его вечный покой. А ведь… верно. Так почему же он все-таки открыл глаза и возвратился в мир людей?
Но едва Шэн Линъюань задался этим вопросом, как висок пронзила резкая боль. Древний демон нахмурился, сетуя про себя, что его останки вскормили уж слишком хорошо – вернулась даже прижизненная мигрень.
Тем временем Сюань Цзи окончательно пал духом. Он уже не сомневался, что Владыка людей никогда не был простым смертным.
Сам он рассуждал так: император У, также известный как Шэн Сяо, умер три тысячи лет назад. Даже если допустить, что с помощью какой-то старинной техники, названной «вскармливанием трупа», можно вернуть мертвецу прежний человеческий облик, все равно это будет только видимость, а по факту – такой же оживший труп. Когда человек умирает, его души-хунь и души-по, скорее всего, рассеиваются без следа. Ну а призраки и фантомы, которых принимают за души умерших, – не более чем пустые мечтания, горькие попытки самообмана. К тому же человеческое тело вовсе не оболочка какая-то, не шкурка, которую легко можно скидывать и надевать по своему желанию. А тут мало того, что его величество без труда вселился в нефритовую куклу, так потом с ударами молний так же без проблем покинул ее и перенесся в останки своего родного тела. Причем проделал все это играючи, текуче, как умеют разве что дым и облака… Вдобавок в «Дунчуаньской книге шаманов» говорилось, что из всех живых существ на такое способны только чудовища-жэньмо… Но ведь император У вышел из людей… Как так обернулось, что он ступил на темный, неправедный, путь? Что же все-таки упустили летописцы древности, сочиняя свои пресные свидетельства?
Тут обычно приветливое выражение окончательно стерлось с лица Сюань Цзи. Держаться на позитиве он уже никак не мог. Затаив дыхание, он нерешительно спросил:
– А мой предок… кем вам приходился?
Может, старым другом? А иначе зачем столько напрягаться, чтобы вскормить труп какого-то знакомца?
К тому времени колющая боль в виске охватила уже всю голову Шэн Линъюаня. Стараясь не обращать на нее внимания, он улыбнулся и несколько уклончиво, но терпеливо объяснил:
– Наше тело не боится ни огня, ни воды, ему можно найти много применений. И знай, что твой предок был поистине выдающейся, талантливой и смелой личностью…
Сюань Цзи неожиданно глубоко уязвил тон, в котором Шэн Линъюань описал его предка. Каждое слово буквально сочилось ядом… У Сюань Цзи от гнева аж потемнело в глазах, но следом он понял, что обижаться не имеет смысла: сам император У вошел в историю как одинокая звезда Тяньша. Он убил учителя, погубил своих близких, за всю жизнь не имел ни родных, ни друзей, и чужие домыслы о нем определенно имели почву. Так что этот укол – попытка не выместить злобу на нем, Сюань Цзи, а скорее припомнить недобрым словом его предшественника, жившего три тысячи лет назад, после которого даже изображения не осталось. К тому же у современной молодежи давно нет культа предков. Проклинай хоть до восемнадцатого колена – никто и ухом не поведет. Какая разница, кто был до тебя и что делал?
Вот только как бы ни убеждал Сюань Цзи себя, а на душе было погано. Словно кто-то предал его верную дружбу… От этого мрачного чувства у него сперло дыхание…
Но тут какой-то гомон привлек его внимание. Кажется, это кричали шаманы, столпившиеся у подножия горы.
Собравшись с мыслями, Сюань Цзи перевел взгляд на толпу и увидел, как несколько человек с факелами подбежали к рослому мужчине, который быстро поднимался на гору. На спине он явно кого-то нес и еще издали начал кричать своим соплеменникам, подзывая к себе. Сюань Цзи опять же не понял ни слова, но догадался по интонации, что мужчина зовет на помощь. Эти крики разбудили весь клан, и в круглых домиках по обеим сторонам тропки стали зажигаться фонари. С возвышенности, на которой стоял Сюань Цзи, ему виделось, что огоньки выстраиваются чуть ли не в единую цепь и торопливо карабкаются вверх по склону. Постепенно на крылечках грибовидных домов стали появляться еще заспанные и кое-как одетые люди. Прошло всего ничего времени – а покоя и тишины как не бывало.
– Это… – начал было Сюань Цзи.
– Это я, – шепотом пояснил Шэн Линъюань. – Мужчина впереди – старейшина тех времен. И на спине он несет меня.
Тут из соседней рощицы послышался шорох. Наклонившись, Сюань Цзи увидел, как чья-то головка показалась из зарослей. Это был мальчик лет семи или восьми – как раз в таком возрасте, когда от ребенка даже собаки шарахаются. На голове – спутанные косички, а большие глаза чем-то напоминают виноградины.
Разглядев ребенка, Сюань Цзи невольно дернулся в сторону, а когда понял, что это воспоминания, следом пожаловался:
– Вот напугал! Очень уж похож на тот оживший труп…
– Гм, – хмыкнул Шэн Линъюань, и его взгляд остановился на ребенке. Немного подумав, он согласился: – Да, это и есть Алоцзинь.
– Что?..
Тем временем мужчина со своей драгоценной ношей как раз добрался до них и прошел мимо, направляясь к дому на вершине, и так Сюань Цзи смог хорошенько рассмотреть прячущегося на спине ребенка. Это был тщедушный слабый мальчик с такими длинными руками и ногами, что казалось, будто его тело не поспевает вслед за ними расти. Большая голова едва держалась на тоненькой шее. Ребенка плотно закутали в плащ. Из его складок выглядывали только бледное личико да безжизненно повисшая рука. С пальцев непрерывно капала кровь.
Из дома на вершине вышел некий старик в ритуальных торжественных одеждах и направился навстречу мужчине с ребенком. По одному виду старика Сюань Цзи догадался, что это, должно быть, духовный лидер племени, которого Шэн Линъюань назвал Великим мудрецом.
Постепенно отблески факелов добрались до ворот у дома на вершине, и Сюань Цзи увидел, что на них нет колец – только два камня, установленные в створки. И эти ворота как две капли воды походили на те, что Шэн Линъюань возвел в их общем море сознаний. Получается… это был стиль архитектуры шаманов? Ну, тогда неудивительно, что Сюань Цзи никогда ничего подобного не встречал.
Между тем старик в ритуальных одеждах принял из рук мужчины мальчика, закутанного в плащ. Рядом столпились другие шаманы племени и о чем-то оживленно шушукались. Чтобы посмотреть, чем заняты взрослые, маленький Алоцзинь просочился между ног толпы, но добраться до первых рядов все равно не сумел. Тогда он привстал на цыпочки, чтобы разглядеть пришлого получше, и запищал, словно птичка. Его тонкий голос добавил в общий гомон
