это случится, я умру, захлебнусь в золоте и в дерьме.
– Да, – согласилась Элизабет, – если не будешь лечиться.
Взгляд Фелиции стал совсем безумным; хищные стальные когти потянулись к мозгу Элизабет, но та недаром была Великим Магистром коррекции – успела поставить непроницаемый барьер, и когти лишь беспомощно поскребли зеркально-гладкую поверхность.
– Я… я нечаянно, – оправдывалась Фелиция.
– Нет, нарочно, – с грустью возразила Элизабет. – Ты готова убить каждого, кто угрожает тебе своей любовью.
– Нет!
– Да. У тебя в голове короткое замыкание. Хочешь, покажу тебе разницу между твоим мозгом и тем, который можно считать нормальным?
– Покажи.
Образы ужасающей сложности громоздились под сводом черепа, но корректор снабдила их пояснениями, доступными даже необученному ребенку. Минут пятнадцать Фелиция рассматривала обе проекции, прячась за своим экраном. Потом приоткрылась щелочка, и в ней засветилось робкое, стыдливое любопытство.
– Это что… мой мозг?
– Максимальное приближение, какого я смогла достичь извне.
– А другой… чей он?
– Сестры Амери.
Девушка содрогнулась. Соскочила с парапета и подошла вплотную к Элизабет – маленькая, бледная, такая одинокая и беззащитная.
– Я чудовище. Я не человек, правда?
– Временами – да. В основном твои поступки неосознанны, хотя после того, что ты устроила на Гибралтаре, твое сознание тоже затронуто… Но тебя можно вылечить, дитя мое. Пока можно.
– Почему «пока»?
– Потому что для терапии необходимо добровольное согласие, а ты скоро перестанешь осознавать эту необходимость. Применить к тебе насилие я не могу: мне с тобой не справиться. Даже если ты подчинишься добровольно, я все равно очень рискую. Пока ты не пришла ко мне, я и не понимала, насколько это опасно – тебя лечить.
– Боишься, как бы я тебя не убила ненароком?
– Не без того.
– Значит, ты рискуешь жизнью и все равно хочешь мне помочь?
– Да.
Фелиция вздернула чуть заостренный подбородок. В темных глазах блеснули непролитые слезы.
– Зачем? Чтобы спасти от меня мир?
– Отчасти, – призналась Элизабет. – Но также для того, чтобы спасти тебя.
Фелиция отвела взгляд; на губах заиграла странная усмешка.
– Ты ничуть не лучше Амери. Все вы гоняетесь за моей душой. Ты ведь тоже католичка, верно?
– Да.
– И что в этом проку – тут, в плиоцене?
– В общем, немного. Но основные моральные устои остаются, и я должна им следовать.
Девушка засмеялась:
– Даже когда сомнения одолевают?
