Мелькнула мысль, что в этом доме могла бы появиться и хохотливая пухленькая куявка, вся в золотых волосах и с невинными голубыми глазами, мужчины таких любят, тогда эти мрачные комнаты немного оживут…
Она села на лавку, настроение упало, почему-то мысль о хорошенькой куявке с золотыми волосами уязвила. Почему мужчины, даже герои, теряют разум при виде таких простеньких дурочек? Только потому, что те визжат при виде мыши или паука и прячутся за мужские широкие спины?
Уже хмуро, но все-таки быстро и нацеленно на побег, осматривалась, вспоминала дом, через который привели сюда. Все здесь намного больше, просторнее, громаднее, чем представляла. Артане даже в больших городах предпочитают строить дома из дерева. Это, конечно, не благословенные шатры, но все же позволяет не оставаться на поколения в одном доме. Дерево быстро ветшает, рассыпается, а внуки уже строят дома иначе, даже в других местах.
Здесь же дом сложен из тяжелых глыб, надежно, на века. Правда, вместо высокого свода, как она ожидала, наверху потолок из толстых досок. Справа и слева из зала поднимаются деревянные лестницы. Наверное, там, наверху, еще помещения, она видела издали в стене окна в три ряда. Возможно, в самом деле там комнаты в три этажа, хотя это просто дико, как можно жить, зная, что над тобой кто-то спит, ходит, чешется?
Загремел засов, дверь распахнулась резко, с той стороны явно пнули ногой. Вместо ожидаемой Пребраны с чаном теплой воды ввалился Ратша. От него повеяло запахами свежей кожи, снега. Он посмотрел по сторонам, кивнул:
– Неплохо. Я ожидал, что он тебя поселит в нижних комнатах.
– А там что? – спросила Блестка.
Он поморщился, пренебрежительно махнул рукой.
– Ничего. Просто ничего, ни плохого, ни хорошего. А сюда все-таки натащили всего и всякого. Правда, Иггельд с этим еще не разбирался. Честно-честно! Это не он покупал, это ему все надарили. Потому и такая нелепица… Он не замечает, а я бывал не только в других городах, но и в других странах. Вся мебель должна быть сделана одним мастером! А здесь…
Он с некоторым пренебрежением махнул рукой. Блестка спросила недоверчиво:
– А почему столько подарков?
Ратша широко улыбнулся:
– Любят.
Она не поняла, переспросила:
– Его? Ночного Дракона?
– Ну, это для артан он… это самое, а здесь он совсем не Дракон.
– А кто?
– Увидишь, – пообещал он. – Правда, сейчас время тревожное, но мне кажется, что Иггельд все-таки преувеличивает дурость артан. Не полезут они сюда. Даже в Город Драконов не пойдут. Добычи там нет, а черные башни магов – это черные башни…
Она сказала кратко:
– Придут. А башни сметут, как сухие листья.
В раскрытую дверь двое мужчин внесли бадью, следом вошли девки с большими кувшинами в руках, начали наполнять бадью горячей водой, поднялся пар.
Ратша кивнул:
– Ладно, мойся, отдыхай. Я заглянул на всякий случай, а то Иггельда сразу увели, а тебя тут куры лапами вдруг да загребут.
Он ухмыльнулся, показывая, что шутит, уж ее-то не загребут, сама кого хошь загребет, хоть самого дракона, отступил к дверному проему и вышел, закрыв за собой дверь.
Блестка выждала, когда бадья наполнилась до половины, властным жестом указала всем на выход:
– Идите. Я привыкла мыться сама.
Никто спорить не стал, собрали кувшины и ушли, оставив только на краях бадьи пару тряпочек, а на табуреточке большое белое полотенце, ноздреватые комочки пемзы, пучки странных сильно пахнущих трав.
Она отмывалась долго и тщательно, тряпочки оказались шероховатые, прекрасно сдирающие грязь и пот, а вода от трав стала мягкой, нежной, все тело жадно вбирало новые незнакомые запахи. Она терла с наслаждением, кожа раскраснелась, остатки напряжения ушли, стало настолько легко и привольно, что едва не заснула, разомлев от блаженства. Опомнилась, по телу прошла тревога: может, в самом деле спала, а сейчас кто-то придет, с этой стороны двери запора нет, это же не комната, а тюрьма, поспешно выбралась, а растиралась с такой быстротой, что оставила мокрой спину.
По ту сторону двери послышались шаги. Она с сильно бьющимся сердцем сунула голову в рубашку и влезла в кожаные штаны, едва успела застегнуть ремень, как в дверь постучали. Она не поняла, что означает этот стук, может быть, с той стороны приколачивают светильник, вскинула брови, ждала в напряженном ожидании. Стук повторился, затем снова тишина. Ей показалось, что она слышит дыхание. Отошла от двери подальше, отвернулась и стала смотреть в окно. На всякий случай подергала решетку, может, слабо закреплена, это же строили ленивые куявы, у которых все из рук валится, но решетка устояла, тогда прильнула к ней носом и старалась рассмотреть мир по ту сторону.
Из ее окна видна только часть площади, люди как люди, ничего необычного, от двери раздался скрип, пахнуло свежим воздухом. Порог переступил Иггельд. На нем широкая свободная рубашка, на груди распахнута, обнажая широкие выпуклые мышцы, и, если еще осталась повязка, то никто ее не видел, не расспрашивал, и ему не приходится врать. Признаться, что ранила женщина, наверное, позорно даже куяву. Сам Иггельд раскраснелся, что для его бледного лица необычно, глаза блестят, а когда подошел ближе, она ощутила терпкий запах вина.
– Я уже велел сообщить артанам, – заявил он весело, – что у меня знатная артанка. Имя не называет, но, судя по тому, что везла, особа важная. Пусть думают!
Он смотрел на нее сверху вниз, в серых глазах прыгали искорки, явно от светильника рядом на стене, она без страха взглянула снизу, поинтересовалась сухо:
– О чем?
Он ухмыльнулся.
– О чем хотят. То ли выкупить, то ли выменять на куявских пленников.
Она покачала головой, произнесла с брезгливой жалостью:
– А ты дурак. Все артане готовы умереть бестрепетно. Женщины и дети – тоже. Никто и не подумает меня выкупать, попавший в плен должен покончить с собой.
Он насторожился, быстро взглянул на нее.
– Я не хотел бы…
– Пока я еще не решила, – ответила она на его невысказанный вопрос, – как поступить. То ли сжечь здесь все, а потом уйти, то ли перебить всех, а потом удалиться.
Он расхохотался, принимая за шутку, но ее лицо оставалось спокойным. Смех наконец замер на его губах, он нахмурился, произнес раздраженно:
– Как же, знаменитая гордость артан! Никогда не признаются, что проиграли. Даже покончить с собой, по-вашему, это победа… Странная какая-то победа! Не могло бы все артанское войско красиво покончить с собой? Вот победа так победа!
Иггельд говорил громко, жестикулировал, лицо покраснело еще больше. Блестка смотрела с холодным любопытством, так ей казалось, куявы – свиньи, а когда пьют – то это пьяные и грязные свиньи, самое худшее, что только может быть с человеком. Творец создал виноград, а кто-то из падших ангелов придумал, как его испортить, превратив в безумящий напиток. Потому будь благословен виноград и будь проклято вино. И да будут истреблены все, кто пьет вино, кто ест свинину, кто поклоняется созданиям нечистых – драконам, дивам, оборотням, вурдалакам.
