Из пещеры дохнуло теплым воздухом, прогорклым, грязным и зловонным, но все это перестало иметь значение, когда она ощутила тепло огня.
Изнутри доносились громкие всхлипывания.
— Что это? — послышался голос Гилфы.
— Не судите меня, — ответил человек. — Мы умирали от голода.
Тола спускалась по насыпи в пещеру. Пещера выдыхала, словно собака, тепло — горячее и зловонное.
Луис тоже спустился. Горел огонь. А рядом — следы кровавого побоища.
Гилфа уже стоял на коленях у огня, пытаясь согреться, он наклонил голову, чтобы не видеть мертвые тела.
Их было три — одно большое и два поменьше. Маленькие тела лежали лицом вниз. С большого тела были срезаны куски мяса. На руках виднелись свежие разрезы. В горшке на огне варилась рука.
— Мы были здесь слишком долго, — сказал мужчина.
Тола узнала его сразу, вспомнив свое первое появление в пещере. Он не похудел.
— Они сказали, что вернутся. В долине не осталось еды. Выбора не было.
— Всех? — спросил Гилфа.
— Ты бы смог съесть мать на глазах у ее детей? Или съесть детей на глазах у матери? Я убил их, когда, они спали. Они ничего не почувствовали.
Он указал на тела. Головы мертвых были повернуты в противоположную от него сторону.
— Какая забота, — угрюмо произнес Гилфа.
— Так что, вы не станете есть?
Тола покачала головой.
— Нужно похоронить их, — сказала она. — Так будет по-христиански.
— Не думаю, что смогу это переварить, — заметил Гилфа.
— Конечно, сможешь. Ты же можешь съесть свинью, лошадь или крысу. Почему же тогда не можешь съесть человека?
— Я голоден, — сказал Гилфа.
— Уж лучше я останусь голодной, — заметила Тола.
— Хорошо. Мне достанется больше. На них еще много мяса, хотя и умирали с голоду, — заметил мужчина.
— Луис, скажи им! — попросила Тола.
Ответа не было. Луис пропал.
Тола вышла из пещеры. Смеркалось, Луис, обхватив голову, сидел на траве.
— В пещере есть для тебя одежда, — сказала она.
— Я замерз.
— Тогда заходи. Там огонь. Я вытащу тела наружу, если тебе тяжело их видеть.
— Хорошо, когда чувствуешь холод, — сказал он. — Волки никогда не мерзнут.
Луна светила сквозь туман, и Тола смотрела вдоль длинной гранитной расщелины в склоне холма, исчезающей в сумраке. Пучки вереска торчали из снега, словно пепел. Казалось, что весь мир сгорел и только это место осталось нетронутым.
— Почему ты сюда пришел?
— Тебя искал, — ответил Луис.
— Чтобы умереть?
— Да.
— Наверное, ты думал, что тут это будет легче. Все, что у меня было, — потеряно. Все мертвы. Ты войдешь в пещеру?
Я уберу тела.
— Не могу смотреть на них.
— Они вселяют в тебя ужас после того, что ты видел в долине?
— Я сам для себя ужас.
— Ты единственный, кого я не боюсь, — сказала она. — Хотя мое тело дрожит, когда я вижу тебя, а ноги хотят бежать, в глубине души я не боюсь тебя.
Она удивилась, когда возник следующий вопрос:
— На что ты надеешься?
Он взглянул озадаченно.
— Слово «надежда» кажется странным. Не знаю. Я жажду собственной смерти. Надеюсь ли я на нее? Не знаю. А ты? Что хочешь ты?
— Не это, — ответила она. — Все, что угодно, только не это. Я могла попасть в Хель. Иногда я думаю, что меня убили тогда с Хэлсом, на том холме, и это часть моего искупления — не знать, что это искупление, думать, что можно спастись, надеяться на лучшее. Мы не можем вернуться в прошлое. Что мне делать, когда я помогу выполнить твое предназначение?
— Не знаю.
Она изучала взглядом его лицо, глаза волка, кожу, гладкую и молодую, его обнаженное тело, побелевшее от холода.
— Не могу без камня. Запах изводит меня, даже здесь. Я должен оставаться на холме, пока вы не отправитесь дальше.
— Позволь мне принести тебе одежду.
— Мне нужен холод.
— И одежда. Она не слишком поможет, но ты будешь выглядеть человеком, возможно, начнешь думать, как человек.
Она скользнула вниз по склону в пещеру. Гилфа улыбался с другой стороны костра, его губы лоснились от жира,
Тола только взяла оставшуюся одежду — пару чулок большого размера, рубашку и тунику. Она разорвала платье женщины, чтобы сделать накидку. Мертвые тела не волновали ее. «Как быстро, — подумала она, — мы смиряемся с неизбежным, как быстро тело мертвого ребенка становится не страшнее, чем зарезанная свинья».
Она вынесла одежду Луису.
— Надень это.
— Она пахнет мясом.
— Мы все пахнем мясом. И, вероятнее всего, ты тоже.
Он натянул чулки, затем надел рубашку и тунику. В конце она дала ему одеяло. Теперь он был похож на других беженцев, спасающихся от нашествия, одетых в старые порванные вещи, вещи, служащие не по назначению. Она тоже так выглядела в своем огромном плаще и мужских бриджах. Казалось, наводнение затопило их жизни, спутав и перевернув все вокруг, а когда вода схлынула, осколки потянуло к оставшимся в живых, словно водоросли к камням.
Внизу, в долине, было слышно дыхание лошади. Затем послышалось дыхание других лошадей, будто кто-то повелевал ими и они своим бормотанием выражали согласие с его словами. Собака протестующе залаяла, разряжая мертвый воздух резкими звуками.
— Нужно идти, — сказала Тола. — Нас быстро найдут в пещере, если у них есть собаки.
— Если у них есть собаки, нас найдут в любом случае. Принеси мой меч, — попросил Луис. — Я попытаюсь воспользоваться им. А вы бегите!
Глава тридцать седьмая
Бег к земле
Кому ты возносишь молитвы? Богам, которых ты видел и которые, ты знаешь, ненавидят тебя? Богу, которого ты никогда не видел и который говорит, что любит тебя?
Луис не молился и даже не осенял себя крестным знамением. Тяжело быть богом или дьяволом, когда некого просить о помощи, кроме себя самого.
Тола и Гилфа карабкались по склону, подальше от дороги. Мужчина, которого они нашли в пещере, пыхтел за ними.
Мир вокруг него, казалось, благоухал волнением, людьми,
— Такой, лошадьми. И вот впереди на них залаяла собака.
Ом услышал голос девушки и почувствовал ее панику.
— Ну же!
Ее дыхание показалось ему таким шумным, словно оно отвечало на вопросительное сопение пса.
— Ты где? — спросила собака.
— Здесь, — выдохнула она.
Он ощущал тяжесть меча. Собака должна умереть, с ней их выследят очень быстро. Животное показалось в тумане шагах в двадцати от него, и он испытал разочарование, увидев, что это не злая бойцовская собака, а вислоухая дворняга, приземистая и забавная. На ее морде была напихана надежда: а вдруг ей дадут кусок мяса.
Он подошел к ней, не поднимая меча, и стал говорить что- то ласковое. Внезапно перед глазами появились серые и зеленые круги, в ноздрях защекотало от запаха крови, в ушах раздался звон. Он лежал на сырой земле, и: его чувства, достаточно обостренные, давали понять, что его сбила с ног лошадь. Запах пота, мокрой кожи стремян и седла витал над ним, смешиваясь с ароматом его боли.
Из тумана появились еще четыре всадника, копыта вспенивали жесткую почву, темный запах коней заполнял его разум.
— Туда, наверх! Все туда!
Норманны показывали в направлении, куда побежала Тола со своими спутниками.
— Куда?
Тола вскрикнула: «Моя лодыжка!»
Луис поднялся, земля под ногами ходила ходуном, словно палуба попавшего в шторм корабля. Всадник, наставив копье, объехал его. Голова Луиса была словно в тумане, в ноздрях клубился запах крови. Стук копыт, будто биение смерти, приказывал ногам бежать, острие копья раскачивалось на сером фоне, как голова тюленя. Он шагнул под него и с силой взмахнул мечом. Последовал глухой удар, и он отлетел в сторону — лошадь снова ударила его. Тело Луиса гудело подобно двери, в которую врезался баран.
Лошадь крутилась вокруг него. Казалось, что всадник выполняет трюки на площади, дабы повеселить толпу, то падая с лошади, то подбрасывая высоко ноги, чтобы перевернуться и опять упасть в седло. Лошадь заржала и упала замертво. Луис ударил ее по голове, нанеся ужасную рану.
Луис подумал, что сломал себе ключицу, — настолько острой показалась пронзившая его боль, — но времени думать об этом не было. Возраст не влиял на него, он мог выдержать боль, в десять раз большую, чем обычный человек, но все же не считал себя неуязвимым.
Еще один удар отправил его на землю, и в этот раз Луис уже не смог встать. Что теперь? Возрождаться, чтобы почувствовать себя обновленным, опять испытывать страдания и познать смерть? Меча не было, его выбили из руки.
Тола бежала вверх по холму, значит, ему нужно уводить солдат вниз, где их лошади не смогут пройти. Он двинулся вниз по склону, к входу в пещеру. Теперь всадников было больше, девять или десять. Он забежал внутрь, нырнул под низкий свод и стал пробираться вперед, пока не попал в большой зал.
