— Не может быть!
Голос эстонца за спиной явственно дрожал, ветеран едва сдерживал волнение. Да и вид у него был донельзя удивленным, а глаза расширились до максимально возможных размеров, данных ему природой. Наконец, после долгой паузы, эстонец еле слышно произнес:
— Выходит, записи про майора Розена действительно правдивы, раз его саркофаг пустой стоит. А вот в этом, центральном, был погребен капитан Юлештерна, его родственник, убитый в семисотом году в сражении с гвардейцами царя Петра. В двух других гробницах тоже павшие в том сражении шведские офицеры армии короля Карла XII…
Нарвский триумф 1700 года шведского короля Карла XII
Глава 31
— С этого места поподробнее, Альберт — кто такой Розен, почему он решил быть похороненным именно здесь, и почему в сем саркофаге его останков не оказалось?
Павел посмотрел на три других погребальных плиты — на них готической вязью были высечены только имена, и более ничего — ни дат жизни и смерти, ни сопроводительной или нравоучительной эпитафии, либо какого-нибудь орнамента в виде дубовых листьев.
Да и зачем слова с изображениями нужны, если их с лихвою восполняли дворянские шпаги, длинные, и судя по виду, весьма тяжелые. Павел даже взял одну, ножны оказались на удивление крепкие, не рассыпались, хотя время к ним было беспощадно. Потянул клинок — узкий, но толстый, ромбовидного сечения, сталь тронута ржавчиной. Хмыкнул, потерев пальцем, благо руки были в перчатках.
— Их реставрировать надо, от ржавчины очистить, отполировать сталь, рукояти новые, накладки к гарде приладить. Хотя…
Павел призадумался, покачав головой. Окинул саркофаги взглядом, луч фонарика отражался на эфесах блеском. Пробормотал:
— Не стоит, пусть лежат, где находятся. Видишь ли, «Лаэ», это их оружие, пролежавшее с ними уйму лет. Другим оно принесет несчастье, даже если они продадут шпаги антикварам. Нам не стоит их забирать с собою, пусть останутся вместе с ними. Потеряв жизнь, офицеры не потеряли свое оружие, это стоит ценить…
— Я рад, что ты согласен со мною, — кивнул эстонец. — Времени прошло почти три века, нет места ненависти, тем более между далекими потомками. Пусть покоятся с миром. Ведь так, Эльза?
Последнее относилось к девчонке, которая была столь же любопытна, как и все представительницы слабой половины людского рода. Эстонка пролезла в гробницу лишь наполовину, и с нескрываемым интересом разглядывала низкое подземелье, где можно было только сидеть на каменном полу. Видимо, это ее и пугало, так как глаза на сером от пыли лице были расширены, и блестели отнюдь не отвагой.
— Да, дедушка, мне как-то не по душе тут находиться. Потолок давит, будто сама в могиле оказалась!
— Тогда и мы наверх поднимемся, мы тут на самом деле в гробнице. А живым не место с мертвыми!
Ветеран легко выбрался из крипты, а Павел еще раз повел лучом фонарика по лежащим шпагам. Пробормотал:
— Скажи это археологам — они бы уже прыгали от счастья, снимая плиты. Хорошо, что у меня нет к такому любопытства. Не хотелось бы, чтобы кто-то мою черепушку в руках держал и говорил типа «бедный Ерик». Тьфу, придет же на язык такое!
Никритин выбрался через лаз наверх, небрежно пошутил:
— Проблемы всех кладоискателей — сидеть внутри и думать, что уронят плиту сверху, навалят на нее камений, и четвертый саркофаг получит своего обладателя. Богатства лучше делить на двоих, чем на троих — сплошная выгода и прагматизм. Как говорят американцы в подобных случаях — ничего личного, это только бизнес!
— Да ну тебя, с твоими шутками, милый, — фыркнула Эльза, и произнесла чуть дрожащим голосом:
— Может быть, наверх поднимемся? А то как-то жутковато здесь — темно и мрачно, да запах стоит нехороший. Мне кажется, что сейчас стенка склепа вверху развалится, и нас тут погребет…
— А вот это правильная идея, любовь моя, — Павел моментально оценил предложение. — Поднимемся наверх, и камнями заложим лаз доверху. Те, кто эту крипту занял для своих тайных делишек, разбирать завал не станут, сообразят, что тут к чему. А все другие любопытствующие искатели артефактов, мальчишки в том числе, просто не поймут что к чему — камни землей присыплем, будет как везде под плитами.
— Ты прав, Пауль, так мы и сделаем. Я первый поднимусь, за мной Эльза, затем ты — прикрывать «отступление» с мешками станешь. А там закидаем лаз известняком, и замаскируем все по возможности.
Ветеран тут же направился к лазу, за ним Эльза — Павел хотел ущипнуть ее за упругие ягодицы, обтянутые спецовкой, но представив, какая может быть реакция, и без того едва сохранявшей хладнокровие девушки, не стал. Не все шутки уместны, особенно в подобных ситуациях. Это он сам ненормальный — когда становилось особенно страшно, его начинал разбирать нервный смех, и непонятно откуда появлялась лихость. И это было не показное, а действительно внутреннее ощущение.
— Держи, «Лаэ»!
Павел подал два мешка один за другим, и вылез на свежий воздух. И едва сдержал улыбку — три серых от известковой пыли человека, только белки глаз выделялись на их лицах.
— Не смотри ты так, сама знаю, что вся грязная и некрасивая.
— Ничего страшного, внучка, как заложим лаз и наведем тут маскировку, скинем робы и в мешок спрячем. Лица умоем и спокойно до дома доедем. А там, в сауне помоемся и переоденемся — одежду тоже постирать придется, она в пыли вся, — Альберт Генрихович, как всегда, говорил рассудительно, и они немедленно и дружно принялись за работу, скидывая камни полуразрушенного склепа вниз, закупоривая лаз. Управились быстро — все под рукою, выворачивай плитняк и бросай вниз.
Взяв лопатку, «Лаэ» ловко подрезал дерн, накидал сверху тонким слоем землю, быстро ее выкапывая. Подравнял, придавливал камнем, не ботинком, что моментально отметил Павел — не хватало еще отпечаток обуви оставить, береженого бог бережет.
— Тяжелая, зараза! Уф!
С кряхтением заволокли могильную плиту на бывшее отверстие, тщательно подведя ее под край мха, как было прежде.
— Идите, я тут все приберу, как нужно, мало ли глазастые будут, — эстонец посмотрел на небо, на котором собирались тучки. — Нет, дождик к вечеру пойдет, и все наши следы смоет. Идите, я догоню…
Художник Н. Зауервейд. Картина "Петр I усмиряет своих солдат после взятия Нарвы"
Глава 32
— Это то, о чем я предполагаю, Пауль?
Эстонец в своем общении с ним отказался от его русского имени, но Никритин воспринял это совершенно спокойно — Альберт считал его за зятя, и относился порой как к родному сыну, но чаще как к равному, а то и старшему товарищу. Потому и имя употреблял иное, так ему было легче в беседе за столом, на котором были разложены трофеи из чемодана. А вот с оружием разобрались быстро, и хотя дедушка с внучкой не имели об АК-74 и АПБ никакого представления, разборку и сборку научились делать быстро.
Теперь, пока топилась сауна, нужно было разобраться с содержимым чемодана, а оно было весьма интересным.
— Сейчас это писк технического прогресса — миниатюрный фотоаппарат с такими же кассетами микропленки. Через сорок лет над этим артефактом только смеяться будут. Да и сейчас от всего этого шпионского добра пользы никакой нет от слова «совсем».
— Почему ты так решил, Пауль?
— Все просто — будь эти кассеты заснятыми, то плыли бы уже в Хельсинки. В кармане у финского «выпивохи», что прибывают в Таллинн на выходные накушаться водки. Кто на таких обращает внимания? А ведь из них выходят идеальные курьеры, всех не обыщешь до нитки. Международные скандалы сейчас не нужны, в то время как страна отчаянно нуждается в валюте, пусть даже в финских марках.
— Понятно, — усмехнулся «Лаэ», и отложил пачки купюр в 10 и 25 рублей, вот только вместо банковских упаковок они были стянуты резинками. Да оно и понятно — ведь контрразведка моментально выяснит по обертке, кто снимал эти деньги, и где. Да много какой информации можно извлечь — так что долой бумажные ленты, и стянуть обычной резинкой, которая продается в любом магазине для женских надобностей.