«Калаш» не помог — турок оказалось неожиданно много, причем всадники в доспехах, да и на некоторых пехотинцах было подобие панцирей. Патрон такую преграду пробьет, но он слишком слаб, чтобы поразить следующего человека. Так что первые упали, зато вторые не разбежались, а поперли плотной массой, размахивая ятаганами. А вот с лошадей стрельба привела в смятение — убить столь большого животного даже парой патронов затруднительное мероприятие, зато сипахам временно стало не до схватки — а ржание смертельно раненных коней перекрыло грохот стрельбы.
— Получите, и распишитесь!
Стефан отбросил автомат «оруженосцу», сорвал с разгрузки «эфку», выдернул чеку — оставляя дымный след в воздухе, граната полетела в задние ряды янычар, за ней последовала вторая. В эту секунду «попаданцу» стало не жалко лишиться современного оружия, беречь его уже не было нужды. Свою роль оно должно сыграть только один лишь раз, и нужно только выбрать самый важный момент. И он наступил сейчас — захват Бендер стоил многого, а не то, что единственного в этом мире АК-74, ставшего бесполезным, и пары «лимонок», что произвели на выбегающих из казарм османов определенное впечатление, пусть и далеко не потрясающее.
Мысленно он отметил, что применение автомата не произвело на янычар какого-то особого психологического воздействия — «огненный бой» или стрельба известна давно. Взрывы гранат тем более, их сейчас вовсю использовали, правда, с горящим фитилем. Так что с этой секунды он может рассчитывать только на собственные силы, вернее на тех солдат, которых успел подготовить за три месяца интенсивной учебы. И теперь его обязанность не воевать, а командовать, что он и сделал, живо отойдя за спины выстраивавшихся двумя шеренгами гвардейцев.
Не хватало еще шальную пулю словить, и на том закончить свое земное существование в самом начале «славных дел». Сейчас его поступки были предельно рациональны и прагматичны, показывать дальше храбрость не было нужды, все ее и так отметили — ветераны, а не новобранцы такие вещи примечают сразу. Сейчас он не собирался даже рта открывать, за него команды подавали первые в молдавском войске гвардейские офицеры, лучшие из тех кадров, что имелись.
— Первая шеренга на колено, примкнуть штыки! Вторая стрелять стоя — целься, огонь!
Не успела отзвучать уставная команда, как первая шеренга гвардейцев тут примкнула кортики к стволам, и дружно опустилась на одно колено, взяв ружья наизготовку. Их залп будет в упор, когда янычары подбегут на два десятка шагов. А вот вторая шеренга уже дала залп — из ружей вылетели клубы белого дыма. Ничего нельзя было разглядеть, только хриплые стоны и дикие крики раздавались кругом, и тут же последовала громкая команда:
— Примкнуть штыки!
Пороховой дым рассеялся, и Стефан ужаснулся — на тонкий строй из двух шеренг гвардейцев накатывался плотный вал янычар. Окровавленная одежда, кровь на свирепых рожах, завывающие вопли с призывами — все это могло вогнать в ступор любого, кроме гвардейцев молдавского господаря, обстрелянных воинов, причем все из них имели личные счеты к османам и татарам. Слишком долгой и ожесточенной была взаимная борьба, в которой не было жалости к побежденным. И сейчас в бою сошлись «господа», что с презрением относились к «гяурам», и их «рабы», покорность которых оказалась мнимой, а сердца пылали ненавистью и жаждой мщения.
В таких сражениях жалости нет, пощады никто не просит, да и не дают ее — борьба не на жизнь, а на смерть!
— Огонь!
Первая шеренга выстрелила в упор, и судя по предсмертным хрипам и стонам, ответному и яростному реву янычар, нужный эффект был достигнут. И тут же последовала пронзительная команда, на грани срыва голоса:
— В штыки! На нож!!!
Больше ничего не требовалось — ни воодушевляющих возгласов, ни личного примера — к чему все это?!
Гвардейцы, сохраняя равнение, шагнули в схватку. Длинные клинки в десять вершков остро отточенной стали тесаков страшное оружие в умелых руках — а коротким копьем тут многие умели орудовать. Фузея со штыком та же самая короткая рогатина, по большому счету, только тяжелее по весу в два раза. И можно не только колоть противника таким штыком, но и рубить лезвием — жертве мало не покажется. А еще глушить прикладом, что превращается в своеобразную дубину — сильным ударом можно расколоть лобовую часть черепа или проломить височные кости с затылком…
Стефан совершенно спокойно смотрел на затухающее сражение, которое превратилось в кровавое побоище. Вряд ли кто выживет из турецкого гарнизона, всем суждено отправиться к гуриям. Распаленные схваткой гвардейцы и казаки в плен никого не брали, хотя османы начали кричать «аман». Но поздно, теперь резали всех напропалую, раненых без всякой жалости добивали. Слишком ожесточились сердца, чтобы можно утихомирить их приказом. Да и зачем — пусть вкусят вражеской крови досыта, слухи о том дойдут до османов, и никого из гвардейцев те щадить не будут. А потому если кто-то ослабнет духом в будущих битвах, то все равно будет драться до конца и о сдаче в плен не помыслит.
— Короля живым взяли, набросили арканы и скрутили, а то шпагой махал, — подле Стефана, что спокойно курил, восседая в кресле на башне, встал Мирча, в окровавленной одежде, но радостный, с улыбкой во весь рот. Судя по всему, кровища была чужой, так как ветеран двигался легко.
— Вечером поговорю с его величеством, пусть пока остынет. Надеюсь он не ранен?
— Мочку уха потерял, уже прижгли. Ругается по своему, кричит — но мы его связали, чтоб ничего плохого над собой не учил, и кляп вставили, чтобы себе язык не откусил — бешеный какой-то!
— И правильно, пусть помолчит, зато позже разговорчивым станет, — усмехнулся Стефан, разглядывая посад, по улицах которого сновали всадники в цветных кафтанах, причем форменных, как ни странно. Это были молдавские легкоконные полки, отправленные царем. Петр Алексеевич начал их формирование четыре года тому назад, назначив командиром первого полковника Константина Туркульца. Затем были сформированы еще два полка — Василия Танского и Александра Кегича, вступивших под командование «полудержавного властелина» фельдмаршала Меншикова.
Вот эти три полка прошли через горнило двухлетних сражений в Литве и на Украине, участвовали в Полтавском сражении. Кроме наспех подготовленных гвардейцев, можно было теперь рассчитывать на конницу. Вернее, на кавалерию — вполне регулярною, и в отличие от казацкой вольницы, единообразно вооруженную, обученную и дисциплинированную. В русской армии не забалуешься, там строгости к служивым учиняют, и наказания жестокие. Так что такой «подарок» от Петра Алексеевича пришелся весьма кстати — не было гроша, а тут целый алтын!
— Передай — Варницу пока не штурмовать, из пушек не обстреливать. Да, кроме короля, еще шведов в полон взяли?
— А как же, ваша светлость, приказ блюдем. Трех драбантов целыми захватили, обезоружив, многих пленили ранеными, с десяток побили — но так бой шел, они ведь тоже с оружием были.
— И хрен с ними, — отмахнулся Стефан, пыхнув дымком из трубки, и мимолетно подумав, что есть необходимость в папиросах. — Отправь шведов пленных по их лагерям. Пусть своим скажут, что король здоров, но в плену, а мы пока со свеями не воюем до утра. А там согласится Карл на переговорах, то один разговор будет, а нет, то иной пойдет. Но тогда все три лагеря возьмем, и кто не успеет сдаться по королевскому примеру, убьем! Да, сколько людей своих потерял?
— Троих, и дивчину с ними, — в голосе Мирчи просквозила горечь. — Да еще четверо раненные, один тяжко — мыслю, умрет.
— Выплаты родителям сделаем, а ты новые кадры подбирай, и смотри со всем тщанием. Сам понимать обязан, что о твоих служивых никто ведать не должен, иначе ущерб терпеть начнем. Гильзы собрали?
— Почти все, несколько штук затерялось.
— Сыскать, может быть, под одежду убитых закатились.
— Понимаю, ваша светлость, найдем!
— Тогда иди, мне подумать надо… Хотя… Это там не наша флотилия по реке идет, у тебя глаза острые.