Но со всей своей организованной мощью подоспел так не вовремя Карл, и бодричи, ослабленные минувшими войнами, вряд ли могли оказать франкам серьезное сопротивление. Слишком велика была разница в количестве полков, которых могло выставить княжество против королевства, силой объединившего большую часть Европы.
Тяжкая угроза агрессивного христианства нависла над страной реально, и пока не виделось возможности избежать этого. Если только не вмешается в дело Дания – давний и стабильный противник франкского королевства[11], к тому же очень заинтересованный в том, чтобы франки бодричей не покорили и не отрезали, таким образом, саму Данию от материка окончательно. И Годослав, поборов личную неприязнь, отправил послов к царственному родственнику – двоюродному брату своей жены Рогнельды – воинственному датскому королю и собирателю земель[12] не менее алчному и азартному, чем сам Карл, Готфриду Скьелдунгу.
Дары для короля были приготовлены немалые. Княжество бодричей, хотя и не слишком велико по размерам, заплатами никогда не блистало. Викинги-бодричи с Буяна регулярно платили Годославу налог частью своей добычи, да и сам князь время от времени финансировал набеги своих викингов на дальние страны, с чего имел немалую прибыль. А географическое положение обеспечивало сбор податей с купцов, связывающих торговые юг и восток с севером. Но сам образ жизни славян существенно отличал их посольство, например, от посольства, которое отправили бы франки или другие германцы. Бодричи не любили долгих сборов и тяжелых обозов. И потому сели на коней, на запасных приторочили тюки с дарами и отправились справлять свои дела бодрым галопом. Два дня пути до ставки Готфрида, два дня на переговоры, день на дорогу назад – без даров скакать можно и быстрее…
Таким образом, двоюродный брат Годослава князь-воевода Дражко, по матери лужицкий серб, как и сам Годослав, и претендент на сербский княжеский стол, вернулся вместе с посольством уже через пять дней. И доложил результаты переговоров.
* * *
Готфрид решил соблюсти интересы собственной безопасности, внял увещеваниям послов, оценив реальность приведенных доводов, и заверил князя бодричей, что немедленно прикажет зависимым от него саксонским эделингам Видукинду и Аббио активизировать свои действия и сковать очередным восстанием основные силы Карла.
При этом Готфрид сообщил, что сам высылает посольство к Годославу, чтобы обсудить другие варианты помощи и обеспечить взаимодействие.
– Я думаю, – сказал князь, выслушав посла и с улыбкой наливая ему большой кубок фряжского вина, – это позволит нам перевести дыхание и собраться с силами. Видукинд и Аббио рождены для лесной войны[13], как Карл рожден для войны на полях сражений. Передохнем хотя бы до следующего лета и попробуем иначе поставить свои дела…
Князь всегда был волен в церемониях, оставив за боярами право кичиться своим местом в думе. Место же князя было прочным, обособленным, выглядело незыблемым и позволяло Годославу вести себя так, как ему нравится. Высокого роста, сильный, красивый, умный – он был любим в народе и пользовался в дружине непререкаемым авторитетом. Но эта же вольность, этот же авторитет вызывали в боярах сопротивление, потому что князь слишком мало обращал внимания на мнение своего традиционного окружения, отодвинув его и приблизив окружение не традиционное – молодых воевод и даже простых воинов. Так и сейчас, он сам налил в кубок вино, хотя ни один боярин не стал бы делать дела, которое обычно принято делать слугам.
– Что скажешь, брат Дражко? Будет так?..
– Мм… Может быть…
Дражко, как всякий настоящий солдат, всегда был мучим неодолимой жаждой и опорожнил кубок до дна всего за пару секунд. Но поставил его на стол с таким громким и демонстративным звуком – будто кинжал в инкрустированную янтарем столешницу воткнул. Годослав понял и без «может быть» – не все так просто в отношениях с самокоронованным[14] родственником – и потому предложил почти с мрачной угрозой:
– Вещай, брат…
Дражко, однако, не спешил и долго вытирал знаменитые усы. По этим великолепным пышным усам, гордости и чуть ли не знамени всей дружины бодричей, любой житель княжества узнавал воеводу издали, когда еще невозможно было из-за расстояния разобрать лица.
– Вещай! – Годослав не повторил, а рявкнул, чувствуя повисшее в воздухе напряжение.
– Ставр! – вместо ответа дал команду немногословный Дражко.
Из-за спины князя-воеводы выступил, стукнув в пол посохом, молодой и чрезвычайно высокий – выше Годослава – человек в простых одеждах волхва с вышитой на груди семилепестковой посолонью, с традиционным волховским орудием знаний и силы – посохом и, как все славянские волхвы, безбородый[15].
– Мы, княже, на месте уже обсудили с Готфридом все дела, большие и малые… Зачем же понадобилось данам отправлять послов к нам? – Волхв сам задал Годославу и боярам вопрос, хотя они ждали от него пояснений к ситуации. – Их викинги привозят вино такое же густое, как наши викинги привозят нам. Правда, наши женщины варят пиво, мне кажется, более вкусное, чем датские мужчины[16], но я не думаю, что посольство едет сюда только пробовать бодричское пиво.
Годослав задумался едва ли на секунду.
– Зачем же они едут? – спросил он уже более спокойно, подстраиваясь под раздумчивую речь волхва.
– Готфрид, мы с князем-воеводой думаем, будет ставить свои условия.
– Какие?
Ставр оставил вопрос князя без ответа, только в очередной раз стукнул посохом в пол и склонил голову, показывая этим, что он уже сказал все. Волхв, возглавляя собственную подчиненную князю команду разведчиков, имел в посольстве особые тайные наставления от Годослава. Но сейчас, судя по всему, не торопился выложить, что сумел узнать. И только через минуту добавил, вроде бы и не к князю обращаясь, а словно сам с собой в затруднительном раздумье разговаривая:
– Даны стягивают войска не только к саксонской границе, за которой стоят полки Карла, но и к нашей тоже. И не самые захудалые дружины. К чему бы это?..
Годослав задумчиво постучал ладонью по подлокотнику кресла и неторопливо встал. Великан с кошачьими повадками в каждом движении гибкого сильного тела и потому чем-то похожий на величественного царственного льва, сейчас он олицетворял одновременно и озабоченность, и угрозу, хотя и неизвестно было, кому эта угроза предназначается. Вождь с талантами князя, с его умением мыслить нестандартно и совершать поступки, которых никто не ждал от него, сам один из лучших воинов своего народа, родись в другое время, в другом месте и при других обстоятельствах, сумел бы достичь многого. Ему же досталось только маленькое княжество, остатки некогда сильного бодричского союза племен. И в дополнение к этому такие алчные соседи со всех сторон, как Карл Великий и Готфрид Датский, за которых постарались их предки, оставив в наследство немалую силу и власть. Трудно было Годославу проявить себя так, как он хотел бы. Провидение просто не отпустило ему времени, чтобы восстановить, как он думал, прежнюю силу княжества за счет объединения соседних племен. Мешал этому объединению в первую очередь Готфрид, деньгами и войсками помогая противникам объединения. Не отставал от него и Карл, натравливая одно славянское княжество на другое тогда, когда это ему требовалось, как натравливал их же всех на саксов, когда вел войну с саксами. Римский принцип «разделяй и властвуй» два короля применяли на практике умело. Хотя один из них – Карл – был знатоком римской литературы и римского права, а второй – Готфрид – не умел ни читать, ни писать, оба они умели главное – быть принципиальными, когда это было необходимо, и закрывать глаза на принципы, когда это мешало достижению их целей.
Единственную поддержку Годослав чувствовал издалека. Далеко на восходе, за землями ляхов, лежали владения родственных ильменских словен. Там же, по другую сторону озера Ильмень, лежали и владения таких же родственных русов, раньше входивших в союз бодричей. Словене и русы постоянно воевали друг с другом, русы обложили словен данью. Но во времена мира словене оказывали Годославу помощь своими дружинами, а он оказывал давление на русов, потому что они считались младшей ветвью бодричей и обязаны были слушаться его, как своего князя, хотя в действительности слушались не всегда. Но такую помощь, чтобы противостоять Карлу, никто оказать не мог, даже отправив все свои дружины, что невозможно, на закат, к бодричам. Вот если бы у Годослава имелось в запасе еще лет пять, вот если бы Карл ввязался в борьбу с Готфридом, при которой и одному, и другому монарху было бы не до славянских дел, Годослав сумел бы объединить даже против воли братьев-князей несколько славянских племен. Тогда можно было бы говорить на равных и с франками, и с данами.
А сейчас приходилось вертеться, подобно ужу. Неприятно это, не по душе самому князю с его львиным норовом. Однако обстоятельства оказались сильнее желаний. И он искал пути…
