— Я обещаю, отец.
— Вот и замечательно, — кивнул кузнец. — Теперь ты имеешь половину договора, которую выполнишь, а я предложу тебе другую половину. Завтра утром ты найдешь в кузнице свой меч. Можешь наточить его, только начнешь заострять края лезвия на расстоянии ладони от кончика.
Лицо мальчика просветлело, сердце учащенно забилось.
— Значит, ты обучишь меня, мы будем бороться?
— Обязательно будем. Я собираюсь многому тебя научить, но не сразу.
— Почему так? — плечи Конана поникли.
— Все очень просто, сынок, — Корин посмотрел прямо в синие глаза сына. — Ты растешь, и скоро эта аквилонская игрушка станет для тебя мала. Хорошо бы тебе научиться изготавливать настоящие киммерийские клинки.
— Кром дал мне жизнь, чтобы обладать мечами, а не ковать их, — вскинулся подросток.
— Кром дал жизнь и волю всем киммерийцам, — ответил Корин и покачал головой. — Но если хочешь, чтобы лезвие было частью тебя, чтобы оно жило в твоих руках, тогда сначала помоги ему появиться на свет.
* * *
На протяжении следующих шести недель Корин не переставал поражаться тому, что его сын не ощетинился, не сломался, не плакал и не жаловался. Кузнец не хотел давать ему никаких поблажек, и при этом его не удивляло, когда Конан проявлял изобретательность. Мальчик быстро учился. Пусть мелкие ошибки порой огорчали его, но он всегда возвращался к их исправлению с таким упорством, которого кузнец не наблюдал даже у взрослых.
Корин не отказался от замысла научить сына кузнечному делу. Как-то он послал Конана к ближайшему отвалу, чтобы тот собрал для выплавки клинков железную руду и позаимствовал для этих целей мула. Конан вернулся с двумя корзинами руды, навьюченными на спину животного, и еще одной, меньшей, на своих плечах.
Мальчик измельчил породу, готовя ее к плавлению, затем принялся раздувать меха до того момента, пока железо не превратилось в золотисто-красную реку расплавленного металла.
Глядя на Конана, который выливал металл в форму, Корин отметил на его покрасневшем лице чувство гордости. Пока сталь охлаждалась, мальчик занялся дубовой рукоятью и выбрал кожу для обтяжки. Вместе с отцом они отлили из бронзы крестовину и навершие. Потом юный киммериец погрузил остывшую заготовку в пылающие угли и вновь качал меха, а после отнес раскаленное лезвие к наковальне, чтобы начать формирование.
Здесь Конан столкнулся с самой большой проблемой, и сердце у наблюдавшего за ним Корина сжалось. Его сын стремился сделать меч совершенным, однако не имел представления, сколько труда нужно положить на это.
Ковка каждой стороны должна происходить практически одновременно. Растяжка металла слишком истончала лезвие. Появлялись трещины, заготовка разваливалась на части. И тогда, как металл всегда можно повторно разогреть и сварить все части, то разочарование от неудачной попытки приводило к последующим грубым ударам там, где требовалась тонкая работа. А тонкая работа, всегда казалось, отнимает очень много времени…
«Мальчик кует оружие мужчины» — подумал Корин и улыбнулся, вспомнив свои первые неуклюжие усилия. Коннахт не отличался особым терпением относительно него. Но это было связано с предположением отца, что молодой Корин непременно отправится в странствия по миру. Хотя сам Коннахт не раз называл кучу причин, побуждающих его остаться в Киммерии навсегда, но Корин не сомневался: его отец снова покинул бы дом, выпади ему малейший шанс.
Коннахт несказанно удивился, когда узнал, к чему стремится сын. А именно: не создавать меч, который он мог взять с собою в бой, но создавать мечи, которые предназначены для сражений. Коннахт так до конца и не понял своего сына, но, по крайней мере, уважал его и гордился изделиями Корина, как собственными подвигами в полной приключениями юности.
Между тем, Конан опустил меч в корыто. Вода запузырилась, поднялся пар. Он вытащил лезвие, с которого стекали ручейки, и Корин укрепился во мнении, что мальчик в тот миг видит кровь врагов.
— Ты закончил?
Конан перевел взгляд на отца и кивнул.
Корин приблизился к наковальне. Кузнец взял клинок у сына и перевернул. Мальчик неплохо сформировал лезвие. Не испортил сильными ударами. Основание тяжеловато, но не настолько, чтобы нарушить баланс. Кончик сужен в меру.
— Сделано красиво, мальчик.
Лицо Конана, покрытое сажей с дорожками от пота, расплылось в улыбке.
— Однако позволь мне спросить у тебя: Что является самым важным, при ковке лезвия? Огонь или лед?
— Огонь, — хмыкнул подросток.
Корин поднял бровь, продолжая изучать работу сына.
— Тогда лед?
— Ты уверен?
Конан кивал, но нерешительно.
Кузнец размахнулся и ударил клинком по наковальне. Жалобно звякнув, лезвие разлетелось на куски. Конан опешил, его смущенное лицо отразилось в металлических осколках. Расстроенный, он повернулся к Корину.
— Этот урок лучше всего усвоить прямо сейчас, сынок. Мы начнем все заново, — кузнец опустился на колени и начал собирать осколки. — Ты узнаешь то, как настоящий меч делает человека великим воином. И к тому времени ты будешь готов владеть лезвием, которое мы сделаем вместе.
Конан глядел с надеждой на отца, который осматривал клинок.
Мальчик рассчитывал завершить его раньше, чем за три недели, но кузнец постоянно оставался недоволен работой и заставлял переделывать. «Ты растешь слишком быстро» — качал головой Корин. Приходилось удлинять и утяжелять лезвие, чтобы меч получился достойным взрослого воина, которым Конану хотелось стать как можно скорее.
— Что ты о нем думаешь, отец?
— Близко, уже совсем близко, — Корин ударил лезвием по наковальне. Сталь завибрировала и ответила чистым звоном. Кузнец сунул клинок снова в огонь и велел сыну: — Добавь еще немного жара.
Несмотря на боль во всех членах от домашних забот и тяжелого процесса обучения, Конан начал качать меха, приложив все оставшиеся силы. Сыпались искры, и температура пламени неуклонно росла. Используя клещи, его отец перевернул раскаленное лезвие на пылающих углях, а затем вытащил его из очага.
— Ну-ка возьми маленький молоток.
Исполнив приказ отца, Конан принялся формировать оружие в местах, где тот указывал.
— Стучи осторожно, сынок, но твердо, — наставлял Корин. — Кузнец, как и меченосец, должен держать контроль над своим инструментом. Выровняй это. Вот здесь и вон там.
Мальчик выстукивал тщательно, с наслаждением слушая перезвон металла с металлом. Эти мелодичные звуки свидетельствовали о прочности изготавливаемого клинка. Они отличались от шипения и скрежета стали на поле брани, где крепкие лезвия становились смертоноснее ядовитых гадюк. Звук, исходящий из-под молотка, означал, что хозяин будущего меча может на него положиться и не бояться в трудную минуту предательства с его стороны. И этого было вполне достаточно для понимания юного киммерийца.
