И не сразу он решился коснуться ее. От нее веяло чем‑то нездешним настолько ясно, что ощутил даже не слишком чувствительный к таким вещам воевода. Да живая ли она?
С десяток его отроков столпились вокруг, но подойти ближе никто не решался. Красовит махнул рукой, чтобы сбегали позвали Лютомера, а сам наклонился, вгляделся в лицо лежащей. Нет, вроде дышит.
– Эй! – Он взял ее за плечо. – Ты жива?
Лютава открыла глаза так резко, что он от неожиданности отшатнулся; она подскочила, а Красовит безотчетно вновь подался ближе и схватил ее за руки. Лютава рванулась, но он держал крепко. Тогда она вдруг замерла и расслабилась, будто по‑настоящему очнулась только сейчас.
– Пусти! – выдохнула она.
Красовит выпустил ее и разогнулся. Только сейчас он заметил, что на ней нет пояса, и сердце оборвалось. Да Лютаву ли он нашел? Или русалка морочит?
– Вы откуда здесь? – Она огляделась.
– Да тебя ищем, будто гриб какой! Весь лес обшарили! Как ты, девка, в такую глушь загуляла‑то?
Лютава снова вздрогнула и лихорадочно огляделась.
– А где… – начала она. – Не видали…
И заметила ржаной сноп, на котором почти лежала. Отшатнулась, осмотрела его, осторожно провела рукой по влажным колосьям. Коснулась пояса, которым тот был перевязан.
– От что! – Тут и Красовит сообразил, что казалось ему таким странным. – Ты в небе, что ли, сноп нажала? Везде еще зеленя́, а у тебя рожь спелая! Там, в Занебесье, к солнышку поближе, потеплее, видать, все доспевает раньше.
– В небе… Ой! – Лютава медленно закрыла лицо руками.
Даже при воспоминании о вчерашнем ее пробирала дрожь и все перед глазами снова начинало нестись и кружиться.
Наконец она открыла глаза и протянула Красовиту руку, чтобы поднял.
– И сноп возьмите, – кивнула она отрокам. – Только несите осторожно, чтобы ни колоска не выронить.
Она попыталась сделать шаг, но застонала: болела каждая косточка, ныл шрам под коленом. Красовит вздохнул и взял ее на руки. Лютава привалилась головой к его плечу и закрыла глаза. Она была так измучена, что ее волновало лишь одно: как бы поменьше шевелиться самой.
* * *
В Щедроводье Лютава велела нести сноп в овин. Потом выпроводила всех. Постояла, глядя на свою добычу. Получилось, не получилось? Раздобыла она невесту для Мысляты и мать будущей ведуньи, новой Лесавы, или Навь обманула ее, подсунула невесть что?
Но гадать без толку. Лютава проверила, на месте ли мешочек с кудесами, мысленно призвала кудов быть наготове и, собравшись с духом, развязала узел пояса на снопе.
Сноп рассыпался колосьями… и пропал. Вместо него на земляном полу овина лежала девушка среднего роста, с довольно миловидным скуластым лицом и тонкими бровями. Русые волосы разметались, а сорочка и понева были те же, в которых Честиша‑Росалинка несколько лет назад отправилась с матерью на сенокос.
Ореховые глаза ее были открыты и в изумлении смотрели на Лютаву.
– Ай! – от неожиданности вскрикнули они одновременно одинаково хриплыми голосами.
И тут дверь овина распахнулась и внутрь влетели человек пять‑шесть Любомовых родичей с бабой Твердомой во главе. Лютава велела всем уйти, да и боязно было присутствовать при сотворении чаровных хитростей, но любопытно, поэтому все сторожили под дверью. А услышав два голоса там, куда вошла одна девушка со снопом, кто‑то от испуга не удержался на ногах, упал на другого, тот – на дверь…
– Росал… – начала изумленная Озарка.
Лютава метнулась к ней и зажала рот ладонью.
– Молчи! – прикрикнула она на ошалевшую бабу. – Звать ее – Честобожа. Тех, у кого она была, при ней больше называть нельзя. Никогда. Поняли?
Все закивали.
– А если еще раз их помянете, Честиша ваша вновь в лес уйдет – и тогда уж никакого ей спасенья не будет.
Охающие женщины повели Честишу в баню. Озарка рыдала и причитала, а остальные торопились поскорее очистить возвращенную из леса, а заодно и посмотреть, не отрос ли у нее за это время хвост или еще чего такое. Лютава собиралась с ними, но сперва зашла к Твердоме за чистой сорочкой.
Возле избы ее ждал Лютомер.
– Ну, как ты, жива? – Он обнял ее, но Лютава вдруг вскрикнула.
– Ой! Больно, – пояснила она в ответ на изумленный взгляд. – И спина чешется.
– Кто ж тебя бил?
– Леший и бил. Сейчас схожу в баню, авось полегчает.
Они вошли в избу, Лютава направилась к укладке, на которой стоял короб с ее пожитками.
– Покажи, что там у тебя? – Лютомер подошел сзади. – Сильно досталось?
Лютава стянула сорочку со спины.
Лютомер протяжно просвистел.
– Все так худо? – спросила она, думая, что вся в синяках.
– Пес твою мать…
По голосу брата она поняла, что все не просто худо, а совсем худо.
Лютомер медленно поднял руку и погладил ее по спине.
– В баню ты, родная, не пойдешь… – задумчиво пробормотал он.
По спине Лютавы, вдоль всего позвоночника, тянулась темная полоса. А когда Лютомер к ней прикоснулся, то ощутил мягкие и в то же время упругие волоски.
– Что такое? – Лютава завела руку назад, осторожно коснулась своей спины… и замерла от неожиданности, обнаружив нечто такое, чего там быть никак не должно.
Вместо гладкой девичьей кожи она наткнулась на волчью шерсть. Вдоль хребта – от шеи до пояса и чуть ниже.
Леший все же успел отомстить ей за похищение невесты. Другая от его прикосновения навек превратилась бы в зверя и пополнила лесные стада, но в Лютаве он смог лишь пробудить глубоко запрятанную природу волчицы, и без того жившей в ней. Но теперь звериный дух вышел наружу.
Онемев, Лютава села на лавку. Уж чего только она не повидала за последний год, но это… Даже у Лютомера не имелось никаких внешних признаков его оборотничества. А у нее теперь есть…
От потрясения ее зазнобило. Лютомер сел рядом, обнял ее и прижал к себе, пытаясь унять дрожь.
– Это что же мне теперь… на весь век? – стуча зубами, еле выговорила она.
– Или до замужества. Как водится.
– Ох, матушка! – Лютава закрыла глаза и уткнулась ему в шею, чтобы не видеть белого света. – Да кто же на мне женится? Кто серую волчицу в жены возьмет?
– Кому на роду написано, тот и возьмет! – Лютомер немного пришел в себя и усмехнулся. – Вот и посмотрим, кому смелости хватит. А трусливый зять мне даром не нужен!
Наверное, даже мать, волхва Чернава, не ждала возвращения Ярко с таким нетерпением, как его двоюродный брат Доброслав. Честолюбивый и упорный, сын покойного Святомера не собирался уступать двоюродному брату власть над вятичами и знал, что многие из рода и округи его поддержат. У обоих молодых наследников были свои сторонники: Ярко был сыном старшего брата, Доброслав – младшего; но Ярко моложе и до сих пор числился в отроках, а Доброслав – уже зрелый муж, отец пятерых детей. Но все сходились в одном: жить без князя более невозможно. Не позднее окончания жатвы тот должен быть провозглашен.
