Берлине, — Но Лена и Крис тоже попали под раздачу. Ты хоть знаешь, что с ними случилось?
— Мне было неинте…
На этой фразе вспышка ярости затмила мой разум и, наклонившись, я ударил ему в лицо прикладом винтовки.
Петя дёрнулся и затих, голова упала на грудь.
— Нет, нет, мы ещё не закончили! — процедил я, наклоняясь к бывшему другу, чтобы привести его в чувство — и именно в этот момент он меня подловил.
Не стоило думать, что всё уже позади и я победил — но было уже поздно. Рука Годунова, который секунду назад ещё был в отключке, дёрнулась — и я почувствовал, как к моей шее прилипло что-то небольшое, размером чуть больше фаланги пальца. А через секунду послышался щелчок — и всё тело пронзила дикая судорога, заставив выронить винтовку.
Перед глазами тут же вспыхнула зернистая рябь. Я отшатнулся, почувствовав сильную головню боль. Зрение, фактически, отрубили — всё вокруг заволокли цифровые помехи. Я зарычал, попытался отключить линзы, но быстро понял, что у меня нет никакого контроля над своими устройствами.
Послышался щелчок заблокированной винтовки, а через секунду в ногу вонзилось что-то острое и её ожгла сильная боль. Я отскочил в сторону, услышав, как о бетонную стену дзынькнуло что-то металлическое. Вот ведь @#$%! Кажется, я всё же просчитался.
— Что, Мотя, зрение подвело? — совсем рядом послышался голос бывшего друга, и я едва успел вскинуть руку, в которую тут же вонзился нож. Скрежетнув зубами, я вцепился в атакующего, не давая ему ударить снова, и пнул наугад, попав под колено.
Годунов вскрикнул и отпрянул, а я, наконец, получил возможность снять линзы. Стянув перчатку, сунул в глаз окровавленный палец и, чудом подцепив кусочек нанопластика, сковырнул его, едва не повредив роговицу.
Пятясь вдоль стены, сделал несколько шагов назад, быстро моргая, и успел сфокусировать зрение как раз в тот момент, когда Петя вновь оказался рядом. Чудом успев отклониться, увернулся от ещё одного удара ножом и едва не рухнул на колени, когда он вновь нажал на кнопку небольшого устройства.
Мозг будто насквозь пронзили вращающейся дрелью, и дёрнувшись, я вцепился раненной рукой в прилипший к шее датчик. Тело тут же пронзила новая судорога, пальцы сомкнулись — и с огромным трудом я сорвал хреновину, едва не поджарившую мне мозг.
Правый глаз почти ничего не видел, всё также скрытый за помехами, в голове стучали молоты, и я всё таки пропустил новый замах противника. Клинок Годунова с размаху вонзился мне в грудь, найдя сочленение тонких броневых бластин — и тут же покинул глубокую рану, чтобы через секунду вернуться.
Я отшатнулся, упёрся спиной в стену, едва успел перехватить удар, который должен был оправить меня на тот свет. Острие ножа остановилось в каких-то миллиметрах от «рабочего» глаза.
— Сдох-хни, — захрипел Петя, наваливаясь на меня всем своим весом, — Сдох-хни, тварь! Ты же был мёртв, сдохни снова!
Силы покидали меня вместе с кровью, ручьём льющейся из трёх глубоких ран. Нужно было срочно что-то делать, иначе через минуту или две у меня просто не останется сил, чтобы драться…
Я подогнул колени, чего Годунов явно не ожидал, и мы вместе с ним рухнули на пол. Перехватив руку Пети за предплечье, я с силой вывернул её и боднул бывшего друга в лицо — один раз, другой. Нож выпал из его руки, из разбитого носа вновь хлынула кровь. Я оседлал противника, пытающегося дотянуться до клинка, прижал его и, нашарив валявшийся рядом с нами нож, с силой вогнал его между рёбер бывшего друга.
А затем достал, и вонзил ещё раз, чуть выше — там, где находилась печень.
Петя захрипел, дёрнулся — и обмяк. Его взгляд зацепился за моё лицо и бывший друг попытался что-то прошептать — но не успел. Разбитые губы свело в предсмертной агонии, глаза остекленели, и…
Он умер.
Я перекатился на спину, застонал от сильной боли, попытался подняться.
Получилось лишь с третьей попытки, но это ни к чему не привело — сделав несколько нетвёрдых шагов, я запнулся и с размаху грохнулся на пол.
Повторно подняться уже не получилось.
Попытавшись связаться с Ливэем, я с удивлением понял, что у меня нет доступа к нейрочипу и своему интерфейсу. Вообще ни к чему, чем я привык пользоваться. Позвать омуо тоже не получилось.
Всё вокуг заволакивал мутный туман, постепенно чернеющий. Дыхание замедлилось, боль понемногу уходила.
Что ж… По-крайней мере, я уходил, добившись своего.
«Значит, вот так люди умирают? Тихо и мирно?»
Закрыв глаза, я вздохнул, ощутив в груди сильную боль. Перед мысленным взором встал образ улыбающейся Алисы.
«Вот бы ещё раз увидеть её по-настоящему…» — промелькнула последняя мысль. А в следующую секунду всё вокруг исчезло, и тьма окончательно поглотила меня.
Эпилог. Там, где моё место
Я хочу вылечиться,
Я хочу почувствовать то,
Что мне всегда казалось ненастоящим.
Я хочу отпустить боль, которую чувствовал так долго.
Я хочу навсегда отпустить эту боль.
Я хочу вылечиться,
Я хочу почувствовать,
Что я близок к чему-то настоящему.
Я хочу найти что-то, чего я всегда хотел -
Там, где моё место.
Декабрь 2101 года. Канун Нового года. Москва.
Первое, что я услышал — писк какого-то аппарата у себя над головой. Затем донеслись взволнованные голоса, разобрать которые не получилось, чьи-то шаги и шорох ткани. Через несколько секунд я почувствовал холод, а затем — тёплое прикосновение чьей-то руки к своей щеке.
Глаза никак не хотели открываться, и лишь спустя несколько минут мне с трудом удалось разлепить веки. На то, чтобы сфокусировать зрение, ушло ещё какое-то время, и когда это произошло, я с удивлением увидел рядом с собой заплаканную блондинку с покрасневшими глазами.
— Алиса, — прохрипел я и закашлялся. Горло ужасно пересохло.
— Постарайся поменьше говорить, — сказала она, наливая в стакан, стоящий на тумбочке рядом с постелью, воду.
