– Татсумару, ты жив? – удивлённо вскрикнул беловолосый. – Что ты здесь делаешь?
– Моё имя Сейдри, – ответил тот неуверенно. – Кто ты такой?
– Я твой друг, Рикиморо.
Беловолосый смотрел с недоумением. Увидел учителя, лежащего на полу, залитом кровью:
– Вы ранены?
Рикиморо, сверкнув глазами, отпрянул от друга:
– Почему у тебя в руках клинок мастера Шуинсая? Ты убил его… Как ты посмел? Защищайся!
Ему казалось, что он знает этого человека, и Сейдри не хотелось убивать его, он защищался. Точным ударом клинка Сейдри вскользь прошёл по голове противника и рассёк ему бровь. Кровь залила лицо Рикиморо. Тот оступился и присел на колено, поднял для защиты меч. Какая удачная мишень для смертельного удара!
В хижине зазвучал звонкий голос Суа, который издевательски произнёс:
– Посмотрите-ка на дедушкиного ученика, он сплоховал!
Рикиморо кинулся на неё, но сразу отлетел от удара ногой.
– Злишься! Разве наставник не говорил тебе, что страшнее противника, чем злость, не найти! Живи, недоучка! Я сегодня добрая! Пойдёмте, принц Сейдри. Императорские всадники приближаются к деревне. Пора уходить.
Они покинули дом мастера, направляясь к берегу. Бой продолжался. На одно мгновение Сейдри показалось, что среди сражающихся мелькнуло удивительно знакомое лицо девушки. Но где он мог её видеть? Суа подгоняла:
– Поторопимся!
Аяме видела, как человек, похожий на Татсу, выбежал из хижины и устремился прочь. Войдя в дом, она вскрикнула, бросилась на колени перед учителем. Рикиморо слышал, как он тяжело дышит.
– Рикиморо, мальчик мой, это был Татсумару, – прошептал мастер.
Никто не знал, что творилось в данный момент в душе раненного мастера, который не понимал измены ученика. Кровоточила глубокая рана, нанесённая Татсу, но душевная рана была гораздо больнее. Почему человек, в которого он вложил часть души, считал втайне сыном, так обошёлся с ним? Мастер Шуинсай угасал, вдруг неожиданно собрав последние силы, заговорил:
– Когда-то я обучал девушку, сестру сёгуна Ёсисады, да, ту самую… Не было никого лучше её. Она спозналась с разбойниками Тэнгу, была заточена в замке Тиёда и стала жертвой интриг клана Ходзё, родичей сёгуна. Суа покинула земли Эдо, бежав на корабле англичан. Славный лорд Коридвен топил суда наших врагов, и Суа сражалась на нашей стороне, но, попав в плен, она присягнула Гонаре и Оде, и получила имя Ёсида. Она хотела сделать мир таким, каким его любила – отважным, грешным, новым… Она восстала против всех! И соблазняла многих… Суа меня любила, а я был женат, и оттолкнул её. С тех пор она лелеет месть… Отмстила…
Мастер замолчал. Сил совсем не осталось. Аяме от жалости рыдала над стариком. Он был ей как родной отец. Рикиморо тоже не смог сдержать слёз. Аяме гладила учителя по взъерошенным седым волосам. Деревня сгорела, и вместе с ней потухла свеча жизни старого благородного ниндзя Шуинсая.
Они похоронили мастера в древней земле Руин чаек. Во время обряда погребения летали и кричали птицы. Согласно легенде, они сопровождают души погибших, летящих к берегам реки Сандзу, пересекающей ночное небо. Бог Эмма справедлив – он обращает эти души в звёзды, и чем больше умирало достойных воинов, тем больше появлялось необычайных созвездий в сумрачных небесах.
Рикиморо и Аяме, выполнив тяжёлую обязанность, отправились во дворец. Беловолосый юноша рассказал Аяме о странном воскрешении Татсу. Она отказывалась верить, ошеломлённая известием.
Советник императора Эдо, Мотохайдус принял непростое, отчаянное в их положении решение – напасть на Киото. Предлагалось воспользоваться тем же самым путём, которым прибыл в Ояму «Пылающий рассвет». Решение советника император, как всегда, одобрял.
– Сбор армии займёт неделю, – успокаивал Тоду Мотохайдус. – Мы не станем больше терпеть.
Хавасану и Накомото предстояли нелёгкие дни. Завтра они отправятся по провинциям, чтобы собрать побольше новых воинов. Пусть ещё слишком молодых, зато их будет много.
Лао узнал о смерти младшего брата; появившись во дворце, он немедленно отправился к могиле Шуинсая и долго не возвращался.
Каратели деревни Ампаруа с победой вернулись в Осаку. День выдался не жаркий. Тучи сгущались, дул сильный прохладный ветер. С неба покапывал мелкий дождик. Суа шла рядом с принцем Сейдри.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Устал, – ответил юноша.
Сейдри и вправду казался очень уставшим. Он медленно плёлся за ней, размышляя о старом мастере из Ампаруа. Откуда он того знает? Кем ему доводился? Сейдри никого не замечал, погрузившись в себя. Зачем Суа хотела, чтобы старик отправился на тот свет? Чем помешала ей обыкновенная деревня? Приходили на память слова Генбо: мудрец советовал очистить голову от лишних мыслей, но они роились, не давая покоя. Сейдри хотелось только одного – хорошо выспаться. Суа сообщила, что завтра желает ему кое-что показать – ему, принцу, это понравится. Юноша неохотно кивнул, не хотел разочаровывать «свою леди».
Генбо по-прежнему сидел в своей комнате и поглядывал в окно, а кот жрал его рыбу.
Добравшись до футона, Сейдри мгновенно заснул. Снилось, что он стоит на берегу и видит мужчин в тёмных одеждах и девушку. Они наблюдали, как поднимаются от большого чёрного судна клубы дыма. Корабль горел и уходил под воду. Что произошло дальше – неизвестно.
Писклявый крик толстяка разбудил его. Генбо, споря с воительницей, настаивал:
– Армия собирается, как ты не можешь понять… глупая! – убеждал он, отбегая в сторону, чтобы не получить затрещину.
Суа смотрела на него и посмеивалась.
– Армия! – ухмылялась она.
Сейдри вышел во двор, хороший день придал ему новые душевные силы. Солнце ярко светило, но было душно, чувствовалось приближение дождя. Из отверстий в крышах городских хижин валил дымок. Во многих домах сегодня стоит тишина – в них хранят молчание по погибшим. Женщины оплакивают потерю мужей, сыновей и братьев – их теперь будут почитать наравне с домашними ками, духами.
Вслед за юношей дом покинула Суа. Генбо не отставал от неё, не теряя надежду убедить в своей правоте. Сейдри поклоном приветствовал мудреца:
– Она опять не хочет меня слушать! – пожаловался старик.
– Слыхал, – безразлично кивнул Сейдри.
Генбо обратился к юноше:
– Останешься со мной, когда я скажу, а пока ни о чём не волнуйся.
Прекрасная всадница в белом дожидалась у ворот. Лошадь украшала яркая кожаная уздечка; для Сейдри слуги привели вороного коня. Они отправились в путь, захватив в дорогу двух запасных лошадей.
– Далеко бежим? – поинтересовался юноша.
Суа с улыбкой ответила:
– Когда приедем, увидишь.
Они скакали по холмам, дорога показалась долгой, и Сейдри очень удивился, что конечной целью их утреннего путешествия является священная гора Курама, а не Фудзи-сан.
Курама – не монолитный камень, а тысячекратно увеличенный отвал шлака вулкана цветом от тёмно-серого до буроватого. Многие художники в своих картинах изображали чуть заметный прогиб склонов священной горы. Сейдри вспомнил, что в доме у мудреца Генбо на стене висела именно такая гравюра. Тело священной горы не должны попирать копыта, поэтому коней пришлось оставить. Суа уловила недовольное лицо юноши.
– Что там особенного? – хмуро спросил Сейдри.
– Увидишь.
До Белого Храма идти долго! Шум сосновых лесов остался позади. Сейдри удивили приземистые хибары из лавовых глыб – кельи «сидящих в горах», кумирни. Тропа пересекала границу земли и неба, обозначенную вратами тории. Рядом с ними идут паломники. Словно копыта, цокают по камням их деревянные сандалии-гэтта, сотни посохов звякают бубенчиками, чтобы путник не потерялся в тумане.
Давно стемнело, а люди шли и шли, как армия на марше через перевал. Суа поторапливала. Ночное шествие выглядело, как сплошная вереница огней, которая начинается где-то у подножия и, извиваясь зигзагами, уходит в немыслимую высь, к звёздам. Юноша присмотрелся к попутчикам: здесь шли целые семьи.
– Не останавливайся. Уже совсем немного. До тех хижин, – Суа пыталась его подбодрить.
Люди продолжали упорно двигаться вперёд, не зная голода и усталости, многие бормотали мантры, молитвы бодхисатвам:
– Да очистятся шесть чувств!
Здесь, как нигде, постигаешь меру народной любви к священным местам, восхищаешься красотой родной природы, которая живёт в душе японца глубже и прочнее всяких мирских условностей. Здесь постигаешь смысл слов, утверждающих, что даже одно созерцание священной горы очищает человека. На тёмном конусе Курама видна белая полоса. Остатки снега на теневой стороне большого провала, который глубоким, верстовым, шрамом прорезает склон.
Наконец, они добрались до домов, около которых остались на ночлег. Сейдри проголодался, Суа дала несколько ломтиков солёной редьки, сырое яйцо, а одна добрая женщина предложила миску горячего риса и подарила два мягких покрывала, которые могли согреть в холодной ночи уставшие тела. Странно, но спать совершенно не хотелось.
