— Вы что, считаете, что у меня другой цели нет, кроме как найти что-нибудь, что записать в проверку можно?
— Нет. В смысле, да. Считаю. Вот представьте гипотетическую ситуацию: приехал и никаких нарушений не нашел.
— Бред, такого не может быть.
— Вот-вот, у вас же моральная установка такая. Если ревизор ничего не нашел, значит он недостаточно компетентен. И вообще, зачем тогда ехал? Потратил время и деньги без отдачи.
— Так и есть! Да я могу вам целый букет нарушений записать, даже не приезжая.
— Так а я о чем говорю?! Моя задача — эффективное использование технических средств и выполнение планового задания, а ваша — нарушения записывать.
— Ты не слишком молод судить меня и весь ревизорский аппарат?
— Это да. в одной глупой сказке только глупый ребенок осмелился крикнуть, что король голый. Он не знал, что некоторые вещи вслух говорить не принято у взрослых. Верно?
— Да если бы не мы, то вы все бы погрязли в нарушениях! Упрощать, не выполнять требования, минуты экономить на всём, а в результате сходы!
— И вы правы, так и будет без надзора. Стадо без овчарок погибнет. Вот только не требуйте, чтобы овцы вас любили. И искренних улыбок не ждите. Кстати, и насчет минут вы категорически правы. У движенцев каждая минута на счету, а у вас времени много. Время не ваш критический ресурс.
— Вот то ты умный, Фролов, а то дурак дураком. К чему весь этот разговор.
— Не я его начал. А лицемерить и лебезить не умею и не собираюсь.
— С таким подходом ты недалеко уйдешь. Не впишешься.
— Если честный человек на работе не ко двору, зачем мне такая работа? Переквалифицируюсь в управдомы.
Вот так мы тогда поговорили, расставили точки над «Ё». При этом меня даже слегка напряг мой пофигизм в отношении к карьерному росту. С другой стороны, что-то подсказывало, что как ни крутись, а карьеры без блата не сделаешь. Надо быть уж совсем конченной сволочью, чтоб прорваться наверх в системе МПС СССР. Или умнейшим талантливым человеком, но со связями. А лучше — чтоб и талант, и связи, и сволочью, тогда эффект будет максимальным. Как говорится, криками, угрозами и пистолетом можно добиться большего, чем криками и угрозами.
Прошлый сентябрь подкрался настолько незаметно, что я его ощутил только увидев желтые листья под ногами. Смены, они такие. А этот я отметил — на каждый месяц сочиняю графики дежурств, труда и отдыха подчиненных, отчеты за прошлый месяц, закрытие долгов. Календарь на столе руководителя также важен, как и телефон. Опять же выглядит он иначе — перекидной с большими свободными полями, у некоторых он превращается в стационарный ежедневник. В отпуск уже пора собираться? Не спешу, надо закрыть гештальт с платформами, снять все сливки. А там и в отпуск схожу по-человечески.
Этот сентябрь выдался дождливым. Весьма дождливым, что не могло не сказаться на жизни людей. Звонок телефона в моей квартире раздался в восемнадцать-сорок. Поскольку впереди планерка с ночной сменой, я был одет по-деловому, собран и голоден.
— Петр Семенович! На станции пожар. Шафороста найти не смогли — голос маневрового диспетчера был тревожен, он явно не договаривал что-то.
— Где? Что горит?
— Парк С. Какой-то бутадиен.
— Бегу. Вызывайте пожарный поезд, докладывайте в Отделение и дежурному по городу.
— Пожарным сообщил, в Отделение предал, приказ на отправку пожарного поезда передали уже. В город сейчас позвоню.
— Всё, я скоро у вас буду. Рацию мне пусть запасную подготовят.
Расследование, проведенное позже, дало убедительную и тривиальную картину происшествия. Самое грустное, что в этот раз никто ничего не нарушил, просто обстоятельства стеклись в одну дырочку и дали чудовищную взрывную смесь. Взрывную в буквальном смысле слова.
Как я уже рассказывал, работа сортировочной станции состоит в расформировании прибывших в разборку грузовых поездов и сборке новых поездов, в которые попадают вагоны одного направления. Состав маневровым тепловозом толкают на горку, там составитель расцепляет вагоны прямо на ходу специальной вилкой, и они катятся вниз. Одновременно с этим дежурный по горке со своего пульта переводит стрелки, обеспечивая их скатывание на нужные пути. В наших сортировочных парках этих путей десять штук. Разогнавшиеся вагоны по нажатию кнопки на том же пульте тормозят вагонные замедлители — это такие огромные пневматические тиски, хватающие вагончики за нижнюю часть колес. В зависимости от скорости вагонов и их массы сжать тиски можно сильнее или слабее. Этим способом регулируется расстояние, которое вагоны пробегут по инерции до столкновения с уже стоящими на пути вагонами. Всё на чуйке, всё на глазомере. Две позиции торможения обеспечивают замедлители, а третья позиция — регулировщик скоростей вагонов, он же башмарь. Этот смелый и сильный мужчина вилкой кладет башмак перед скатывающимся на него вагоном. Колесо набегает на башмак и идет юзом по рельсу, гася скорость. Башмарь тоже всё делает «на глазок», добиваясь того, чтоб вагон подкатил к стоящей группе не слишком быстро, не слишком медленно, а в самый раз. Чтоб автосцепки сцепились зубами накрепко.
Так вот, с горки катилась группа вагонов с технической солью. Проливные дожди слегка её размочили, из кузова вниз на колеса тек рассол, сделавший их скользкими как селёдка в бочке. И на замедлителе эти колеса с легкостью выскользнули из захвата, продолжая лететь на свой путь номер тридцать один. На нём в это время стояли семь цистерн со сжиженным газом бутадиеном — горючим, взрывоопасным, дорогим. Командир горки Трапезников знал, что на такой опасный груз бросать вагоны нельзя, поэтому от летящих на путь вагонов цистерны были прикрыты порожняком. Нет причин для паники и чрезвычайной ситуации, казалось бы. С мощным ударом упущенные полувагоны с солью врезались в порожняк. Удар был такой сильный, что порожние полувагоны, оказавшиеся между молотом и наковальней, подпрыгнули вверх. А вот завершился этот прыжок ударом автосцепки в котел цистерны. Нокаут! Мощная струя сжиженного газа ударила как из огнемета и тут же воспламенилась, довершая аналогию. Огнемет емкостью шестьдесят тонн работал в направлении прилетевших вагонов, огненные брызги разлетались в разные стороны.
Честно скажу, если бы в голове у меня была полная картина ситуации, я не знаю, что бы сделал. А так я просто забежал на пост, схватил рацию, нараздавал дополнительных команд и поскакал в эпицентр пожара. Катастрофа сама себя не предотвратит. А на месте всё оказалось не так радужно, как представлялось мне с третьего этажа поста. Хотя бы потому, что на тридцатом пути стояли вагоны с углем и уже начинали гореть. А на тридцать втором — восьмиосные цистерны с бензином. Ё-моё! Мало было семи цистерн с горючим газом, каким-то нехорошим чудом в эпицентр пожара попал целый наливной состав с бензином. Как так, почему именно на этом пути, почему каждая по сто двадцать тонн груза?! Почему такая задница образовалась в центре города, не спрашиваю — город вырос вокруг станции.
— Горящую бочку закрепили, срочно отцепляйте и угоняйте группу вагонов с бутадиеном, пока не рвануло!
— Пётр Семенович, пока не получается! Составитель дернул состав, но от волнения забыл башмаки из-под вагонов убрать. Поспешил.
— И что? Осаживайте состав с башмаков и снимайте!
— Башмаки приварило к рельсам, тянули сильно от испуга. Сейчас нашли лом, отбиваем.
— Блиииин! Быстрее, пока не рвануло! С тридцать второго пути когда заберете бензин? Он уже горячий…
— Локомотив ищем, скоро. На вас подаем пожарный поезд, командуйте им.
Я оглянулся, в нашу сторону со стороны горки ехал вагонами вперед пожарный поезд — цистерна с водой, вагон-насосная с пеногенератором и пассажирский вагон с личным составом. Чтоб подавать команды движенцу не обязательно иметь какой-то прибор, были бы руки и умение, так что всё в моих руках. Стоп, у меня же рация есть! Поезд поставили на тот же тридцать первый путь, где и начался пожар.
— Кто командует ликвидаци… О, Петя! Привет! Давно не виделись! В подбежавшем начальнике пожарного расчета я узнал Витю — любителя песен под гитару и стильных пиджаков, с которым познакомились на дне рождения Валеры Старцева.
