Граф Раймунд был так расстроен своей неудачей, что даже не стал выслушивать сочувственные речи, уже приготовленные благородным Гуго. Махнув в сторону красноречивого Вермондуа рукой, Сен-Жилль скрылся в своем шатре.
– Простим графу Тулузскому его невежливость, – сказал благодушный Гуго. – Уж слишком обидным получился конфуз.
Французы покинули лагерь провансальцев под раздраженное бурчание хозяев. Самым обидным для южан оказалось то, что Гуго Вермондуа и его люди не были повинны в их неудаче. Более того, они готовились прийти на помощь соседям, но провансальцам не понадобилось ни их рвение, ни их умение. Затея благородного Раймунда, одним решительным ударом прибрать к рукам богатый город, закончилась оглушительным провалом, и провансальцам теперь предстояло выслушать немало шуток по этому поводу на свой счет.
– Как хотите, шевалье, но граф Тулузский затянул с атакой, а его рыцари слишком долго топтались на деревянных подмостках, – высказал свое мнение Глеб. – Провансальцам следовало действовать решительнее, и тогда они вполне могли добежать до соседней башни и спуститься вниз.
– Уж не хочешь ли ты, Лузарш, повторить затею нашего незадачливого друга? – насмешливо спросил Гуго под дружный смех благородных шевалье.
– Пока у меня недостаточно сил, чтобы взять город, – скромно потупился Глеб. – Но первый же подвернувшийся замок я приберу к рукам, граф, не прибегая ни к чьей помощи, в том числе и к твоей.
– Ловлю тебя на слове, благородный Глеб, – хмыкнул Гуго. – И со своей стороны сделаю все возможное, чтобы отбитый тобой у сельджуков замок не отобрали жадные бароны.
– Спасибо и на этом, граф Вермондуа.
Препирательство было пустым и ни к чему не обязывающим, зато оно позволило скоротать время в пути и вступить в свой лагерь в хорошем настроении. Благородный Гуго даже собственные неудачи переживал легко и уж тем более он не собирался скорбеть по поводу конфуза, приключившегося с заносчивым провансальцем.
Алексей Комнин, прочно обосновавшийся на берегу Босфора в городе Пелекане, все-таки вспомнил о своих союзниках и прислал им в помощь корпус пельтастов и две сотни конных туркополов под командованием великого примикария Титикия. Титикий был крещеным турком, повидавшем на своем веку немало войн. В одной из многочисленных битв ему отрубили кончик носа, который заменила серебряная нашлепка. Эта маленькая деталь придавала лицу бравого примикария довольно забавное выражение, но, разумеется, у Гуго Вермондуа хватило такта, чтобы удержаться от смешка или неуместной при данных обстоятельствах улыбки. Тем более что ему уже доводилось прежде встречаться с Титикием, и он успел оценить достоинства великого примикария, одинаково искушенного как в воинском деле, так и в придворных интригах. Византиец с непроницаемым выражением лица выслушал рассказ графа Вермондуа о неудаче, постигшей благородного Сен-Жилля.
– Никея – крепкий орешек, – констатировал примикарий. – И вряд ли этот орешек удастся раскусить без продолжительной осады.
– Нас смущает озеро, – сказал Вермондуа, жестом приглашая византийца в свой шатер. – Сельджуки перебрасывают по воде продовольствия и подкрепления. А помешать им мы не можем. Отчасти этим обстоятельством и были вызваны поспешные и непродуманные действия моего друга благородного Раймунда.
– Я слышал о предложении Боэмунда Тарентского, перебросить суда в Асканское озеро, – кивнул примикарий. – К сожалению, это потребует много времени и много усилий. Я не уверен, что басилевс решиться на это.
Ответ Титикия благородного Гуго не удивил. Надо быть чистокровным нурманом, чтобы до такого додуматься.
– Двести лет назад князь русов Олег поставил свои суда на телеги, запряженные быками, и обогнул по суше цепи, преграждающие ему путь в бухту Золотого Рога, – задумчиво проговорил Венцелин. – Византийцы, захваченные врасплох этим необычным маневром, вынуждены были принять все условия хитроумного князя.
– А это не выдумка? – покосился на рыцаря Титикий.
– Чистая правда, – поддержал Венцелина шевалье де Лузарш. – Я слышал от отца, что в Руси часто используют этот способ для перетаскивания судов из одной реки в другую.
– Я передам вашу просьбу басилевсу, – важно кивнул великий примикарий и, распрощавшись с графом Вермондуа, торжественно покинул его шатер.
Благородный Гуго проводил Титикия глазами до самого выхода, а потом, обернувшись к Лузаршу и Венцелину, сказал:
– Не верю я византийцам, благородные шевалье. И почти не сомневаюсь, что император Алексей уже ведет с никейцами переговоры о сдаче города.
– А зачем же он прислал к нам Титикия с тремя тысячами пельтастов?
– Для отвода глаз, – усмехнулся Вермондуа. – Ох, и хитрый народ, эти византийцы.
К немалому удивлению Глеба и Венцелина, благородный Гуго оказался прав в своих подозрениях. Алексей Комнин не просто вел переговоры с осажденными сельджуками, он уже практически договорился с ними. А рассказал об этом рыцарям никто иной, как лохаг Алдар. Печенег был среди тех туркополов, которые составляли личную гвардию великого примикария. Отстав ненадолго от своего начальника, он свернул в шатер Лузарша и воспользовался гостеприимством оруженосца Гвидо. В данную минуту Алдар с удовольствием смаковал вино, захваченное Глебом и Венцелином в обозе Кылыч-Арслана. Вино было воистину султанским, и печенег, имевший склонность к виноградной лозе, уже успел его оценить. И даже слегка захмелел от впечатлений.
– А я вам говорю, что византийские суда уже переброшены в Асканское озеро, – стоял на своем Алдар. – Мой лох в полном составе участвовал в этом беспримерном начинании. Вот на этих плечах, благородные рыцари, барки путешествовали по суше, чтобы потом плюхнуться в воду и повергнуть в ужас далеко не робких сельджуков.
– Выходит, император Византии оказался умнее наших баронов, – криво усмехнулся Лузарш.
– Кто бы в этом сомневался, – пожал плечами Алдар. – Переговоры с никейцами ведет дука Мануил Ватумит, а уж этот своего не упустит.
– Интересно, – задумчиво проговорил Лузарш, – откуда у простого лохага такие ценные сведения?
– Ты, видимо, забыл, с кем имеешь дело, благородный шевалье, – усмехнулся Алдар.
– И с кем же?
– С сенешалем своего замка, – спокойно отозвался печенег. – Кстати, я слышал, что он еще не взят. Ты меня удивляешь, Глеб.
– Время у шевалье еще есть, – прервал препирательства Венцелин. – Так кто тебя послал ко мне, Алдар?
– Комит Радомир, – перестал улыбаться печенег. – Он с сотней архонтопулов обосновался в небольшой крепости. Ему поручено принимать сельджуков, которых будут вывозить из Никеи небольшими партиями, и переправлять их в Пелекан к императору.
– Выходит, Никея уже взята? – прямо спросил Лузарш.
– Официально об этом еще не объявлено, но в городской цитадели на днях разместится византийский гарнизон.
– Не думал я, что Кылыч-Арслан так просто отдаст свою столицу, – покачал головой Венцелин.
– Борьба еще не окончена и вопрос о власти над султанатом будет решаться не в Никее. Так зачем же султану рисковать своей семьей. Думаю, что император уже намекнул Кылыч-Арслану, что не станет удерживать его близких.
– Радомир хочет, чтобы я сообщил о коварстве Алексея вождям крестоносцев? – прямо спросил Венцелин.
– Конечно, нет, – спохватился Алдар. – Речь идет о Хусейне Кахини. По сведениям, имеющимся у Радомира, исмаилит сейчас находится в Никее. Комит сделает все возможное, чтобы на какое-то время удержать даиса в крепости, но тебе следует поторопиться Венцелин, ибо Радомир человек подневольный, он не может отмахнуться от приказа императора Алексея.
– Сколько нам понадобится времени, чтобы добраться до крепости Святого Георгия? – спросил Гаст.
– К ночи доедем, – обнадежил его печенег.
– В таком случае – в путь.
Крепость Святого Георгия была обычным приграничным укреплением, если и способным выдержать нападение, то разве что шайки разбойников. Построена она была наспех, далеко не в лучшие для Византии времена, когда империя теряла свои земли в Малой Азии и только чудом удержала за собой несколько городов на этом берегу Босфора. В крепости был небольшой гарнизон, предназначенный для сторожевой службы во главе с топотритом Арапсием, немолодым сирийцем, родом из Антиохии. Арапсий вот уже лет двадцать служил Византии в дальних гарнизонах и, похоже, утратил всякий интерес к жизни. Появление в крепости, вверенной его заботам, комита Радомира, заставило топотрита встряхнуться, но толку ни от Арапсия, ни от его подчиненных не было в сущности никакого. Радомиру приходилось самому вникать во все дела, включая заботу о продовольствии. Самые большие хлопоты выпали на его долю, когда пришлось встречать и принимать жен и детей султана Кылыч-Арслана с их многочисленной и ни к чему не приспособленной свитой. Дабы избежать всяческого риска, Радомир выделил для их сопровождения половину своих архонтопулов, чем значительно ослабил гарнизон крепости. Избыв с великими трудами, султанскую родню, комит принялся сортировать прочих никейцев, руководствуясь не столько их амбициями, сколько собственным здравым смыслом. И если сельджукские беки и их ближайшие родственники, получали от него почетную охрану в лице отважных архонтопулов, то купцов он отправлял в Пелекан в сопровождении простых пельтастов. Людей катастрофически не хватало, и Радомир проклинал протовестиария Михаила, который вместо того, чтобы лично явиться в крепость Святого Георгия и принять здесь султанскую казну, которой были нагружены пять барок, прислал нотария Мефодия с огромным обозом, но без охраны. Сделано это было якобы из соображений секретности, на которой помешались все чиновники из свиты императора.
