Планер мягко сел на каменный помост. Рогозин отключил все системы и, не раскрывая зонта, побежал к сторожке.
-- Эй, хозяин! Есть кто? -- сенатор забарабанил кулаками в запертую дверь. Щёлкнул замок, скрипнули ржавые петли, открывая тяжёлую деревянную дверь, и на пороге возник, словно призрак, старик-смотритель.
-- Чего тебе надобно, добрый человек? Не та погода, чтобы летать на планерах или путешествовать! -- проворчал он, осматривая Рогозина с ног до головы.
-- Именно та погода, когда дела не требуют отлагательств, -- кивнул Виктор Алексеевич. -- Приветствую тебя, уважаемый! Я прошу лишь крова, чтобы согреться, и возможности попасть в город, если таковая имеется.
-- Проходи, чего встал? -- смотритель махнул рукой, приглашая путника. -- Впускаешь сырость в дом и только.
Войдя в сторожку, Рогозин осмотрелся. Внутри было темно, лишь настольная лампа и экран монитора освещали дальний конец комнаты. Едва глаза сенатора привыкли к темноте, он смог различить детали убранства. Так рядом с входом стоял небольшой шкаф-купе, чуть дальше у стены - обеденный стол, окружённый лавками. Левый угол комнаты был отведен под кухню: здесь была размещена газовая горелка, маленькая микроволновка, над разделочным столом нависли хлебница и несколько полок, заставленных утварью. На полу была расстелена циновка. Видимо, всё поддерживалось в надлежащем порядке и чистоте, иначе бы старик не остановил путника у входа и не приказал разуться.
-- Ну, откуда направляешься, добрый человек? Да в такую погоду, когда все нормальные люди сидят по домам и нос на улицу не кажут, -- смотритель побрёл на "кухню" и принялся возиться около горелки.
-- К твоему сведению, уважаемый, наличие дождей не останавливает нашу деловую жизнь. Чтобы жить и зарабатывать, мы не должны обращать внимания на природные явления. Природа не должна быть препятствием для человека, -- с важным видом продекламировал сенатор. -- Тебе вообще известно, кто я такой?
-- А кто ты такой? -- смотритель обернулся. -- Почему я должен тебя знать?
Рогозин облегчённо вздохнул. Хоть с кем-то он может быть в полной мере откровенен и не бояться, что его местонахождение выдадут. Сейчас даже от рядового человека можно ожидать предательства, если он более чем наполовину лоялист.
--Я, как говорится, широко известен в узких кругах. Я подумал, что ты тоже к ним относишься, -- пояснил он.
Смотритель отмахнулся.
-- Не отношусь я к твоим узким кругам, -- сказал он, доставая с полки тарелки. -- Иди к столу, я сейчас есть собирался. В такую погоду только есть и спать.
-- Давно таких дождей не было, -- вздохнул Виктор Алексеевич. -- Нас не смоет?
-- Не смоет, строили надёжно. Смотри, как бы твой планер в море не унесло.
-- Надеюсь, он будет на месте. Ты недоволен? Я тебя отвлекаю от чего-то?
-- Нет, не отвлекаешь, -- смотритель указал на микроволновку. --Я готовлю обед, так что ты вовремя. Присаживайся. Дождь успокоится, тогда дальше полетишь.
-- Спасибо, за приглашение, -- сказал сенатор, осматриваясь. -- А тут интересно. Чем ты тут занимаешься? В чем состоит твоя работа?
-- Я всего лишь сторож.
-- А маяк? Вдруг что-нибудь выйдет из строя? -- спросил Рогозин, осматриваясь.
-- Ничего не выйдет. Чему тут ломаться? Вся аппаратура проста, как этот чайник. Я просто присматриваю за маяком, чтобы всё работало исправно, без перебоев, и защищаю периметр.
-- Интересная работа, -- согласился Рогозин. -- Телевизор есть тут у тебя?
-- Есть, но я очень редко смотрю. В такую погоду только есть и спать.
Тем временем смотритель достал из микроволновки обед. Им оказались спагетти под соусом с мясозаменителем. Рогозин усмехнулся. Да, давно он не пробовал мясозаменитель - пищу вегетарианцев, солдат и бедняков. Впрочем, запах был хорош, поэтому сенатор всё же не отказал себе в удовольствии сесть за один стол со смотрителем маяка.
-- Я никак не могу отказаться от привычки выпить бокал хорошего фалернского перед тем, как приступить к еде, -- старик пододвинул Рогозину фужер и принялся дрожащими руками откупоривать бутылку с вином. -- Проклятье, не получается...
-- Нет, друг, к сожалению, я не пью ничего, кроме воды, -- улыбнулся Рогозин. -- Однако я сочту за честь налить тебе фалернского, если ты не против.
Смотритель усмехнулся, но бутылку не отдал.
-- Что же, я не могу справиться с пробкой? Ещё как могу! -- впрочем, через полминуты борьбы он всё же сдался. -- На, держи. Открывай!
Чпок! И вино с бульканьем полилось в фужер смотрителя. Себе же Рогозин налил воды из кувшина.
-- Я не знаю, кто ты, и как тебя зовут... -- начал тост старик. -- Да и мне, собственно, всё равно. Я вижу, что ты добрый малый и относишься не к робкому десятку, если вздумал пилотировать в непогоду по одному тебе ясным причинам. Не каждый день я встречаю гостей. Не каждый попрётся в такую даль от города, чтобы проведать меня, да и я не каждый день иду в город. Мне и здесь хорошо. Вести жизнь отшельника, это, знаешь ли, просто, если у тебя есть пенсия. Но не об этом разговор. Ты пришёл ко мне в обед, и я считаю своим долгом накормить путника. Давай выпьем за твой визит. За неожиданные встречи и знакомства.
Виктор Алексеевич поднял свой бокал и осушил его. Довольно причмокивая, старик сел за стол и пододвинул тарелку.
-- Я будто знал, что у меня будут сегодня гости, поэтому приготовил больше обычного. Случайно бухнул в кастрюлю полпачки спагетти, хотя намеревался положить туда меньше. Ну, думаю, если так, то остатки завтра утром разогрею. А тут ты...
-- Не скучно тебе тут одному? -- спросил Рогозин, наматывая спагетти на вилку.
-- Мне? Нет, нисколько. Я уже своё отжил, теперь хочу покоя своим костям. Здесь есть всё, что мне нужно: телевизор, если хочется посмотреть новости, проигрыватель с дисками старых фильмов и домашнего видео, чтобы освежить воспоминания, компьютер, если я хочу развлечься программами иного рода. Раз в неделю мне привозят свежую корреспонденцию. Это хорошо, мне не приходится разоряться на туалетную бумагу...
Рогозин расхохотался. Да, смотрителю не откажешь в чувстве юмора.
-- А общение? Общение с живыми людьми? -- спросил он. -- Его ведь ничем не заменишь.
-- Какое общение? Мои мозги уже еле соображают, -- старик махнул рукой. -- Но поговорить иногда хочется.
Тут Рогозин понял, что его собеседник немного захмелел. Ранее хмурый, ворчливый старик, улыбаясь, начал перечислять свои заболевания, накопившиеся с возрастом. Оказалось, что у него не только туго соображают мозги, но и болят ноги, скачет давление, пора менять очки, так как усилилась дальнозоркость... Рогозин всё больше молчал, в то время как речи смотрителя всё не кончались.