Но Кейн покачал головой.
— Я пойду на восток, — сказал он.
На том и расстались. Низко поклонившись ему, спасенные пленники пустились в долгий путь обратно на родину. А Кейн поднял на плечо посох, бывший когда-то жезлом фараонов, Моисея и Соломона, а еще прежде них — скипетром безымянных властителей Атлантиды. Повернувшись на восток, он бросил последний взгляд на гробницу, которую тот, другой Соломон когда-то возвел с помощью таинственных сил. Черная глыба камня по-прежнему мрачно высилась на фоне звездного неба, но отныне и до скончания веков в ней будет жить лишь тишина.
Дети Ашшура
(Неоконченное)
Соломон Кейн вздрогнул и раскрыл глаза в темноте. Первым его движением было подхватить оружие, неизменно лежавшее рядом с ним на куче звериных шкур, которые составляли его ложе. Что его разбудило? Уж во всяком случае, не сумасшедшая барабанная дробь, которую выбивал тропический ливень по кровле хижины, крытой широкими листьями. И не раскаты грома, сливавшиеся в непрестанный грохот. Звуки, достучавшиеся до сознания Кейна, были совершенно иного свойства. Сквозь шум африканского ливня явственно доносились страшные крики мучительно умиравших людей и лязг стали. Что-то нехорошее происходило в туземной деревне, давшей ему приют на время грозы. И, судя по звукам, дело весьма смахивало на вооруженный набег.
Шаря в поисках верной рапиры, Соломон мимолетно задумался о том, кому могло взбрести в голову нападать на деревушку посреди ночи, да еще в этакую пропасть. Рядом с рапирой лежали и пистолеты, но Кейн оставил их на месте. Дождь хлестал сплошными потоками, и англичанин знал, что пистолеты окажутся бесполезными: ливень мгновенно промочит в них порох.
Укладываясь спать, Соломон снял только плащ да мягкую фетровую шляпу. Он не стал тратить время на то, чтобы их подхватить, и сразу кинулся к двери. Как раз в этот момент ветвистая молния располосовала над ним небо. Вспышка мертвенного света озарила силуэты людей, сцепившихся между хижинами в рукопашной. Отражения молнии на мечущихся стальных лезвиях нестерпимо резанули глаза. Рев бури не мог заглушить крики чернокожих жителей деревни… и еще чьи-то низкие голоса, выкрикивавшие нечто на незнакомом Кейну языке.
Выскочив из домика, пуританин сейчас же ощутил прямо перед собой человеческое присутствие; почти сразу небо снова с ужасающим грохотом разверзлось, залив все вокруг потусторонним синеватым светом. В этот краткий миг Соломон сделал стремительный выпад и… почувствовал, как рапира в его руке выгибается дугой, встретив препятствие. Он успел заметить тяжелый меч, опускавшийся ему на голову. Потом перед глазами фонтаном хлынули искры гораздо ярче любой молнии. А следом все затопила тьма — еще более непроницаемая, чем даже ненастная африканская ночь.
…Над насквозь промокшими джунглями занимался бледный рассвет, когда Соломон Кейн зашевелился и, приподнявшись, сел в луже, разлившейся перед хижиной. В волосах у него запеклась кровь, голова болела и слегка кружилась. Кейн усилием воли стряхнул дурнотное состояние и поднялся на ноги.
Дождь давно прекратился, небеса были ясными. А над селением распростерлась тишина, и Кейн, оглядевшись, увидел, что деревня в буквальном смысле слова вымерла. Повсюду валялись бездыханные тела мужчин, женщин, детей. Они лежали на улицах, на порогах жилищ, внутри хижин, многие из которых были разметаны и прямо-таки снесены: кто-то крушил их то ли в поисках спрятавшихся жертв, то ли из простой жажды разрушения. Кем бы ни были ночные налетчики, вряд ли они увели с собой много пленников. Еще более странно, что они не позарились ни на копья, ни на топоры, ни на кухонные принадлежности и пернатые головные уборы побежденных. Этот факт, казалось бы, говорил о том, что набег совершило племя, далеко превосходившее простодушных туземцев и ремеслом, и культурой. Так или иначе, они, как вскоре выяснил Кейн, утащили с собой всю слоновую кость, которая попалась им на глаза. Равно как и его оружие: рапиру, кинжал, пистолеты, пороховницу и кошель с пулями. Заглянув в хижину, в которой ночевал, Кейн не нашел там ни плаща, ни своей шляпы. Пропал и посох — остроконечный, покрытый странной резьбой, увенчанный головкой кошки посох, когда-то подаренный ему его другом и побратимом Нлонгой, колдуном вуду с западного побережья.
Кейн стоял посреди разоренной деревни, пытаясь осмыслить случившееся, и в голову ему приходили самые странные мысли. Он вспоминал свои разговоры с местными жителями вчера вечером, когда он вышел к деревне из джунглей, исхлестанных бурей. Нет, ничего такого, что могло бы пролить свет на происхождение таинственных грабителей, туземцы ему не сообщили. Они и сами еще как следует не освоились в здешних краях, потому что явились сюда, в общем, недавно и издалека, гонимые более могущественными враждебными племенами. Они были простым и добросердечным народом. Как гостеприимно они провели его, мокрого и усталого, под свой кров, как сердечно поделились всем, что составляло их скромный достаток!..
Сердце Кейна горело гневом на их неведомых погубителей. Но едва ли не жарче гнева жгло Кейна ненасытное любопытство, это извечное проклятие думающих людей. Ибо минувшей ночью его глазам предстала тайна. Яркая вспышка молнии позволила ему на долю секунды увидеть свирепое чернобородое лицо — лицо белого человека. Здравый смысл, однако, утверждал, что на многие сотни миль окрест белого человека, кроме самого Кейна, не было и в помине. Даже арабских охотников за рабами. Разглядеть хоть сколько-нибудь подробно одежду чернобородого англичанину не удалось: память сохранила лишь смутное впечатление, что одет он был достаточно странно. А чего стоил меч, который вскользь, почти плашмя, обрушился на его голову и увлек его в небытие! Да он же ничего общего не имел с примитивным оружием местных племен!..
Кейн еще раз обвел глазами земляную стену, окружавшую деревню, и бамбуковые ворота, которые захватчики изрубили в мелкие щепки. Было похоже, что ливень унялся, как раз когда они двинулись в обратный путь: уходившие оставили после себя широкий утоптанный след, что тянулся через проломленные ворота и далее в джунгли.
Соломон подобрал с земли туземный топорик, валявшийся неподалеку. Он еще посмотрел, не было ли где тел неизвестных людей, но не нашел ни одного. Если кто-нибудь из них и погиб в битве, видимо, павших унесли с собой их сотоварищи. Соломон Кейн набрал листьев и соорудил себе из них шляпу, чтобы безжалостное солнце не так пекло голову. А потом, миновав снесенные ворота, он углубился в джунгли, насквозь промоченные дождем. Неведомое властно манило его.
