— Соня! Со-о-оня!..
—…о-ня…— Откликнулось эхо из леса. Хайрас поспешил к этому месту, и тут ясно увидел следы волка. Приложил к ним свои смуглые ладони и закусил губу: вмятины на земле были большие. Ну и чудовище здесь побывало? И где теперь Соня?..
Юноша вскочил, сжал рукоятку меча, быстро оглянулся — никого. Совсем никого. Только сойки разгалделись в овраге. Сойки!.. Кровь застыла у него в жилах, когда он подошел к осыпавшемуся краю оврага и посмотрел вниз. Меч выпал из его рук, печально звякнув о камни.
— Соня! Соня, не умирай!
Хайрас кубарем скатился вниз, кинулся к ее полуобнаженному телу, едва взглянув на мертвого зверя.
Слава богам! Девушка была лишь без сознания. Но ее грудь плавно поднималась и опускалась. Конечно, не волк же ее раздел и завязал ногу…
Хайрас стоял рядом с ней на коленях, и не мог отвести глаз от розовых сосков. Во рту пересохло. Он облизнул губы и дрожащими руками коснулся чудесных нежных холмиков…
Соня приоткрыла глаза. Она не закричала, не прикрыла грудь руками. Она просто указала ему взглядом на труп волка с торчавшими в нем дротиками. Хайрас отдернул руки и густо покраснел. Потом нагнулся к ней, приподнял ее за плечи и воскликнул:
— Но я же не каменный! Я — мужчина!
— Ты — свинья.
Она стряхнула с плеч его руки и спокойно сказала:
— Если ты еще раз вспомнишь о том, что ты — мужчина, я тебя убью. Помоги-ка лучше мне одеться…
Юноша подчинился безропотно, отдав Соне свою рубашку. Потом они пошли наверх. Соня, сжав зубы, кое-как доковыляла до их стоянки. Легла на траву и велела, закрывая глаза:
— Принеси мои дротики и волчью шкуру.
* * *
В путь смогли тронуться только на следующее утро. Хайрас всю ночь не спал, прислушиваясь к Сониному дыханию. Рану они промыли, смазали бальзамом, обложили лечебными травами, и теперь она мало беспокоила девушку. Слабость еще оставалась, но Соня решила, что в седле она скорее поправится. Такое у нее было верное средство от всех болезней.
Позавтракав зайчатиной и водой из ручья, они уселись на коней и поехали дальше, мимо вековых дубов и зарослей орешника. Соня лениво поинтересовалась:
— Скажи, парень, а зачем вам тяжеловозы? Вам что, мало ваших лохматых лошадок? Неужели они не в силах таскать ваш нехитрый скарб?
— Как зачем? Затем же, зачем и вам — для осадных орудий… О! Я видел на базаре, как один такой конь тащил повозку, на которой сидел целый отряд воинов! Вот силач!..
У Сони полезли наверх брови:
— Осадные орудия? С каких пор у степняков — уж извини!.. Да у меня у самой отец — гирканец… Так откуда у вас, степняков, вдруг взялись осадные орудия? И зачем?..
Она вдруг испуганно зажала рот ладошкой. Но Хайрас улыбнулся:
— Вот видишь, ты сама поняла, зачем. А откуда… Да, в общем, это уже не секрет: аквилонские соглядатаи давно про это знают.
Соня насторожилась: где-то неподалеку, впереди, слышались какие-то странные звуки. Хайрас продолжал:
— Года четыре назад у нас появился человек, быстро снискавший себе всеобщее уважение и славу. Он мечтает вдохнуть новую жизнь в нашу древнюю землю: объединяет мелкие племена, собирает их под свое знамя, и готовится вести их на завоевание новых земель и городов…
— Что?
— Да-а, он был бы хорошим правителем, он умеет зажечь сердца.— Хайрас уважительно цокнул языком.— Если Богиня изберет его…
— Почему бы и нет, если он такой достойный человек,— заметила Соня и опять прислушалась: звуки были все громче, и все явственнее походили на крики о помощи и звон оружия. О, как ей это было знакомо! Но сейчас она была путником, а не разбойником. Хайрас, по-прежнему ничего не замечая, продолжал:
— За этим молодцом тянется какая-то кровавая тайна. Никто ничего не знает о его семье и откуда он пришел. Но он уже давно собирает отовсюду мастеров по постройке осадных орудий — нельзя же завоевывать города только с луками да копьями!..
Но Соня уже мчалась вперед, нахлестывая своего белоснежного Лизимаха. Хайрас пустился за ней вдогонку.
Они подоспели вовремя: задержись они еще хоть немного, помогать было бы уже некому. Ведь что может сделать один человек против целой шайки разбойников? А пытался оказать сопротивление лишь огромный толстяк, закованный в латы, размахивающий что было сил своим мечом и выкрикивающий зычным басом проклятия. Двое его спутников, высокий сутулый старик с неприветливым лицом и красивый юноша без кровинки в лице, жались к большому камню за его спиной. Соня сразу поняла, что на них рассчитывать не придется, а у ирла уже сочилась кровь из-под забрала: метко брошенный из пращи камень пробил его шлем и рассек бровь, кровь из которой теперь заливала ему глаза, мешая смотреть. Разбойники атаковали его, как свора собак медведя, оглашая лес радостными воплями в предвкушении добычи.
Спасти несчастных путников могло только чудо. Злодеи с вожделением посматривали на сундучки и котомки у ног дрожащего юнца, который, зажмурив глаза, бормотал срывающимся голосом молитвы. Еще напор — и добыча по справедливости достанется сильнейшим!
Соня летела во весь опор. Она успела лишь один раз выстрелить из лука, раздробив затылок одному из нападающих, и через миг уже оказалась в гуще схватки. Ее яростный вопль внес сумятицу в ряды разбойников, чем она и не преминула воспользоваться. Меч сверкнул в воздухе, как молния, и тут же обрушился на головы злодеев. Кровь брызнула ей в лицо, на одежду, но она лишь смеялась, скаля белые зубы. Кони храпели, визжали, сшибались друг с другом, кричали раненые, и эти звуки боя были сладостной музыкой для ушей девушки. Она, привстав на стременах, рубила со всего плеча, рассекая податливые тела, а тут и Хайрас подоспел. Подхватив с земли кем-то брошенную саблю, он поспешил вволю напоить ее кровью. И очень скоро все было кончено: жалкие остатки шайки поспешили убраться восвояси, бросив своих убитых и умирающих дружков. Впрочем, последним Соня не дала долго мучиться: ока быстро прикончила раненых, и после этого принялась тщательно вытирать свой меч пучками сорванной травы.
Юнец так и стоял, зажмурившись, пока старик не шепнул ему что-то. Тогда он приоткрыл глаза, оказавшиеся дивного густо-синего цвета, и с немым восторгом уставился на Соню, которая в это время обменивалась крепким рукопожатием с могучим ирлом:
— В бою ты настоящий лев, доблестный ирл! Я полагаю, что ты легко управился бы с этими разбойниками и без нас!
— Агилульф. Зови меня Агилульф.— Толстяк задорно сверкал подбитым глазом и топорщил усы.— Конечно, я бы управился с этими шакалами, если бы кровь не мешала. Так что не умаляй своей заслуги: я готов биться об заклад, что, если бы не ты, эти негодяи уже перебили бы моих друзей, а меня, как рака в панцире, поджарили бы над костром!
