оформления здесь стал красный и черный полированный гранит. Пол и стены были
отделаны красными плитами, а напольные светильники, в два человеческих роста, стоящие вдоль стен, изваяны из черного камня. Таким же угольно-черным был и широкий
алтарь, расположенный прямо в середине зала. А по обеим сторонам от него, на
невысоких пьедесталах горделиво сидели два крылатых льва с человеческими головами, высеченными неведомым скульптором из золотисто-дымчатого камня. И лица этих
мифических животных были точными копиями лиц Марты и Яра…
Яр положил на пол тюк и подошел к алтарю. Провел по камню ладонью, брезгливо ее
осмотрел, вздохнул, а потом без всякого почтения взобрался на алтарь, удобно сел и стал
покачивать ногой, с любопытством оглядываясь по сторонам. Его спутница опустилась на
корточки и начала рассматривать человеческий скелет, лежащий перед статуей льва с ее
лицом. Судя по совершенно истлевшей шкуре леопарда, которая на него когда-то была
надета, скелет мог принадлежать жрецу. Марта взяла в руку череп, задумчиво оглядела, зачем-то даже понюхала, а затем пробормотала:
– Я его не знаю.
Она равнодушно отбросила череп, поднялась с корточек, и, глядя прямо перед собой, внезапно властно произнесла:
– Подойди ко мне!
Из-за светильника тут же робко выглянул мужчина в простой набедренной повязке. Он
сразу опустился на колени и пополз на них к Марте. Не доползя четырех шагов, мужчина
уткнулся головой в плиты пола и, застыв в позе полной покорности, еле слышно
проговорил:
– Вы и не могли знать прежнего жреца, божественные. Вас слишком долго не было.
Прошла тысяча разливов Геона с момента последнего посещения вами своего храма.
Силы, радости, крови вам величайшие…
Марта величественно повернулась в сторону незнакомца. За ее спиной неожиданно грозно
затрепетали два громадных крыла будто сотканные из муарового тумана. Все тело
покрылось темно-серым, отсвечивающим тусклым металлом подшерстком, разноцветные
глаза, ставшие совершенно черными, удлинились до висков, зрачки, блеснув
расплавленным золотом, вытянулись в вертикальную черту, а на пальцах ног и рук
выступили несокрушимые блестящие когти:
– Встань и открой лицо, хезур!
Мужчина, не медля ни мгновенья, вскочил на ноги и молитвенно сложил перед собой
руки. Он весь дрожал и покрылся потом от страха, не смотря на прохладу, царившую в
храме. Первая Мать подошла к нему, раня когтями кожу лица, взяла за подбородок и стала
осматривать, бесцеремонно поворачивая голову то вправо, то влево, при этом
настороженно принюхиваясь. Подбородок мужчины был острым, а нос тонким и прямым.
Природа и родители дали мужчине большие глаза с зеленой, переходящей к краю в
черный цвет, радужкой. Прямые, огненно рыжие волосы на голове были не сбриты, а
завязаны узлом на затылке. Но главным был все же его запах. Он для Марты являлся
основной меткой. И это запах говорил о том, что в крови стоящего и дрожащего перед ней
хезура, была и частичка жизненного кода ее Дома. Видно, когда-то в далеком прошлом, воин ее Дома из чистого клана, дал насладиться незабываемыми моментами телесной
любви человеческой самке, что и позволило ей родить плод с новыми способностями. Все
это означало только одно: стоящий перед ней человек был членом одного из грязных
кланов ее Дома. Мельчайшие доли крови ее расы в крови таких людей, позволяли им жить
на две-три сотни разливов реки, называемой ими Геон, дольше, чем обычным людям. Они
становились теми, кого окружающие с боязнью и почтением называли магами,
волшебниками или колдунами, совершенно не понимая природы сил, которыми те
управляли. При этом магами беззаветно преданными своему и только своему Дому. Эх, если бы не проклятое оружие «последнего дня» теперь уже уничтоженного Дома Пикчу, сделавшее женщин ее расы бесплодными, может быть перед ней сейчас стоял бы ее
прямой, с чистой кровью, потомок…
Первая Мать силой воли отогнала эту горькую мысль, плавно перетекла в человеческую
ипостась, ставь вновь просто изящной и миниатюрной женщиной неопределенного
возраста, выпустила лицо мужчины и чуть нахмурилась:
– Почему ты нас не встретил, как подобает, жрец?
Мужчина в набедренной повязке позволил себе облегченно выдохнуть. Его не стали сразу
убивать:
– Я… я испугался…
– Как тебя зовут?
– Уоти, божественная…
– Уоти – это значит «мятежный духом»?
– Да, величайшая – силы, радости и крови тебе.
– Назови свой клан.
– Клан Смотрящих и Изменяющих, божественная. Силы, радо…
Марта поморщилась:
– Сделай милость, Уоти, отвечай коротко, без всех этих славословий и пожеланий.
– Я понял, Первая Мать Великого Дома Ибер.
– Просто мать, если можно, Уоти.
– Да, Мать.
– Нахти, глава твоего клана, теперешний верховный жрец храма Тира?
– Ты говоришь истину, Мать.
– Когда здесь последний раз появлялись люди?
– При мне – никогда. Но у меня хватит сил увести их в пустыню за миражом, отвести им
глаза от долины, не выходя из храма, если я почувствую их появление…
– А при старом жреце?
– Триста разливов Геона тому назад. Он их убил, Мать, задушив на расстоянии. Но это
было только один раз. Дорога сюда трудна и опасна. Да и забыли все давно про храм.
– А почему ты его останки не придал огню?
– Он захотел служить вам и после смерти. Поэтому просил не сжигать его тело, а оставить
в храме …
Яр, до этого продолжавший сидеть и с интересом наблюдавший за происходящим, спрыгнул с алтаря и тоже подошел к жрецу. Тот попытался опять упасть на колени.
Однако спутник Марты, успев схватить его за хвост из волос на голове, заставил стоять
прямо. Приказав жрецу не дергаться, он обошел его кругом, с интересом осматривая, как
покупатель, выбирающий жертвенного гуся:
– Что-то ты какой-то заморенный и худой, Уоти.
– Я много медитирую, божественный. Силы, радо…
Яр, возвышающийся над жрецом на две головы, грозно приподнял одну бровь:
– Отвечай коротко…
– Да, Второй Отец Великого Дома Ибер…
Бровь Яра поднялась еще выше и Уоти торопливо проговорил:
– Я много медитирую, Отец. Стараюсь постичь себя и окружающий мир…
Пробубнив себе под нос что-то вроде – «еще один доходяга-умник вместо воина», Яр
вопросительно взглянул на Марту. Та в ответ пожала плечами, мол, ты целый отец Дома, хоть и второй, вот и принимай мужское решение.
Спутник Марты наставил на жреца указательный палец:
– Вот что ты сейчас сделаешь, Уоти. Возле входа в храм стоят на привязи двадцать ослов.
На них тюки с зерном, маслом, вяленым мясом и вином. Ты, сначала, вытащишь мясо и
плотно поешь, а то на тебя без слез смотреть невозможно. Поешь плотно, это приказ.
Только потом начнешь разгружать животных. Когда их разгрузишь, отведешь на
кормежку и водопой. Источник, надеюсь, не пересох?
– Нет, второй Отец. И под кипарисовой рощей все так же зеленеет трава.
– Прекрасно, Уоти. Когда разберешься со всеми этими делами, в той роще поставишь нам
с матерью шатер, который ты также найдешь в поклаже. Потом обязательно помоешься, а
то несет от тебя как от навозной кучи. И будешь мыться каждое утро и каждый вечер.
Запомни, больше повторять не буду. Медитация предполагает чистоту не только духа, но
и тела. Теперь иди и не появляйся в храме, пока тебя не позовут…
Дождавшись ухода жреца, Яр вернулся к алтарю, снял с безымянного пальца левой руки
простенький серебряный перстень, с печаткой в виде львиной головы, и осторожно, печаткой вперед, вставил перстень в небольшое углубление на поверхности алтаря.
Раздался тихий мелодичный звон, тяжелая каменная плита, на которой стоял алтарь,
приподнялась, а потом плавно и неслышно отъехала в сторону. В образовавшемся
квадратном отверстии на полу храма стала видна каменная лестница ведущая куда-то
вниз. Спутник Марты вернул перстень на палец, деловито развязал тюк, который принес с
собой и достал из него масляные лампы с огнивом. Несколько раз, чиркнув огнивом, зажег фитили у ламп, а затем две из них протянул Первой Матери:
– Пойдем посмотрим, незабвенная, чем мы сейчас располагаем.
Они спустились вниз по лестнице на глубину в четыре человеческих роста и оказались в
круглой комнате, от которой начинались три туннеля. Посреди этой комнаты стоял такой
же, угольно-черного цвета алтарь, как и в храме. Поставив лампы на пол, Яр опять снял с
пальца перстень и повторил с ним ту же процедуру, что и наверху. Снова раздался тихий
мелодичный звон, но на этот раз алтарь даже не шелохнулся. Но это, по-видимому, даже
обрадовало Второго Отца, так как он удовлетворенно улыбнулся:
– Ловушки, пока перстень вставлен – отключены, можем идти спокойно.
