– Девки у меня славные, – сообщил он верзиле Варгасу, вроде доверительно, но так, чтобы услышали его дружки, а заодно и гвардейцы с вышибалой. – Только не про тебя, урода. Есть старый ишак, на конюшне стоит. Тебе как раз будет.
Зингарец, взревев, схватился за саблю, и Юшта с размаху врезал ему дубинкой между глаз.
Началась кутерьма.
Наемники схватились за ножи, гвардейцы – за табуреты. Белиас, разъяренным зубром врезавшись в гущу драки, умело работал кистенем на короткой цепочке. Трактирщик с дубинкой наперевес держался в резерве, время от времени отоваривая оказавшихся поблизости забияк. Варгас, прижав ладони к рассеченному лбу, медленно сползал на земляной пол.
Какое-то время казалось, что исход драки предрешен, но тут кто-то из зингарцев, прижатый в углу, проорал короткую гортанную команду. В воздухе засверкала острая сталь, легкие кордавские клинки против прямых казенных палашей, которые носила дворцовая гвардия. Сердце у Юшты упало: игра пошла всерьез.
Один из гвардейцев, оставляя за собой на полу цепочку частых кровяных пятен – кровь стекала с покалеченного ударом сабли запястья – бросился к двери, громко зовя на помощь городскую стражу. Он уже достиг порога, но, как в первый момент показалось месьору Далуму, запнулся и растянулся ничком. Его крик прервался булькающим хрипом, а в следующее мгновение до разума кабатчика дошла наконец истинная картина происшедшего, и от этой картины кровь застыла у него в жилах.
Безобидный бродяжка, не удравший сразу с началом потасовки, а непонятно чего ожидавший в своем углу, при виде крови переменился вмиг и разительно. Испустив хриплый рев, похожий на вопль рыси в брачную пору, он одним прыжком взлетел со своей скамьи и вцепился бегущему гвардейцу когтями в плечи, сбив того с ног и всадив длинные клыки бедняге в затылок. Клыки… когти?! Да, то существо, которое сейчас кромсало бездыханное тело солдата, вряд ли можно было бы отнести к человеческому роду, равно как и к любой иной известной кабатчику расе. Во всяком случае, повадками оно напоминало гигантскую хищную обезьяну из кофийских дебрей.
Очень опасную обезьяну. И очень голодную. На глазах Юшты существо вырвало здоровенный клок мяса из спины теперь уже, без всякого сомнения, мертвого гвардейца. Далум в ужасе заорал. В зале звенели клинки, кричали люди и трещало ломающееся дерево, но монстр услышал. Не отпуская добычи, существо оглянулось через плечо и рыкнуло окровавленной пастью, продемонстрировав внушительный набор зубов.
Первым заметил тварь Громила Белиас и бросился на оборотня, раскручивая на бегу кистень. Он ударил верно, тяжелый стальной шар раздробил существу ключицу. Оборотень снова завопил – на сей раз то был крик боли – и ответным взмахом когтистой лапы располосовал вышибале живот. Кто-то из дерущихся обернулся на звук и схлопотал от противника нож в спину, кто-то еще опустил саблю, некоторые кинулись на помощь Белиасу, но с достопочтенного месьора Далума было довольно. Кабатчик слепо шарахнулся к задней двери, ударившись бедром о винную бочку, и побежал, не разбирая дороги, с единственным желанием оказаться как можно дальше от «Короны и посоха». Если бы хватило сил, он бежал бы до самой Стигии, а быть может, и дальше.
За его спиной существо продолжало убивать.
22 день Первой летней луны.
Вольфгардскому ширрифу приснился скверный сон – будто за ним сквозь сугробы и буреломы гонится волчья стая, причем звери прытко скачут на задних ногах, издавая вместо полагающегося рычания и воя угрожающие крики на человечьем наречии.
С трудом оторвавшись от преследования, беглец выскочил к Полуночным воротам столицы Пограничья, молчаливым и неприступным. Дотянулся до болтающейся веревки колокола, собираясь устроить трезвон на весь город, но веревка оборвалась, а на призывные вопли с надвратной башни выглянула ухмыляющаяся волчья морда. На голове зверюги красовался лихо нахлобученный островерхий шлем, украшенный торчавшими во все стороны флажками, с клыков текла зеленоватая пена. Грайтис замычал от ужаса, дернулся всем телом и проснулся.
Всюду оборотни, подумал ширриф, нехотя разлепляя глаза.
Пробуждение не относилось к числу приятных, ибо прямо перед человеком с меланхолическим видом покачивалась узкая змеиная головка. Туловище пресмыкающегося обвивалось вокруг массивной серебряной кружки, кружка стояла на столе, попирая небрежно разбросанные пергаменты. Чуть далее сидела магичка Ренисенб и что-то писала, время от времени зевая и прикрывая узкой ладонью рот. Заметив, что ширриф возвращается к бодрствующему состоянию, она дружелюбно кивнула и продолжила свое занятие.
Оставалось выяснить, в силу каких обстоятельств столь почтенная и уважаемая личность, как капитан городской стражи Вольфгарда, дремлет на неизвестно чьем столе.
Повернув голову влево, Грайтис узрел пару полукруглых окон, наполненных постепенно разгорающимся дневным светом. Между проемами распласталась чуток облысевшая леопардовая шкура необычного окраса – по белому фону разбегались коричневатые пятна.
Вид шкуры пробудил воспоминания, начавшие послушно выстраиваться одно за другим. Комната – личные покои управляющего королевского замка, Темвика Магнуссона. Где носит самого Темвика, сказать трудно. Должно быть, господин комендант разбирается с внезапно свалившимися ему на голову заключенными и впавшим в истинное помешательство Юштой Далумом, давеча требовавшим спрятать его в самом глубоком и охраняемом подвале крепости. Он, Грайтис, пытался разложить по порядку и записать собранные за время краткого следствия в «Короне и посохе» противоречивые и сумбурные сведения, однако бессонная ночь взяла свое. Неудивительно, что госпожа Ренисенб, глубоко заполночь призванная всячески помогать доблестным человекоохранителям, тоже задремывает.
Стигийка вывела очередную фразу, перечитала, и, похоже, осталась довольна. Грайтис только собрался полюбопытствовать, что она там такое пишет, когда в коридоре загромыхали приближающиеся шаги и спорящие голоса. С оттяжкой хлопнула дверь, и бритуниец узнал в первом из вошедших Темвика. Позади неотвязной тенью следовал чрезвычайно мрачный и насупленный Рэф, продолжавший на ходу что-то доказывать.
– Самая скверная новость года – «Корону» придется временно закрыть, – громогласно заявил Магнуссон вместо приветствия. – Во-первых, там все вверх дном, во-вторых, ее хозяин по-прежнему невменяем… Госпожа Рени, добром прошу – убери ты отсюда свою гадюку! Видеть ее не могу!
Магичка кротко взглянула снизу вверх на управляющего, превышавшего женщину на добрых три ладони и выглядевшего так, будто среди его предков затесались не только волки, но и медведи-оборотни. Темвик не страшился никого и ничего… за исключением ручных змеек стигийки. Причем, как это не досадно, побаивался их взаправду.
