Петр, стуча об лед хвостом, поднимал тучи снежной пыли и выводил странные, рычаще-молящие рулады. От его голоса ледяные холмы, усеивавшие вершину горы, начали мелко подрагивать. Потом — с лязгом и скрежетом шевелиться. Морозные панцири на них стали трескаться, и вот уже пейзаж претерпел значительные изменения… Драконы, все как один спавшие в позах булочек с изюмом (тех, что Пиония кличет «улитками»), неохотно разворачивались, ворча, зевая, хрипя, сталкиваясь чешуйчатыми боками и создавая такой шум и гам, что, проори я даже во весь голос что-нибудь жутко секретное, тайна моя бы не вышла наружу. В теории, в таком звуковом обрамлении можно беззастенчиво признаваться в преступлениях или в любви — и то и другое сойдет вам с рук. Так что, если очень хочется облегчить душу, заведите себе несколько драконов — и творите свою исповедь во время их утренней побудки…
Все ящеры очнулись и сразу же взмыли в воздух — видимо, в качестве зарядки. Мы с удивлением поняли, что стоим на неожиданно плоской, раскатывающейся вдаль, будто блинчик, вершине горы. Снег уже не блестел, правда: драконы были столь велики, что перекрыли нам все небо, а с ним и солнце. Мы стояли в глубокой тени.
Петр задрал шипастую башку к двум десяткам своих подопечных, и неспешно заговорил:
— Значит-с-с-с-с, так-с-с-с…. Это — люди-с-с-с…
— Люди-с? Люди-с? Кто-с? Зачем-с? Как-с? Почему-с? Откуда-с? — заволновались драконы и еще энергичнее забили крыльями. Один из них — мелкий, желтенький, слабенько дыхнул огнем:
— Убить-с! С-сейчас же!
И, не успела я испугаться такого предложения, как привратник Петр снова негодующе забил хвостом об землю:
— Никаких-с-с-с убить-с-с-с! Поганцы-с-с-с молодые-с-с-с!
— Juventus est crudelissimum… — вздохнул Анте Давьер.
— Sic et simpliciter! — согласился Петр, скосив глаз к стоявшему подле себя дружку-хранителю. А потом пустился в объяснения для сородичей, ревя и хрипя так громко, что, боюсь, если бы не купол вокруг долины, нас бы услышали в каждом из северных государств:
— Значит-с-с, так-с! Это друзья! С ними Теннет-с! Вот этот-с, — и Петр когтистой лапой указал на маньяка. Маньяк вежливо помахал драконам над нами.
— Теннет-с? — заволновались они. — А почему так плохо выглядит-с? А где подтяжки-с?
— А ну молчать-с-с! — возмутился Петр и снова перемолвился с Давьером парой слов на таинственной латыни. Они тихонько поржали. Ну, то есть маньяк тихонько, а дракон — вполне так громогласно.
— Что-с? Что-с? — захлопали крыльями другие драконы.
Теннет повторил им сказанное, после чего, казалось, расхохоталось само небо.
Кадия, прижавшаяся ко мне по правому фронту, со стоном закатила глаза:
— Ну что это за цирк с конями, а!
— А тебе не страшно? — шепотом спросил ее Дахху, стоявший слева.
— Как можно бояться тех, кто бесконечно ржет и шепелявит? — здраво возразила подружка.
— О, сразу видно, ты ни разу с племенем Гогочущих Гиен дела не имела! — встряла Андрис.
— Я бы, скорее, призрака-хохотуна вспомнил, — фыркнул невидимый Полынь.
— А я — свою бабку Габи. И ржала, и шепелявила, а как скалку из ящика вытаскивала — так весь клан Кесов под кроватями прятался, — Мелисандр тоже вставил свои пять копеек.
— А что, семьи в Саусборне объединяются в кланы? — заинтересовался Дахху. Я улыбнулась:
— Уже планируешь расширение «Доронаха»?
Как-то так вот незаметно мы с ребятами сгрудились еще ближе друг к дружке и начали, слово за слово, болтать о своем… А где-то в высоте парили, ржали, шипели драконы, бурно реагирующие на каждую реплику массовика-затейника Теннета.
Переговоры с ящерами явно шли не так, как я себе это представляла, но… Меня все устраивало. От дыхания драконов нам внизу было тепло. От легких бесед, замешанных на воспоминаниях, мечтах и планах — светло.
Наконец, в наш уютный междусобойчик черным вороном ворвался Анте Давьер.
— Дахху, идемте за мной! — не переставая улыбаться, обратился он к другу.
— Зачем? — жалобно спросил Смеющийся, которого, судя по всему, ящеры не слишком-то прельщали.
— Пришло время показать им Симбу! — подмигнул хранитель.
— Кого?… — перепросил друг, но Теннет уже безапелляционно выталкивал его по направлению к привратнику Петру.
— Итак! — провозгласил маньяк. Драконы, видимо, в достаточной степени размявшиеся, тяжело поплюхались на снег. Каждый раз гору потряхивало, и все мы явственно улучшили навык сохранять равновесие…
— Всегда приятно встретить старых друзей, — слегка поклонился Теннет, — Но мы к вам по делу. У нас есть подарок, бесценный подарок.
— Ты других и не даришьс-с-с, — льстиво влез Петр.
— Но за этот подарок нам придется попросить у вас услугу. Неприятную — буду прям. Но в сравнении — ерунда.
— Что за подарок-с-с-с-? — драконы заморгали часто-часто, и я с легкой долей удивления поняла, что они так жеманятся и, вроде как, кокетничают.
— Дахху, пожалуйста, — кивнул маньяк.
Дахху явно не пребывал в восторге от того, что около тридцати пар ящериных глаз пристально уставились на него. Но все же дрожащими руками расстегнул куртку и, поколебавшись, вытащил из-за пазухи розовенькую, все еще слеповатенькую, умилительную королеву Бурундук.
— Подними ее, — громким шепотом попросил Теннет.
— Что? — не понял Дахху.
— Подними. На вытянутых руках, — продолжал настаивать маньяк из каких-то одному ему понятных соображений.
Дахху так и сделал.
Что, впрочем, было необязательно: со всех сторон и так уже доносились сдавленные рыки восторга, замешанные на неверии. Драконы мигом узнали свою повелительницу. Даже в таком младенческо-цыпленковом состоянии, что, казалось, легче принять ее за гадкого утенка, нежели за могущественное древнее существо…
Еще час миновал, как пять минут.
Я не большой фанат сильных эмоций, поэтому опущу детали того, как странно и дико плачут драконы (в каждой слезе можно, при желании, утопиться). Как учится — прямо тут же, не отходя от кассы, — летать крошка Бурундук, как Теннет сопровождает все это какими-то, видимо, уморительными комментариями на латыни. Как Дахху, сначала чуть было не лишившийся чувств, в итоге залезает — вместе с Бурундуком — на спину Петра и даже с честью (то есть без визга) выдерживает краткий круг почета над поляной (на высоте метров двух, иначе его, думаю, стошнило бы от ужаса). Как наша горстка случайно заглянувших на этот чужой, без сомнения, праздник, ютится в центре поляны, отчаянно пытаясь изобразить из себя сугробы. Что с каждой минутой удается все успешнее — ибо с неба валит снег, и каждая снежинка, крупная, махровая, подолгу кружит перед носом, прежде чем присоединиться к белому братству на земле.
Но, конечно, кто-то должен был испортить час всеобщего драконьего ликования. И, пораскинув мозгами, эту роль на себя взяла я.
— Дорогие драконы! — я закричала, приставив руки рупором ко рту. Когда ящеры, с неохотой, но обратили на меня внимание, я демонстративно постучала кулаком по замороженному принцу Лиссая: — Как сказал маньяк…то есть ваш друг Теннет, — нам придется попросить у вас кое-что взамен.
— Дерзко-с-с! Нагло-с! Нехорошо-с!
— Я предупреждал об этом, друзья, — Теннет поднял вверх руки с раскрытыми ладонями.
Драконы нахмурились еще сильнее. Дахху, так и сидевший между двумя шипами на шее привратника Петра, в волнении посмотрел на нас.
— Кря! — сказала Бурундук у него на руках.
Драконы массово умилились.
— Что хотите-с-с? — смягчившись, пророкотали они.
Мы с Теннетом переглянулись. Он вежливо наклонил голову, уступая мне честь объявления цены.
Вот зараза. Не хочет быть буревестником.
— Нам нужно драконье яйцо, не вылупившееся, для того, чтобы мы смогли открыть кромен над Лайонассой, встретиться с Карланоном и с его помощью спасти наш мир от страшного зла по имени Зверь! — на одном дыхании отбарабанила я, подспудно ожидая, что в любой момент меня могут сжечь.
