– А во что веришь ты?
– Понемногу начинаю верить в тебя, – сообщила Лили и хихикнула. – В четыре года я ужасно боялась привидений и однажды увидела в темном коридоре жуткий призрак. Перебудила своим криком весь дом. Мама тогда долго успокаивала меня. Мне кажется, она и лауданум начала принимать, чтобы не поверить случайно во что-то плохое. Лео…
– Да?
Я ожидал встречного вопроса о своем таланте, но вместо этого Лилиана попросила:
– Поцелуй меня и скажи, что все будет хорошо.
– Я никому не дам обидеть тебя.
– Так, значит, мне не выступать?
– Нет. И не думай даже. Я все улажу.
– Что тут можно уладить, Лео?!
– Спи! – шикнул я. – Утро вечера мудренее. Так у нас говорят.
– Как скажешь, любимый.
Лилиана сладко зевнула и вскоре задремала, а я так и лежал, вслушиваясь в скрипы и шорохи старого дома. На первом этаже отбили двенадцать раз часы, я расслышал звон, уже проваливаясь в сон. А потом – клац! – и по нервам ударил приглушенный металлический лязг.
Сердце ушло в пятки, оттуда прыгнуло к горлу и заметалось как безумное в груди, но я задавил панику и вскакивать с постели не стал. Вместо этого, стараясь не разбудить Лилиану, выбрался из-под простыни, нашарил в сброшенной на пол одежде кольт и аккуратно оттянул большим пальцем спицу курка. Тихий щелчок Лили не услышала.
Одеваться не стал, двинулся на выход, как был – в чем мать родила. Звук не походил на попытку злоумышленников сдвинуть засов входной двери или взломать одну из рам, скорее, напомнил лязг дверцы клетки с удавом.
При мысли об этом спину покрыла испарина, я беззвучно выругался и заглянул в спальню напротив. Никто там не прятался, окна оказались закрыты.
По скрипучей лестнице я спустился на первый этаж, прошел через гостиную – порядок! – и осторожно скользнул в кухню. Скользнул – и сразу помянул нечистого. Клетка на столе стояла с распахнутой дверцей, удава в ней не оказалось.
Немалых размеров гадина – не лучшее домашнее животное, но побег удава, особенно удава сытого, вовсе не повод для паники. Управлялась с ним Лили, справлюсь и я. Главное только отыскать зверюгу, прежде чем она уползет к соседям.
На лестнице в подвал что-то зашуршало, и я двинулся в ту сторону, стараясь не шлепать босыми ступнями по доскам. Жалея, что не удосужился хотя бы натянуть штаны, перехватил рукоять двумя руками, прижал пистолет к груди и осторожно заглянул на лестницу. Первое, что увидел, – грязную и заскорузлую пятку.
Человеческую.
Резко отступив, я спрятался за простенок и шумно перевел дух. Неизвестный на ступеньках и пропавший удав могли быть никак не связаны друг с другом, но мне почему-то в это совсем не верилось. Я быстро вернулся на лестницу и обвел пистолетом захламленное нутро подвала. Там никого не оказалось.
А вот на лестнице… На лестнице лежал чернобородый индус в просторной темной рубахе и шароварах. Лежал и не дышал. Сложно дышать, когда вокруг шеи у тебя обвился удав.
Забрался в дом, вытащил удава, тот дотянулся до шеи и придушил, заставив случайно свалиться в подвал?
Возможно, кого-то другого подобное объяснение и устроило бы, только не меня. Я опустился на корточки и просунул ладонь под голову мертвеца. Пальцы сразу угодили во что-то липкое. Причиной смерти стало не удушение, а проломленный затылок.
– Драть! – послышалось из темного угла, и на сундук взобрался беловолосый лепрекон. – Такую инсценировку испортил! – И коротышка похлопал себя по ладони надетым на правую руку кастетом сыщика. – Утром крику было бы…
– Труп в сундук, удава в клетку! – приказал я, и тут наверху хлопнул пистолетный выстрел и раздался пронзительный женский визг!
– Драть! – подпрыгнул от неожиданности лепрекон, а я развернулся и со всех ног метнулся на второй этаж. Взбежал по лестнице и чуть не столкнулся с Лилианой, голой и с дымящимся пистолетом в руке.
– Там! – вскрикнула она, бросаясь мне на шею. – В спальне! Я его застрелила!
В любом другом случае я бы только порадовался столь страстным объятиям обнаженной красотки, но сейчас было откровенно не до того.
– Тихо! – потребовал я тишины, отстранил Лили и заглянул в спальню. На ковре лежал индус с дырой во лбу. Крови было совсем немного, широко распахнутые глаза мертво уставились в потолок.
– Я проснулась, тебя нет, – начала причитать Лилиана. – Перепугалась, достала из сумочки пистолет, и вдруг – он…
– Ты все сделала правильно, – уверил я, обнял Лили и забрал пистолет. – Ясно?
– Ясно, – кивнула Лилиана, до сих пор потрясенная нападением.
– Прикройся чем-нибудь, – потребовал я и сам принялся натягивать брюки. Затянул ремень, кольт засунул сзади. Металл неприятно похолодил кожу, но ничего менять не стал, лишь накинул сверху сорочку. Затем ухватил мертвеца под мышки и поволок тело к лестнице. – Не отставай! – позвал замешкавшуюся Лилиану.
Она выскочила из комнаты с простыней в руках и поспешила следом.
Нисколько не церемонясь с покойником, я стащил его на первый этаж и бросил на кухне, а там лепрекон указал на взломанную оконную раму.
– Драть, не заметил!
Я ухватил его за шиворот, оторвал от пола и рыкнул:
– Шампанское! Быстро! – и выкинул коротышку на улицу.
– Что происходит, Лео? – присоединилась ко мне Лилиана.
– Все в порядке.
– Мне страшно!
– Все будет хорошо, – пообещал я.
– Как – хорошо?! Я человека застрелила!
– Тсс! – прошипел я, притянул Лилиану к себе и поцеловал в губы. – Ты нас спасла. Ты меня спасла, понимаешь? Он убил бы нас обоих.
Убрав маузер в верхний ящик кухонного стола, я ухватил индуса с дыркой во лбу и оттащил его в подвал. Когда вернулся, Лилиана уже превратила простыню в некое подобие римской тоги.
– Почему клетка пустая? – прошептала она.
Ответить я не успел: требовательно постучали в дверь.
– Откройте, полиция!
И сразу за окном послышалось:
– Пст!
Уж не знаю, где лепрекон умудрился раздобыть шампанское, но он нас буквально спас. Я ухватил протянутую бутылку, размотал проволоку и крутанул пробку.
Хлоп! – из горлышка хлестанула пена.
И снова – стук в дверь!
– Откройте немедленно!
Застегнув на пару пуговиц сорочку, я отодвинул засов, но полицейским в дом зайти не дал, встав на пороге с бутылкой в руке.
– Оп! – пьяно выпучил глаза. – Господа, а мы вас не звали!
Лилиана с вовсе даже непритворным визгом скрылась в гостиной.
Бутылка шампанского, полуголая девица…
Констебли понимающе переглянулись, но приносить извинения не стали.
