поддержку, должен буду. А скажи, чего это ты за меня вступился? Ты ведь у нас известный англофил, даже жена англичанка, должен был наоборот эту дурость поддержать. — Застал Брехт Чичагова, когда тот в карету садился, собирался как раз на новый эллинг.
— Присаживайся, посмотришь, Пётр Христианович, какой мы шлюп новый заложили. Красавиц. — Министр подвинулся в карете, уступая место Витгенштейну. — Да, я просто не верю в эту клевету, не знаю зачем, но сдаётся мне, что Кочубей и Воронцов спелись, чтобы тебе вредить, как-то ненароком разговор их о Кавказе подслушал. Нет, не нарочно, просто сидел у шторки под окном на атаманке в Зимнем, а они шли через комнату и разговаривали, и меня не видели. Так вот, они тебя всякими поноснысми словами ругали. Так, что хоть я, как ты выражаешься, и англофил, но человек честный и таких вот заговорщиков и лизоблюдов дворцовых на дух не переношу. А Англия, что Англия, у Англии есть чему поучиться. Какой у них флот роскошный, а адмиралы. Один Нельсон чего стоит, уверен, схлестнётся он вскоре с Наполеоном и покажет ему, что такое Royal Navy (Роял Неви).
— Не сомневаюсь, — Брехт-то точно знал, что покажет, как бы, не со дня на день. Скоро же Трафальгарская битва. Точную дату Пётр Христианович не знал, но вот вскоре уже. — Павел Васильевич, про экспедицию Крузенштерна новостей нет?
— Нет. Но думаю, что вскоре уже должны вернуться, если чего плохого не случилось, Тьфу, тьфу.
— Будем надеяться. Слушай, Павел Васильевич, я тут с жиру бесюсь, денег кучу на Кавказе заработал, хочу организовать переселение пары сотен крепостных крестьян или просто желающих дополнительно в форт Росс.
— Согласен, с жиру бесишься, жене вон лучше украшение купи. Да, шучу. Говори, что от меня надо, если есть возможность, то помогу. — Хлопнул адмирал Петра Христиановича по порезанному плечу.
— Ох, мать вашу, Родину нашу, осторожнее!
— Ой, прости, князь, забыл, а чего в кровати не лежится, ранен же был преизрядно.
— Дела, да и ведьма у меня есть, она волшебное снадобье мне даёт и какашками чёрного козла мне раны мажет, почти зажили.
— Правда??? — И глаза по Елизаветинскому рублю.
— Истинная. А надо мне от тебя, два корабля с командами и опытными капитанами, ну и чтоб твои любимые наглы не знали об этой отправке.
— Наглы?! — рассмеялся министры, — А что правильное название. Только это от силы наглость и от ума, так же вести себя надо и нам, когда ума у них наберёмся.
— Так что с кораблями и капитанами?
— А есть два кораблика у меня. Я их готовил к экспедиции в южные моря, но чего по луже нашей ползать, опыта набираясь. Пусть сходят к Америке. А назад через Китай. Тоже кругосветка будет. Вот и наберутся опыта нужного. Говоришь деньги девать некуда. Оснастишь экспедицию всем необходимым, припасами, деньгами, в иностранные же порты заходить пополнять провизию и воду надо будет, да и крестьян твоих кормить. Опять же нужно широту русской души в кабаках портовых показать. Французишек при встрече там побить немного.
— Не вопрос. И снабжу и денег выделю. — Брехт протянул руку адмиралу.
— Не дёшево встанет. Думаю, за сто тысяч в сумме получится рубликов. И это при том, что всё своё и корабли, и офицеры, и матросы.
— Сто пятьдесят тысяч выделю. И ещё попробую пару немцев ботаников и географов организовать, чтобы всё там изучили, и отчёт хороший об экспедиции составили.
— По рукам. Иди, готовь крестьян, а я после того, как эллинг проверю, в Выборг отправлюсь. Нужно обрадовать моряков. Не каждому выпадает в жизни кругосветное путешествие совершить. Стой, ты-то со мной посмотреть, как корабли строятся, не хочешь скататься?
— Почему не хочу, хочу. Едем же, я из коляски не выпрыгиваю. Разве есть люди на свете, которые не хотят посмотреть, как корабль строится. — Потрафил адмиралу Брехт.
— И не говори, Пётр Христианович. Вот сразу в тебе родственную душу опознал, ещё тогда, когда ты тосты морские нам с отцом выдавал. Эх, нет шампанского с собой, с удовольствием бы ещё раз их послушал.
— Ну, вот будем отправлять экспедицию и выпьем. — Решил отнести подальше возлияние Брехт. Не до того сейчас.
— Так ты не знаешь? — Сощурился министр Морских сил.
— Леночка, откуда у тебя такой чудный восточный разрез глаз?
— Я наполовину бурятка — у меня папа бурят!
— Тогда я наполовину женщина — у меня мама женщина!
Пришлось вспомнить об одной женщине. Где можно быстро найти двести человек крепостных? На рынке? Так запрещено сейчас крестьян без земли продавать. Только дворовых, но как раз эти Брехту не подходили, ему нужны были именно семьи крестьянские и желательно не голь перекатная, а зажиточные. Да это и от хозяина тоже зависит, но немалая часть зажиточности от самого крестьянина, как ни крути, зависит. Если он не лодырь и не дурак, всё одно будет жить лучше лодыря и дурака. Хотелось бы в форт Росс именно таких и отправить. Кулаки там нужны. Земельки в Калифорнии огромное количество, распахивай, не ленись.
Так, где можно купить пару сотен человек и не лодырей? А можно. И даже есть женщина одна, которая ему в этом деле точно поможет. После посещения эллинга Брехт к ней и дал команду ехать. Тётечку, на которую он надежды возлагал, зовут Прасковья Ивановна. Та самая Прасковья, которая урождённая графиня Салтыкова, старшая дочь фельдмаршала Ивана Петровича, московского генерал-губернатора. Сейчас она замужем за Петром Васильевичем Мятлевым. Это та сама Паша, которая приставала к Петру Христиановичу с написанием для себя басни, и которая подарила ему Черепанова и финского инженера. А ещё у неё со слов Дарьюшки Бенкендорф недавно родилась дочка красавица. Брехт был эдак процентов на девяносто уверен, что дочь от него, они ведь с Пашей старались, чтобы это событие случилось.
И как может госпожа Мятлева помочь ему с крестьянами. Да очень просто её муж бывший сенатор и бывший директор банка, может его спокойно свести с действующими руководителями ссудного дворянского банка и те покажут ему списочек заложенных — перезаложенных имений в окрестностях Петербурга, которые банк готов продать, так как у бывших хозяев их за долги изъяли. А ещё раз протекция есть, то и лучших выбрать.
Супруги Мятливы были в своём роскошном дворце, Паша занималась с детьми, четверо уже у неё. Дочку крайнюю назвали Софией. Малышка чего уж, шила в мешке не утаишь от своих братьев и сестры отличалась. И здоровше и волосы другого цвета,
