Хотя он сражался и проливал кровь вместе с этими героическими воинами добрую половину двух веков, Танна понимал, что неразрывные узы доверия между ними разорваны. Варда сказал, что не осуждает его за приказ запустить “Барисан” и направить “Громовой ястреб” сквозь гравитационные штормы к “Сперанце”, но между двумя братьями появилась тонкая и расширяющаяся трещина.
И хотя Варда был обычным боевым братом, он также являлся чемпионом Императора их крестового похода, и это придавало ему статус, который никто не мог игнорировать несмотря ни на какое звание.
Танна громче запел молитвы, его грудь, плечи и спину покрывали раны позора, которые он нанёс себе. В одной руке он сжимал колючую цепь, а в другой боевой клинок. Они были влажными от его крови. Сержант обратился к воинам и их холодные взгляды причинили ему большую боль, чем любые увечья.
— Доверься Императору в час битвы, — произнёс он, возвращаясь к ритуальному катехизису.
— Доверь Ему свою защиту и приложи все свои силы к истреблению богомерзких Его врагов.
— Пусть моря станут багровыми от крови убитых нами.
Танна нарушил традицию и произнёс последнюю фразу боевой клятвы вместе с остальными.
— Сокруши их мечты и надежды. И обрати все их песни в стоны по погибшим и предсмертные крики.
Не переведено.
Не переведено.
Небо над кратером Бужье, замаранное следами войн тысячелетней давности, подернутое ядовитой дымкой и словно затуманенное тоской, напомнило Гидраку о дне, когда он осознал, что ненавидит Марс.
Ветер гнал пыльную бурю, насыщенную тоннами загрязненного марсианского шлака, волнами вздымающегося над дальней стороной кольцевого вала. Не позже, чем через час, металлические чешуйки опустятся в чашу кратера Бужье сухим, удушливым покровом.
Разумеется, у команды Гидрака имелись средства защиты, но ничто не могло с полной уверенностью предохранить их от коварной марсианской пыли. Хотя они с Авророй[1] и облачились в талларнские пустынные комбинезоны и куфии песочного цвета, в последующие недели им придется вытаскивать из кожи друг друга острые частички металла.
Гидрак, стоявший на гребне вала из выброшенного грунта, поднес руку к оправе поляризационных очков, настраивая мультиспектральный обзор в попытке проникнуть взглядом за стену надвигающейся бури. Впрочем, он понимал, что это бессмысленное занятие — кузня Басири, мощный комплекс производственных зданий, никогда не прекращала работу, упорно разоряя окружающий ландшафт.
Конечно, всё, что сейчас видел Гидрак, представляло собой мутный, вишнево-красный ореол, светящийся на внутренней стороне очков. Триста километров пустоши, покрытой воронками, отделяло его от могучей кузни магоса Альхазена[2], но, проведя немало времени за изучением пиктов, предоставленных Энариком (и уделив намного больше внимания детальным планам, которые Симокатта[3] раздобыл в глубочайших слоях ноосферы), адепт не мог не воссоздавать в воображении жемчужные и нефритовые минареты, золотые башни и геодезические купола мануфакториумов Басири[4].
Там, за стеной бури, в этом центре военной промышленности, днем и ночью трудились миллионы техножрецов, сервиторов и законтрактованных рабов, создавая бронетехнику Астра Милитарум и машины Легио Титаникус.
Не без труда преодолев крутой спуск с гребня, Гидрак направился по неровному дну воронки к временному лагерю. Его дыхание звучало затрудненно, и в этом стоило винить долгие часы, проведенные в подключении к когитатору, перебор со стимуляцией желез, нехватку сна и слишком серьезное нервное напряжение.
Гидрак знал, что он не в лучшей форме. Конечно, для адепта не составило бы труда воспользоваться своими навыками и заполучить достаточно средств для анатомических улучшений, перестраивающих тело, дюжины благодетельных омолаживающих процедур или операции, способной покончить с его стим-зависимостью.
Но Гидрак ничего не менял в себе, поскольку ему нравились мелкие напоминания о собственной человечности и постепенные изменения, говорящие о том, что жизнь конечна и стоит наслаждаться ею, пока есть время.
Помедлив, адепт осмотрел верхние отроги кратера, переключив визор на обнаружение человеческих невральных контуров. Никого не было видно, но Гидрак по-прежнему держал ладонь на обрезиненной рукояти плазменного пистолета типа «Ярость». На этом задании оружие не требовалось, но в пустошах между кузнями всегда существовала возможность встречи с какими-нибудь недружелюбными типами, а размер их лагеря вполне мог привлечь нежелательное внимание.
Издали он ничем не отличался от тысяч других мест раскопок археотека, разбросанных по поверхности Марса, но вблизи картина полностью менялась.
Сборные жилые фургоны располагались ёлочкой под бьющимися на ветру хамелеолиновыми тентами, переливающимися неровным смешением красного, охряного и темно-коричневого цветов. От внимательного орбитального сканирования они защитить не могли, но успешно поддерживали иллюзию того, что лагерь принадлежит обычному клану кочующих техно-мусарей.
Три фургона действительно представляли собой простые, грубые, но эффективные убежища для сплоченной семейной группы — в них команда Гидрака держала сервиторов. Четвертый же, предоставленный им магосом Энариком на время этого задания, на самом деле являлся герметично закрытым модулем нейрохирургии, в котором ждали своего часа специалисты-хирургеоны. Пришлось серьезно поработать над его внешним видом, чтобы соблюсти маскировку.
Зарытые в грунт генераторы обеспечивали энергией покачивающиеся гирлянды люменов в ветрозащитных фонарях, протянутые между убежищами, и древние землеройные машины располагались в двух импровизированных укрытиях, высеченных в скале.
В третьем убежище скрывалось транспортное средство, более быстрое и продвинутое, чем мог позволить себе любой из копающихся в грязи техно-мусарских кланов, но его сохраняли от обнаружения по-настоящему замысловатые технологии.
Гидрак брел вдоль траншей, вырытых сервиторами этим утром. Границы земляных работ отмечались рядами ячеистых проволочных сеток, и на ветру трепетали сигнальные флажки, указывающие на перспективные направления раскопок. Их ставили случайным образом, но и при наблюдении вблизи должна была сохраняться видимость поисков археотека.
