Следующие семь лет отец то появлялся с деньгами, то исчезал на полгода и даже больше. У маман завелись любовники, и в нашем доме стали появляться посторонние мужчины. А когда мне стукнуло четырнадцать, отец заявился в дом аккурат в тот момент, когда я сломал табуретку о голову нового хахаля маман. Этот урод докапывался до Камиллы, не обращая внимания на то, что она плачет и уже на грани истерики. У меня тогда впервые котел взорвался. От того, чтобы этого гада забить до смерти, удержал как раз-таки отец.
Когда приехали менты и скорая, он взял вину на себя. Годы спустя я понял, почему он так поступил. Четырнадцать лет — это возраст, с которого человек начинает нести уголовную ответственность. Если бы меня забрали в колонию для несовершеннолетних, а отец снова исчез, за Камиллой стало бы некому присматривать. И очередной хахаль маман мог сотворить с ней нечто ужасное, а мы с отцом не смогли бы простить своё бездействие. Так что в тот вечер, взяв вину на себя, он поступил по-отцовски верно…
… Потому что уже по дороге в участок он сбежал прямо из полицейской машины. Вот такой у нас с Камиллой отец — Гарт Кхан. На русский манер, да и по паспорту его звали Игорь Кхан. Но маман его только Гартом и называла.
С тех пор прошло десять лет. Отец так и не вернулся домой. Может решил, что в доме теперь есть другой мужик в лице меня. А может ему опостылела жизнь с супругой, которую он давно уже не любит.
Плач Камиллы и поднятые им воспоминая лишь ненадолго отвлекли от лютого холода. А слух и другие органы чувств работали у меня как обычно! Так что стук молотка о крышку гроба я слышал очень хорошо. И вот тогда стало страшно!
Помню, как в клетке скреб ногтями о металлический пол, готовясь напасть на бугая. Как держал дверь, а в меня сквозь в нее стреляли. Так вот этот тот страх никогда не сравнится с тем, когда в твой гроб забивают гвозди, раскачивая опускают в могилу, а потом засыпают землей. Я орал… пусть и в душе, но я орал, как мог! Звал на помощь, кричал, что жив, и просил вытащить меня из могилы. Но с каждым упавшим сверху куском земли шума с поверхности доносилось всё меньше и меньше. И холод… он стал кусачим, пробирая до мозга костей.
Никогда не думал, что холод может вызывать боль. И жаль, что узнал об этом, оказавшись живьем похороненным в могиле.
От накативших эмоций я ощутил, как само сознание начинает задыхаться! Мысли путаются, и наружу лезет какая-то звериная ярость.
Я тот самый Роберт Кхан, который выжил в бойне на вокзале! А не безродная крыса, которую можно просто так живьем хоронить!
Не знаю, сколько пролежал так, но в какой-то момент от избытка эмоций руки в гробу начали дрожать, выбивая бессвязную морзянку о деревянный корпус. А выбравшееся из котла гнева дикое зло заполонило каждую клеточку тела. Каждую кость, каждый сустав и мышцу, заставляя тело двигаться! Сначала едва ощутимо зашевелились руки, потом я смог вздохнуть и в груди с натугой заработало сердце. Легкие горят огнем! Воздух уже начал заканчиваться.
Дыша, как загнанная лошадь, попытался оттолкнуть крышку гроба, но куда там! Он забит наглухо и привален землей.
«Нет, я так ни за что не сдохну! Скорее руку себе отгрызу, чем сдамся».
Руку? Ощупав окончившими пальцами левый кулак, кое-как понял, что на руке одет кастет. Тот самый, который я подарил сестре.
Первый удар в крышку гроба получился так себе. Сил вообще нет, да и воздуха сильно не хватает. Еще один удар выбил щепку, размером со спичку.
Еще один, еще один, еще один. Стараясь больше ни о чем не думать, я бил по деревяшке перед собой, выламывая из нее куски. Когда сверху посыпалась земля, я уже толком не соображал от нехватки кислорода. А вот злоба во мне зубами цеплялась за жизнь!
С появлением дыры в крышке гроба, стал отпихивать землю к ногам, попутно расширяя проход. Где-то сбоку раздалось шипение и дышать стало легче. Кто додумался положить в гроб такой мелкий баллон с воздухом?! Его хватит дай бог минут на пять.
Когда стало совсем уж тесно, я кое-как ужом протиснулся в проделанный проход, ободрал щепками лицо, руки, грудь и спину, доведя пиджак со состояния мусора. Жить очень хотелось!
Как хватило сил выбраться наружу, сам не понимаю. Адски болят ободранные кисти рук, простреленное плечо и нога! И холод… противный холод осенней ночи.
Ощутив слабость, покачнулся и, едва не упав, оперся на собственное надгробие.
«Роберт Кхан 2003–2027 год. Любящий сын, герой и защитник».
Зло сплюнул на могилу.
— Обойдетесь, — от холода обычный голос стал походить на сиплый шепот. — Свои похороны я уже пережил!
Перебравшись через ограду, выставленную вокруг могилы, я кое-как шаткой походкой побрел в сторону выхода с кладбища. Ноги еле держат и в голове пустота. Если сейчас где-то лягу или сяду, уже точно встать не смогу. Так что надо идти и искать какой-то островок безопасности. Место, где можно отогреться, а в идеале поесть чего-нибудь сытного и горячего.
Сторожа на кладбище не оказалось. Пришлось перелезать через калитку и плестись вдоль ночной дороги. Чертова осень! Кто-то скажет, что это красивое время года, ведь деревья одеваются в свои самые яркие наряды. И прочую романтическую чушь! А вот я сейчас знаю другую осень. Сырую, дождливую, прохладную, со слякотью на обочине и туманом, таким густым, что машину замечаешь не сразу.
Ненавижу осень!
Спустя десять минут блужданий я всё же нашел автобусную остановку. По ней понял, где примерно нахожусь, и пошел дальше вдоль дороги. Адреса дома не помню. Телефона близких тоже не помню. В полицию тоже обращаться нельзя. Ну и как мне теперь быть?
Судьба сжалилась надо мной, подкинув наконец придорожный круглосуточный магазин. При моем появлении у прилавка молодая пухленькая продавщица побледнела и отшатнулась. Еще бы! Грим покойника потек, а следы побоев от похитителей никуда не делись. Все лицо и руки ободраны.
Продавщица уже потянула руку под кассу, явно к тревожной кнопке, но тут я поднял руки в примеряющем жесте.
— Девушка, я ничего вам не сделаю! И ничего не украду! Даже к кассе близко подходить не буду, — сняв с руки двумя пальцами кастет, положил его на прилавок. — Считайте это залогом. Всё, чего я прошу, — это пару стаканов горячей воды.
* * *
Когда Хриплый вместе с охотником подъехал к кладбищу, из-за ворот донесся приглушенный звук взрыва. Фрол Северов, отец Златы, перехватил поудобнее охотничий карабин и в два удара сбил прикладом висячий замок на калитке. Уже через пару минут мундирник собственными глазами увидел то, что осталось от могилы Роберта Кхана.
Мраморное надгробие раскололось, ограду разбросало в разные стороны, а на месте захоронения образовалась воронка.
— Тот атлет-кавказец, — Фрол указал стволом куда-то в сторону могилы. — Видимо, прощальный подарок от Корзы в могилу положил. Вон он, голубчик! Тепленький еще.
Хриплый мельком осмотрел место взрыва и понял, что случилось. Тело неизвестного мужчины разорвало на части без шансов на выживание. Конечности и половина туловища в одном месте, а голова в другом. Куда делось еще полтуловища, было непонятно, но вдруг оно само упало с дерева, заслужив длинную матерную отповедь охотника. Да Хриплый сам чуть от неожиданности не обделался. Ночь, кладбище, взорванная могила и тут в темноте что-то сверху падает. Ж-жуть!
— Дистанционный подрыв, — мундирник указал на свежий труп. — Видимо, сигнал под землю не проходил, и этот умник решил подойти поближе.
Охотник несколько раз обошел воронку по кругу и наконец разглядел на земле то, что искал.
— Шеф, тут кусков плоти маловато для двух человек. И есть два следа. Один сорок пятого размера, как у нашего атлета. А второй след поменьше, но четкий и глубокий. Вода от дождя его уже наполнила. Кто-то отсюда ушел, но как приходил непонятно. Цепочка следов у него одна.
Хриплый еще раз взглянул на взорванную могилу, подумал секунду и как-то смущенно произнес себе под нос.
