— Как мы узнаем, куда идти, если не использовать руны?
— Подумай, в какой стороне страх, — ответила Стилиана. — Туда мы и пойдем.
— Кажется, что на север идти труднее. Холмы там круче, чем все остальные, и ноги гудят.
— Ты боишься идти на север?
— Я боюсь не исполнить свой долг по отношению к вам.
— Исполнишь, Фрейдис, не бойся.
— Я должна умереть, чтобы вернуть вам руны?
— Не знаю. Я утратила руны, но все еще жива. Хотя сейчас я могу умереть. Да, так или иначе, но скоро, а может, через много лет ты умрешь тоже. Без рун ты начнешь стариться.
— Если я умру с мечом в руке, я попаду к Фрейе, буду пировать и участвовать в сражениях за эту великую госпожу.
— Ты будешь ее самой лучшей служанкой.
— Но не она будет моей самой лучшей госпожой. Самая лучшая — здесь, рядом со мной.
— Ты утешила меня, — сказала Стилиана. — Ты такая же яростная, как любой мужчина, но не чувствуешь себя такой же ничтожной. Ты увидела благодаря рунам, как воины пытаются принизить себя, ограничить, чтобы оставаться чем-то простым — мужчиной с топором, который ничего не боится и которого любят его родные. Ученые мужи и жрецы Константинополя не лучше.
— Женщины более свободные существа, — сказала Фрейдис. — Наши жизни ограничены условностями и обычаями, но друг с другом мы свободны и можем быть многим. Мужчина же пытается быть малым, показать себя честным, умным и грубым, хотя есть и такие, кто нежен и заботлив, кто закаляет силу смирением.
— Но их мало, — заметила Стилиана. — И мир таких мужчин не вознаграждает.
— Норманны похожи на них? А Луис?
— Нет. Он старается быть таким же, как и многие. Старается быть ничем. Любовь уничтожила его, и он лежит, словно поверженный в бою воин, с вывалившимися внутренностями, ждущий друга или врага, — лишь бы его прикончили. Но никто не хочет его убивать. Он должен сделать это сам. А мы должны остановить его. Ему нужно жить, ведь если он умрет, то умрет окончательно и история закончится.
— Какая история?
— Какую рассказывают мне, какую рассказывают тебе.
— Я не понимаю вас, госпожа.
— Ты — воин, Фрейдис, ты не должна понимать, ты должна действовать.
— Я рада этому.
Они лежали, согревая друг друга, до самого утра. Туман стал прозрачнее, но не исчез. Впереди проступили очертания холмов, появились, словно привидения, кусты, чтобы опять исчезнуть в налетевшей дымке.
— Мне страшно здесь, — сказала Фрейдис. — Не хочется идти дальше.
Конь стоял, перебирая копытами, и Фрейдис, подойдя к нему, погладила его по морде.
— Тогда нам туда, — промолвила Стилиана. — Этот ученый муж — точка, вокруг которой все происходит. Если мы найдем его, то сможем переиграть судьбу.
— А что, если ваша судьба — умереть?
— История разрушена. Ее финал можно переписать. Я уверена в этом.
— Мой народ верит, что нашу судьбу изменть нельзя.
— В это и должен верить воин. Вера придает мужества. Если тебе суждено умереть сегодня, значит, ты умрешь сегодня. Но судьбу нужно изменить. Мы видели богов в источнике Мимира в Константинополе. Я отдала им брата. Волк отдал жену. Наши судьбы изменились.
— Откуда вы знаете?
Стилиана улыбнулась.
— А я и не знаю. Просто не могу представить себе, чтобы девочке, рожденной в трущобах за городской стеной, суждено стать бессмертной.
— Значит, то, во что вы верите и во что не верите, все это есть в большом мире, госпожа?
— Я прошла много дорог, чтобы быть там, где я сейчас. Там, в источнике, я видела саму смерть. Я видела женщин, прядущих судьбы всех людей, твою и мою. Я не знаю правды, Фрейдис. Колдуны верят, что могут достичь абсолютного знания, глядя в пламя и повторяя свои ритуалы. Возможно, это неправда. Есть только истории, рассказанные богами, и есть те, кто может осмелиться рассказывать эту историю.
— Вы смелая женщина, госпожа.
— Я трусиха, но я всегда сражаюсь с тем, что наводит на меня страх.
Фрейдис услышала на холме голос — долгий, холодный звук, вой волка. Она поежилась.
— Что? — спросила Стилиана.
— Вы не слышали вой волка?
— Нет.
— Тогда это он. Пошли.
Фрейдис запрятала руны поглубже. Ее ноги замерзли, а плащ показался намного тяжелее, чем был.
Она услышала в долине топот лошадиных копыт по сухой земле.
— Норманны?
— Должно быть. Тихо.
Они замерли в ожидании. Их конь, казалось, дышал громко, как кузнечные меха. Лошади проскакали в тумане мимо них, и топот копыт исчез в сыром воздухе.
— На нас охотятся?
— Тут на всех охотятся, — ответила Стилиана. — Главное, являемся ли мы для них основной добычей или воробьями, попавшими в силки для дичи.
Фрейдис сейчас боялась гораздо сильнее, чем когда впервые обнаружила Луиса. Это была детская боязнь темноты, боязнь лесной чащи, которая остается черной и холодной даже в летний зной, это боязнь ночных звуков, когда знаешь, что отец уехал в поход, но рассказанные им истории о ползучих монстрах и отвратительных болотных ведьмах все еще звучат в голове. Об этом она не думала. Страх был неотъемлемой частью жизни воина, как дождь и вши. Он не мог прекратить войну, только добавить неудобства.
Когда туман стал очень густым, они сели, а позже, как только смогли видеть дорогу на несколько шагов вперед, двинулись в путь. Конь дышал тяжело, хотя Стилиана была самым легким седоком, какого только можно найти. Место для стоянки отыскалось с трудом — вокруг не было сухих мест, но вот с проклятиями костер все-таки разгорелся и пламя охватило найденные Фрейдис дрова. Через день-два пути они обнаружили следы лошадей и собак. Они пошли по следам, пока не оказались на равнине, где следы разделились. Следы лошадей повернули на север от основной части равнины, простиравшейся на восток.
— Мы сможем найти волка? — спросила Стилиана.
— Он на севере. Мы идем правильно.
— Откуда ты знаешь?
— Страх усиливается с каждым шагом.
— Хорошо. Тогда вперед.
Глава сорок первая
Обещание магии
Тола, привязанная к лошади веревкой, шла, спотыкаясь. Туман поднялся, и норманны стали идти быстрее.
Только ее вывернутая лодыжка замедляла их передвижение. Сначала они пытались бить ее, чтобы заставить идти быстрее, но когда поняли, что пользы от этого мало, забросили девушку на лошадь. Это было едва ли не хуже, чем идти пешком, — ее трясло, когда лошадь переходила на рысь, и было очень тяжело удержаться в высоком седле со связанными руками. Мужчины пока еще не приставали к ней, хотя и обсуждали часто, как будут насиловать ее. Ей не нужно было знать норманнский язык, чтобы понять, о чем они говорят. Их взгляды задерживались на ней, они делали странные движения языком и хватались за пах. Но это был только ритуал, чтобы убедить себя, что все хорошо, что старое господство меча и члена все еще существует. Они боялись ее и не смели прикоснуться. Она ощущала в них старый страх, страх темной лесной чащи, болот и диких мест, страх того, что появляется на грани сна и бодрствования.
Они решили, что она ведьма, — точно так же думали Стилиана и Луис. В голову пришла сумасшедшая мысль, что все это — пожары, убийства, уничтожение всего, что она ценила, — делается для нее. Возможно, Бог наказывает ее за то, что она не смогла подавить свою магию, не сумела заглушить способность чувствовать. Стоит ей на миг сосредоточиться, как эта способность просыпается в ней и она может уловить страх ребенка в соседней долине, бесполезную любовь отца, призывавшую его защитить свое дитя от многочисленных врагов.
Проклята Богом. Она не понимала слов, которые произносили норманны, тыча в нее пальцем, но понимала их настроение так ясно, словно выросла в их далекой стране за морем.
Они везли ее через долины тем же путем, каким она пришла сюда. Ее башмаки развалились на части, ноги ничего не чувствовали от холода и сырости, веревка разодрала руки в кровь, одежда, пропитанная потом, прилипла к телу.
День был ясный и солнечный, хороший день для работы — так сказала бы ее мама; прохладно, но солнечно — то, что надо для трудящегося человека, а бездельнику всегда холодно.
Норманнов было пятеро, и их обуревал страх. В холмах возникло движение, вдалеке показалась цепочка людей — некоторое время они рассматривали их, а затем исчезли из виду. Ее народ. Организовывают сопротивление.
Может, кто-нибудь из лордов с северных земель наконец решился встретиться лицом к лицу с завоевателями? Моркар? Или он мертв? Кто-то говорил ей об этом.
Она почувствовала вдруг другие силы — головокружительный, восторженный гул рун. Где же они? Где-то на вершине холма, наблюдают за ней.
Ночью, уже в лагере, ей показалось, что она видит в пламени огня танцующие руны. Стилиана? Нет, она не вернется для того, чтобы ее принесли в жертву.
