Я видел, как зрачок в его глазах расширяется и меняется выражение лица с хмурого на удивленное.
— Ррри-ингольд, — он протянул мое имя, как будто боялся поверить в то, что говорит. Я лишь кивнул.
— Малыш Рингольд, ты так похож на отца и своего, — здесь он скривился, — братца. Раньше у тебя были ее глаза, а сейчас… И шагнул ко мне навстречу, распахивая объятья.
— А ну иди сюда, маленький ты паршивец, я тебе все ребра пересчитаю, говно ты рыбье.
И меня заключили в объятия, так, что, как и было обещано, заскрипели ребра и вырвался воздух из легких, а обратно я уже не мог вздохнуть, оставалось только хрипеть. Его хватка не намного уступала хватке Эскеля, вот не обделила его природа силушкой. Спустя вечность меня отпустили, и я смог вздохнуть.
Тут уже мне пришёлся удар по плечу, так что у меня немного подогнулись колени. М-да дядюшка свою силу совсем не сдерживает или действительно просто рад видеть меня? Я улыбнулся и немного прикрыл глаза. Это чертовски приятно, когда тебе рады, просто рады. Открыв глаза, я успел заметить, как пацанёнок захлопнул открытый рот, но он все так же продолжал, вылупившись, смотреть на меня.
— Эй, Харальд, режь барана, а ты, — он обратился к другому мужчину, — доставай бочонок с медом из тех самых.
— Хельга, Далия, где вас носит? Накрывайте в общем доме, у нас праздник, племянник вернулся.
— Долго тебя не было, — дядюшка обратился ко мне, — мы ведь хотели за тобой ехать, — его голос стал совсем безэмоциональным, — ладно, об этом потом поговорим, — он махнул рукой. И, держа меня за плечо, повел к воротам.
— Дядя, позволь представить тебе своего товарища Данральда, будущего друида из клана Брокваров, если бы не он, я бы еще нескоро сюда добрался.
— Хм, — он окинул Данральда взглядом, — твой друг будет всегда желанным гостем в моем доме и в доме моих сынов.
Толпой мы направились в общий дом, пока шли, я разглядывал поместье. Было много разных построек, лодочные и обычные сараи, кузня, большой дом, я так понимаю, там и живет дядя со своей семьей, еще пару домишек. А посередине располагался как раз общий дом, большое вытянутое здание, а крышу ему заменяла перевернутая ладья. Аутентично.
Зайдя в дом, я огляделся, очень уж напоминал таверну, в которой я был. Так же очаг, сложенный посередине, и слуховое окно над ним, столы, которые окружают этот большой очаг из камня. А так во всем доме было еще два маленьких очага. В большом едва тлел огонь, и туда подбрасывали дрова, растапливая его. На стенах висели топоры и копья, а так же щиты.
Расположившись за столом с дядюшкой и его сыном, Данральд сел подальше.
На стол начали ставить разную снедь, вяленую и копченую рыбу.
Не успел опомниться, как на столе появился большой рог, литра на три, и туда как раз наливали из бочонка медовуху, пахло изумительно.
Арне поднялся, держа этот рог в руках.
— Сегодня вернулся мой племянник, которого я не видел почти пятнадцать лет, — он приподнял рог над головой, — выпьем за то, чтобы мы всегда возвращались домой, и где бы нас ни носило, по каким бы краям и морям мы ни ходили, нас всегда ждали дома, на Скеллиге. За Скеллиге и за моего племянника.
Он сделал пару глотков и передал свой рог сыну. Тот так же его приподнял и отпив передал мне.
Взяв рог с медовухой, я принюхался, пахло медом и разнотравьем, приложившись к нему от души, передал Данральду и дальше уже за ним не следил.
Пьянка потекла своим чередом, притащили освежёванного барана и на большом вертеле начали жарить прямо на очаге.
Дядя же с меня не слезал, выспрашивая, где был, что видел и с хрена ли я так долго возвращался домой, от вопросов же моих он уходил, говоря, что после поговорим, сейчас рано.
Да и с братцем познакомился, звали его Свейн, ага, что означает мальчик, мальчик он и есть. У меня сложилось впечатление, что он на всех смотрит с легким презрением, как будто ему все должны.
— Рингольд, вот я слышал, что ведьмаки лучшие войны, — завел он разговор, он весь вечер пытался меня как-то подначить.
— Я тоже слышал, Свейн, что такое говорят, — покивал ему в ответ.
— А сам что думаешь? — не отставал он.
— Что здесь думать, говорят и пусть говорят, мне-то что.
— Врут, значит, люди, так получается, — и с ехидцей посмотрел он на меня.
— А мне откуда знать, врут или нет, люди многое говорят, и не всему надо верить, — вот не хотелось мне с ним конфликтовать и портить такой хороший вечер. Вкусная медовуха и еда, тепло. Но нарывается же. А дядя делал вид, что не смотрит в нашу сторону, но прислушивался точно.
— Вот я так и знал, что ваша слава раздута, — он даже хихикнул.
— Тебе виднее, много пожил, много видел, — иронию и смех я и не прятал в голосе.
Парень весь покраснел, в глазах злость. Еще бы, и от отца оплеуху получил на людях, и сейчас насмехаются. Какая жалость. Сам виноват, дурачок.
Он крепко сжал кубок.
Я же отвернулся и глянул на спящего Данральда, который сложил руки на столе. Само застолье уже стихало, народ расходился.
— Рингольд, — ко мне обратился дядя, — пошли прогуляемся.
— Пойдем, подышим, — я выбрался из-за стола и направился за ним.
Мы шли в полной тишине к выходу из поместья, но не к тому, через который пришли, а к другому, со стороны моря.
Подошли к причалу, на котором стояло суденышко и пара лодок была привязана к столбам.
— Знаешь, Рингольд, когда я вернулся и узнал о произошедшем с твоим отцом, я горевал вместе со своей сестрой о смерти ее мужа, хотя, если честно, отношения у нас были напряженные, да и не любил его я, чего уж, и он отвечал мне взаимностью. Но он был достойным мужем, — голос его был тих и спокоен.
— Мы даже хотели идти с сестрой за тобой, как там это место называется?
— Каэр Морхен.
— Да, точно, в него. У меня были тогда срочные дела в Вердене, и решили, когда я закончу, пойдем за тобой. Вот только когда я вернулся, ее уже не было в живых.
— В походе я рану получил и решил отложить это дело на потом. А там пошли напряженные отношения с Друмондами, и, в общем, я уже не мог оставить остров.
Я же стоял и внимательно слушал дядю, он оправдывался передо мной за смерть мамы, за то, что не появился в Каэр Морхене и не забрал меня, Рингольда.
Я стоял молчал и смотрел на звезды, которые начали появляться на небе, дядя же думал о чем-то.
— Дядя, расскажи о маме, я ее почти не помню, забыл, — а перед глазами встал образ рыжей девушки, которая держала за руку маленького Рингольда.
— Она младше меня на две зимы, и когда мы подросли, мне порой казалось, что это она старшая, опекала, заботилась обо мне. Тихая, спокойная и всегда улыбчивая. С ее лица никогда не сходила улыбка. Она была сильная, Рингольд, очень сильная. И когда было принято решение об объединении в клан, и ей пришлось выйти за муж за твоего отца, она восприняла это как должное. А я тебе так скажу, отношения между нашими семьями всегда были напряженные, мы постоянно делили этот остров. Между семьями была даже кровь, и не один раз, до войны не доходило только чудом. И вот она ушла в другую семью, где ее, мягко говоря, не любили. А потом родился ты и должен был стать той связью, что объединила бы семьи и из двух сделала бы единый клан.
— Из-за того, что ярлом острова был назван твой отец, и из-за того, что я ему должен был подчиняться, что мне не нравилось, я все время старался проводить в походах да в торговых делах.
— Как она умерла?
— Меня тогда на острове не было, в Верден ходил. Когда вернулся, узнал, что она в обрыв сорвалась и о камень голову разбила. Я сначала думал, убил ее кто, но туда ходили, смотрели, не было рядом чужих следов, только ее женских сапожек и все.
Теперь и мне пора пооткровенничать.
— Знаешь, дядя, я мало что помню. Но помню только, что никуда я не убегал, а о своем по беге я уже успел наслушаться. Олаф, — здесь, не удержавшись, я хмыкнул, — братец мой тогда, после похорон отца, принес какой-то напиток, я его выпил. А дальше было уже знакомство с ведьмаками. Да и, как мне потом стало известно, он сам просил, чтобы меня увезли, не знаю, может, денег дал, может, ведьмак пожалел меня.
