— Да куда я денусь? — отвечает Джен. И добавляет про себя: «На мне столько крови, хоть часть бы отмыть».
Джа умеет улыбаться, как ребенок. Разбивает вдребезги сопротивление.
— Из тебя получился бы клевый шпион, — Джен подпирает щеку ладонью, стараясь не завалиться на стол.
— Почему? — Джа меняется моментально, будто — чирк спичкой — и уже другой человек. Мягкий, как язычок пламени, и такой же податливый малейшему дуновению.
— Не скажу. Ой, блин. Кажется, нам пора отсюда валить.
— С какой стати? — Джа развязно откидывается на стуле, развернувшись всем корпусом, и тут же втягивает голову в плечи, группируется до размеров компактного мальчика-подростка. Но прятаться уже поздно, игнорировать — неэффективно.
— Надрались в такую рань? — укоряет обманчиво мягкий голос, и тонкие пальцы с безупречным маникюром ложатся на плечи Джа.
— Привет, Юль, — опасливо жмурится он.
Джен с виноватой улыбкой машет ладонью и старается поймать взглядом в фокус пальцы девушки, блуждающие по шейным позвонкам пророка. Он не боится, запугать инквизитора — миссия крайне сложная. Да и зайти Джа за спину он никогда бы не позволил, с первой попытки обеспечил бы смельчаку постельный режим и месяц казенного отпуска, как минимум. Но Юля — девушка. Хозяйка бара. И, видят Боги, Коммутатор и прочая астральная муть, упомянутая Джа, за нее Джен сам убьет и покалечит. Если Юля позволит. А она любит и умеет разбираться с помехами сама.
— И какой сегодня праздник? — Юля отпускает плечо Джа, чтобы откинуть за спину полотно своих густых волос. Многие засматриваются на тугую косу до пояса и без разговоров получают в челюсть. У Джена и Джа привилегии, но шутить с хозяйкой сокровища все равно не резон.
— Никакого, — сознается Джен, уже готовый к изобличительным, часто — уничижительным выводам. Умеет она зрить в корень, и — самое противное — не чурается озвучивать.
— Не представляешь, какое тяжелое у нас выдалось утро, — под предлогом «смотреть в глаза» Джа выворачивается из женских рук и воодушевленно несет чушь. — Клиенты приперлись, мы еще проснуться не успели. И нет, чтобы подождать, слету — хуяк — по горлу ножом… в смысле, сразу уперлись, вот только за такую сумму продадим, и все. А у нас столько нету. Тупо — не успеем! Ни найти, ни… собрать. Но их же это не волнует. Сразу за спички хватаются. Типа, мотоциклы поджечь, все дела. Козлы, в общем.
— Резонный повод ужраться в дугу до полудня, — ее пальцы теребят кожаную куртку Джа, и он не выдерживает.
Передернув плечами, Джа высвобождается из цепких рук.
— У меня шея на месте, правда. Не надо больше этого… мануального.
— Я и не собиралась, — Юля смеется, потрепав Джа по макушке, прячет руки в карманах драных джинсов. Ей льстит, когда признают силу. — Пап, зачем ты их ухрюкал?
Откуда-то слева Коса скрипит: «Сами попросили». С ним Юля никогда не пререкается.
— Я так и думала, — она двигает от соседнего столика стул, садится, закидывая ногу на ногу и полностью зеркаля позу Джа. — Ну ладно — Джен, он половину юности с автоматом, да на самогоне по горячим точкам, но ты-то, Джа, ты-то чего за ним гонишься?
— Спорный аргумент! — защищается Джен.
Юля машет на него рукой и продолжает:
— Какая разница, куда вас из постели выдернули, и куда вы не успели, это не повод упиваться двум здоровым, красивым и пока еще умным мужикам, поэтому…
Иногда Джену кажется, что Юля знает о них все. Абсолютно все.
— Ну что ты, в самом деле…
— Ничего я, Джен! Сейчас Джа поможет тебе встать, и вы без пререканий, стройным шагом, напевая «Ребел Йелл», дойдете до дома. А я буду торчать, как герой, у окна и следить, чтобы вы дошли. Все ясно? А иначе…
— Ю-у-уль, — карусели в голове Джена уже остановились, но перехваченный всухомятку бутерброд еще норовит покататься, хоть пивом заливай. — Не будь жестокой.
— Жестокой? Ха! Я знаю, что сделаю! Я выдам ваши телефоны девчонкам из «Эквитас». Хотя, нет. Давайте я вам еще бутылку принесу, упою, и позвоню им. Ох уж эти байкерши на вас покатаются. Сразу все вызнают: где родились, где крестились, на что в детстве заводились. Размеры мозгов и членов как на ладони! Халявная шоу-программа посетителям.
Джен болезненно кривится.
— Не надо, сейчас уйдем. Спать… Юль! Все-таки ты жестокая!
— И коварная, — вторит Джа.
— Да пожалуйста, — ухмыляется она, теребя длинную прядь. — Все, встаем по команде. Раз-два, встали!
Первым подрывается Джа, и видно, что он пьян немногим меньше друга. Шаг назад, будто по инерции вслед за откинутой со лба челкой. Юля закатывает глаза, переключает внимание на Джена.
— Тебе помочь?
— Нет, я сам.
Настоящий солдат способен идти, ползти, бежать и стрелять, попадая точно в цель, даже едва держась на ногах. Поэтому Джен поднимается сам, подхватывает дезориентированного Джа и, наклонившись, тыкается губами в прохладный лоб Юли.
— Ты хорошая.
Девушка отмахивается смущенно и, Джен уверен, провожает их взглядом до выхода.
На улице свежо и солнечно. Нет привычной для Икстерска духоты и асфальтовой пыли, видно, ночью шел дождь, а они и не заметили. Джа перебирает ногами, но Джену все равно кажется, что он тащит друга на себе. Тяжелый. Тощий, но тяжелый. Будто ответственность пророка, как душа, имеет вес. И отнюдь не девять с половиной граммов.
— Я тебя все равно никогда внутрь не пущу.
Джа останавливается, оскорблено выпячивает нижнюю челюсть и рвется из рук. Дорога в шаге от них, но Джа в сторону машин даже не смотрит. Хорошо, что Джен сильнее и может удержать.
— Джа, да подож… Джа, не трепыхайся, блин, слушай, что говорю. Давай лучше я тебе буду фотки приносить. Идет? Сам сфотографирую не только морду — полностью все тело, а ты потом посмотришь. Договорились?
Мимо с грохотом проносится грузовик. Дым из выхлопной трубы застилает дорогу, от задних колес по асфальту к ногам скачут мелкие камушки. Джа смотрит вслед машине до тех пор, пока громыхание габаритной туши не теряется в реве других двигателей и дневной уличной суеты.
— Давай попробуем так, — отвечает он. И Джен, наконец, может выдохнуть.
До дома остается метров двадцать. Виски сдавливает такая тяжесть, что впору петь Юле дифирамбы за своевременное изгнание из бара. В который раз ее радар алконормы спасает от перегрузок. Теперь бы выспаться.
Два дня передышки невыносимы, если следующий вызов потенциально избавит от кошмара.
От нечего делать Джа на кухне печет оладьи.
— И охота тебе с этим возиться? — Джен садится к столу, смотрит на горку румяной стряпни в керамической миске.
— Либо оладьи, либо расхуяченные в крошку посуда, телевизор, твоя невъебенная китайская ваза. Выбирай.
— Она не китайская, — зачем-то спорит Джен.
В прошлый раз Джа разбил окно, но даже это не помогло успокоиться. После провала всегда и Джену-то наждачкой по душе скребет, а каково бывает пророку, видевшему самое страшное? Если б можно было выключить память. И воображение заодно, до кучи.
— Да без разницы! — запоздало отвечает Джа. Деревянная лопатка летит в миску с тестом, едва не опрокинув. Тухнет газ под сковородой с белыми непропеченными бляшками.
— Тебе помочь? — спрашивает Джа, остановившись на пороге мастерской. Руки на груди скрещены, плечом навалился на косяк. Всем видом показывает — его величество решило снизойти до холопа пока самому заняться нечем.
Ворота распахнуты в обе стороны, и по мастерской насквозь гуляет прохладный воздух, разбавляет маслянисто-бензиновый дух мотопарка.
Старик Днепр почти готов к покорению новых трасс, осталось только навести марафет и можно отправлять на выданье. Обвесы, готовые к покраске, болтаются на специальных тросах, спущенных с потолка.
— Ну помоги.
Джен выкатывает в центр мастерской складные ширмы из растянутого на деревянных рамах плотного целлофана, покрытого разноцветными слоями краски. Вместе с Джа они расставляют их вокруг обвесов импровизированным периметром покрасочной зоны.
