Даже теперь, когда пехота и бронепоезд остались в Касбридже, импакто погибли, а на мундиры блестящих драгун легла дорожная пыль, армия не растеряла своего устрашающего величия. И в первую очередь – благодаря бронетягам. Или же…
Генрих погладил откинутый люк – тяжеленный, бронированный.
Нет – только благодаря бронетягам.
Эта бригада создавалась в загратийской армии постепенно, на протяжении тридцати лет – слишком уж дороги были грозные машины, и не слишком уж большая нужда в них была. Отец короля купил у галанитов четыре гусеничных «Джабраса», как понимал Генрих – исключительно из соображений престижа, потому что армия уважаемого королевства не могла не иметь тяжелой техники. Перед смертью добавил еще четыре, оставив недовольному сыну кучу ненужных долгов. Взойдя на престол, Генрих долгое время относился к бронебригаде без особого пиетета: есть, и ладно. На парадах бронетяги смотрятся красиво, вот и хорошо, а воевать… воевать им на Заграте не с кем. Генрих даже хотел расформировать бригаду, ввиду убыточности и бесперспективности, но знаменитый «Бунт рудокопов», случившийся на Инкийских рудниках девять лет назад, заставил короля в корне изменить мнение об этом подразделении своей армии. Тогда заполыхали почти все горные предприятия, угрожая надолго остановить загратийскую промышленность, и король бросил в Инкийскую провинцию все свои силы. Надеялся справиться за две недели, а получилось за пять дней, потому что там, куда приходили бронетяги, бунт прекращался мгновенно. Потому что бронированные чудовища утверждали власть короля гораздо лучше драгунских плеток и солдатских штыков. Потому что они были воплощением беспощадности и неуязвимости.
После подавления бунта Генрих произвел командира бригады в полковники, тем самым введя его в число высших армейских офицеров, и приобрел еще четыре бронетяга: по совету Роллинга, ими стали колесные «Киттеры». Два из них остались в Альбурге, а два шли на юг в компании восьми «Джабрасов».
– Скажите, полковник, вас когда-нибудь восхищала несокрушимость бронетягов? Хотя бы в детстве? Или в военной академии? Или же вы относитесь к ним, как к обычным машинам?
– Меня учили быть реалистом, ваше величество. Не восхищаться, а знать сильные и слабые стороны.
– Разве у бронетягов есть слабые стороны?
– Они есть у всех, ваше величество, даже у королей.
– Оставьте, полковник, или мы поссоримся.
– Прошу меня извинить, ваше величество.
Слабые стороны? Откуда? Мерное гудение кузеля – дрожь передавалась всему бронетягу – действовало успокаивающе. А длинный ствол главного калибра – стомиллиметровой пушки, внушал уважение одним своим видом. А ведь были еще и пулеметы: курсовой в лобовом отсеке, по одному в кормовых башнях, прикрывающих машинное отделение бронетяга, и еще один, спаренный, на главной башне – из него можно было вести огонь по воздушным целям. Двенадцатиметровый, закованный в броню и ощетинившийся стволами «Джабрас», был самой мощью – откуда у него слабые стороны? Где они?
– Вы слишком серьезны, полковник, слишком прагматичны. В этом ваша сила, но в этом же – недостаток. К тому же вы всегда предполагаете худшее.
– Такой уж я человек, ваше величество.
– И еще вы не умеете признавать ошибки.
– Ошибки, ваше величество? – Это замечание наемника задело. – Боюсь, я не понимаю.
– Я ведь говорил, что Нестор не рискнет покинуть Зюйдбург, помните? И я оказался прав. Нестор не самоубийца.
– Совершенно согласен, ваше величество, – отозвался Роллинг. – Не самоубийца.
Однако отозвался мрачно, не продемонстрировав даже тени уставного оптимизма, который следует извергать любому солдату в присутствии коронованной особы. Роллинг был недоволен и не считал нужным это скрывать.
– Вы действительно согласны со мной? – прищурился король.
– Да как вам сказать…
В Салуанских холмах Южный тракт существенно сужался, превращаясь в узкую, прилепившуюся к железнодорожной насыпи дорожку, ширины которой едва хватало бронетягам. Видимости никакой: слева насыпь, справа же почти сразу начинаются склоны, а сама дорога постоянно петляет. И пространства для маневра почти нет, поскольку пологими холмы были только у подошвы.
Все эти обстоятельства не могли не портить Роллингу настроения, и он постоянно напоминал о них Генриху.
– Я просто уточняю, ваше величество, что мы еще не прошли холмы.
– Мы втянулись в них вчера утром, полковник. И до сих пор все идет по плану.
– Я успокоюсь лишь после того, как мы из них вытянемся, ваше величество.
– Полковник, вы все-таки ужасный перестраховщик.
– Я уже говорил, ваше величество, что предпочитаю выживать. А это искусство основано на осторожности и перестраховке.
– Война любит риск, полковник.
– Победа любит риск, ваше величество. Война любит выживших.
– Нет, полковник, война любит победителей.
Тем не менее, колонну Генрих выстроил в полном соответствии с советами Роллинга. Отправил далеко вперед усиленные разъезды драгун – они шли примерно в полутора лигах перед авангардом, состоящим из «Джабраса» и пяти кавалерийских эскадронов. За ними, примерно в половине лиги, шли основные силы: шесть «Джабрасов» и пять драгунских полков. Арьергард состоял из трех бронетягов, два из которых были быстроходными колесными «Киттерами», и пяти эскадронов, за которыми тащился небольшой обоз. На холмы и насыпь постоянно высылались конные разведчики, которые обязательно заметили бы приближение противника.
Король был уверен в принятых мерах безопасности, а потому решил сменить тему разговора: ему надоел мрачный скулеж Роллинга.
– Знаете, полковник, у моего деда, Густава III, было прелестное хобби – он рисовал. Причем, поверьте на слово, рисовал отлично. Во дворце есть галерея его работ, пейзажи в основном, и в юности мне нравилось проводить в ней время.
– Изучали свою будущую страну, ваше величество?
– Совершенно верно, полковник, – кивнул король. – Я смотрел на холсты и думал, насколько красива моя Заграта. Насколько разнообразна она в своем величии: густые северные леса, бескрайние южные степи, снежные шапки Инкийских гор и мрачная бесплодность Азеанской пустыни… Я наслаждался пейзажами, полковник, но потом, когда повзрослел, я понял, что красоту моего королевства неспособен передать даже самый талантливый художник. Потому что истинная красота – здесь. – Король обвел рукой холмы. – Посмотрите на это голубое небо, полковник, посмотрите, как затягивают его облака… Сегодня ночь будет темной, и это печально. Мой адъютант, молодой Хопкинс, – многообещающий поэт. Вам нужно обязательно послушать оду, которую он сочинил, оказавшись под звездным южным небом…
