— Естественно, не хочу, — не стал скрывать Феликс. — И буду рад, если Помпилио убьют до того, как он окажется внутри.
— Я верю, что вы с ним справитесь, — проворковал Мучик. — У вас такое мощное оружие… — Он мечтательно посмотрел на пряжку веберовского ремня и добавил: — Наверное…
— Пойдемте же во дворец! — недовольно бросил Зопчик…
— Делегация Трудовой партии просит об аудиенции, ваше высочество, — доложил Синклер.
Омерзение. Вот что испытывал военный, произнося эту фразу. Омерзение и злость на себя, на свое бессилие, на свой позор.
— Это действительно так, полковник? — тихо спросил Генрих-младший.
— Что вы имеете в виду, ваше высочество?
— Они действительно просят?
Синклер покраснел и отвел взгляд.
— Щадя мои чувства, вы вводите меня в заблуждение, — продолжил двенадцатилетний принц. — А я должен понимать, как себя вести.
Военный не нашелся с ответом.
— Повторите, пожалуйста, ваше сообщение, полковник. Только повторите его по-настоящему, так, как оно должно было прозвучать.
Мальчишке было страшно, очень страшно, но он был наследным принцем, а потому не только власть впиталась в его плоть, но и гордость. Именно она заставляла страх отступать. Именно она требовала смотреть врагу в глаза, а не прятать голову в песок. Именно она делала голос двенадцатилетнего Генриха твердым.
— Бунтовщики требуют, чтобы вы и ваши братья немедленно явились в тронный зал, ваше высочество, — едва слышно произнес Синклер. И добавил: — Простите меня.
Он едва сдерживал слезы.
Принц помолчал, поглаживая подлокотник отцовского кресла, после чего спросил:
— Они могут требовать?
— Боюсь, что да, ваше высочество, — прошептал Синклер. — Они полностью контролируют столицу и… — Военный судорожно вздохнул. — Они взяли в заложники семьи наемников, ваше высочество, бронетяги нам не подчиняются.
Потеряна последняя серьезная сила, а вместе с ней — надежда на спасение. Бегство из дворца невозможно.
— Мы беззащитны?
— Дворец охраняют солдаты… Мы не продержимся, но бунтовщики не хотят идти на штурм.
— А чего они хотят?
— Они хотят власти, ваше высочество, — угрюмо ответил Синклер. — Они хотят править Загратой.
— А я им мешаю?
— Вы и ваши братья.
Долго, почти минуту двенадцатилетний принц смотрел на раздавленного полковника, после чего негромко осведомился:
— Они нас убьют?
— Да, ваше высочество, — выдавил из себя Синклер. — Скорее всего.
Генрих-младший кивнул с таким видом, словно услышал то, что ожидал, поднялся на ноги, медленно вышел из-за отцовского стола и остановился, заложив руки за спину.
— Мы еще можем…
— Оставьте, полковник. — Принц улыбнулся, и только святой Альстер знал, каких усилий ему это стоило. — Передайте лидерам Трудовой партии, что я готов дать им аудиенцию в тронном зале. Немедленно.
…На одном из фонарей улицы Плотников — как раз напротив входа в собственное заведение — висела вдова Смит, содержательница «Сладкой мельницы», самого роскошного публичного дома Заграты. В разгар вчерашних беспорядков кто-то кинул клич, что девки теперь должны работать бесплатно, потому как свобода, и «Мельницу» мгновенно заполонила толпа озабоченных мужиков. Вдова тонкости политического момента не поняла, попыталась сопротивляться, за что и была немедленно повешена, как живоглот и кровопийца. А девок отловили, приковали к кроватям и пустили в свободный доступ. Девкам не повезло.
Помпилио медленно прошел мимо мерно покачивающейся бандерши, аккуратно обогнул пляшущих на мостовой победителей и вышел на привокзальную площадь, ставшую еще одним центром веселья нового Альбурга. Украшавший ее фонтан не работал. Счастливые загратийцы выломали из его центра статую Альстера Шутника, бросили неподалеку и развели на ней костер.
— Да здравствует свобода, гражданин!
— Да здравствует Трудовая партия! — отозвался Помпилио, наблюдая, как швыряют в костер украденную из Клуба цеповодов мебель. Мягкие кресла, резные столики… Вот понесли портрет Оскара дер Шета, легендарного первопроходца, вот занялось огнем изображение Седрика Хансена, основателя Астрологического флота…
— Да здравствует свободная Заграта!
Помпилио незаметно поправил парик и быстро прошел мимо ратуши к площади Святого Альстера, по мере приближения к которой толпа становилась плотнее и плотнее. Здесь уже не плясали — места не было, люди просто смотрели на дворец, периодически взрываясь зазубренными лозунгами и потрясая факелами. Люди ждали…
— Что происходит?
— Рене Майер пошел арестовывать наследника!
— За что?
— За папашу, разумеется! Неужели непонятно?
— Гражданин Кумчик сказал, что кровопийц поведут в тюрьму через весь город. Мы хотим посмотреть.
— Будем в них плевать!
— И тогда настанет настоящая свобода!
— А почему вы спрашиваете?
— Да здравствует Заграта!
Помпилио сунул гражданину бутылку вина, рассмеялся, хлопнул по плечу и нырнул в толпу, ловко скользя между освобожденными загратийцами.
— Долой кровопийц!
— Долой!!
— Вся власть Трудовой партии!
— Вы слышали? Наемники отказались стрелять в людей! Их уговорил гражданин Мучик.
— Он настоящий герой.
— Они все герои.
— Да здравствует Трудовая партия!
— Бронебригада перешла на сторону народа? А почему они не уехали?
— Они ждут.
— Чего?
— Мы все ждем одного, гражданин: когда кровопийцы получат по заслугам!
Бунтовщики давно уже вышли на площадь Святого Альстера, невидимую черту — пятьдесят шагов от стен, — не пересекали, об этом позаботились стоящие в первых рядах дружинники, но всё остальное пространство было занято плотной толпой.
— Генрих-то — всё, отбегал свое, мерзавец.
— Откуда знаешь?
— Все говорят.
— Нестор повесил?
— В бою погиб.
— Жаль… Его судить надо было, кровопийцу!
— Куда вы, гражданин?
Один из дружинников взял Помпилио за плечо.
— Срочное поручение гражданина Кумчика! — Помпилио сделал страшные глаза. — Я должен немедленно явиться во дворец.
— Пароль?
— Согласие.
Удовлетворенный дружинник кивнул:
— Проходите.
— Спасибо.
— Да здравствует свобода, гражданин!
— Да здравствует Трудовая партия!
Помпилио прошел через ворота, в которых, помимо гвардейцев, оказалось несколько дружинников, миновал внутренний двор и стал неспешно подниматься по ступеням главного крыльца.
