Ван Дрой знал, что его танки замедляли движение более быстрых «Химер» и «тридцатьшестерок». Однако без танков они стали бы легкой целью для зеленокожих мародеров. Стромм вел колонну плотным и широким строем. Лишь несколько «Химер» поочередно удалялись от нее и проводили разведку. Неужели полковник не злился на медленные «Леманы Руссы», которые двигались со скоростью тридцать километров в час? Если он и испытывал раздражение, то никак не показывал этого.
После битвы с орками прошло уже несколько дней. Усталая, грязная и потрепанная колонна продолжала путь на северо-восток. Постепенно ландшафт начал меняться. Покатые дюны сменились скалистой равниной. Было ли это хорошим знаком? Ван Дрой терялся в догадках. Если отсутствие песка означало близость предгорий, то почему они не видят Ишварскую гряду? Горизонт на северо-востоке закрывала розовая дымка. Никаких горных пиков. Никаких намеков на какую-то возвышенность.
Настроение людей было таким же мрачным, как облачное небо. Его ухудшали сообщения, передаваемые от танка к танку. Дюжина бойцов ван Дроя серьезно заболела. Стромм говорил о тридцати шести больных пехотинцах. После ужасного крушения бота и атак зеленокожей орды в Девяносто восьмом стрелковом полку остались только два медика. Они осмотрели больных танкистов, посовещались друг с другом и сказали ван Дрою, что по крайней мере трое из двенадцати умрут в течение дня. Ничто не могло спасти несчастных парней. Они стали жертвами «взвеси». Печень, почки, легкие — все внутренние органы отказывались функционировать. Другие девять больных почти наверняка должны были погибнуть в ближайшее время. Им требовался срочный специализированный медицинский уход. А поскольку надежда на воссоединение с «Экзолоном» стремительно приближалась к нулю, смерть ребят казалась практически неизбежной. Ван Дрой кусал губы от гнева и разочарования. Позже он уединился в куполе танка и излил свою ярость в потоках нецензурной брани. Его крики и проклятия тонули в реве двигателя.
Полковник Стромм принял трудное решение и ограничил рацион воды и провизии для тяжелобольных гвардейцев. Он не хотел тратить скудные ресурсы на обреченных людей, которым оставалось жить не больше двух-трех дней. Конечно, это не понравилось друзьям умиравших солдат. Их протесты доходили почти до полного неповиновения, но командиры взводов в конечном счете наводили порядок.
Ван Дрой не осуждал полковника за крайность мер. Стромм, естественно, выслушал бы его возражения, однако Госсфрид, будучи практичным человеком, счел решение полковника правильным, хотя и излишне суровым. Позже медики ввели тяжелобольным гвардейцам большие дозы анестетиков, и несчастные люди мирно скончались в медикаментозном сне.
Колонна сделала краткую остановку, чтобы мрачные и истощенные солдаты похоронили своих погибших товарищей. В Девяносто восьмом полку не было представителей Министорум, которые могли бы помолиться о погибших воинах, но один из лейтенантов Стромма — парень по имени Бойд — перед вступлением в Гвардию обучался в школе исповедников, «шагая к истине по праведной дороге». Он прочитал литанию о душах мертвых, и колонна двинулась дальше, потеряв в своей численности и еще больше отяжелев от бремени безысходной тревоги.
Когда Стромм раздал лейтенантам ночные горшки и дополнительные таблетки для очистки воды, настроение гвардейцев ухудшилось до критической черты. Полковник сказал, что тем, кто захочет прожить еще несколько дней, придется пить жидкость, которой они раньше не пользовались. Им придется пить свою мочу.
* * *
И словно Голгофе было мало гибели их товарищей, рассвет шестнадцатого дня принес совсем дурные новости. Когда солнце приподнялось над горизонтом и запуталось в облаках, окрасив равнину в тускло-красный свет, вокс-каналы взорвались от тревожных сообщений. Интерком «Врагодава» тоже не умолкал.
— Их там, наверное, миллионы! — кричал Болтливый Дитц. — Такое чертово количество, что просто всех не перебить. И это не пешие орки! Они перемещаются на нехилой скорости.
Дитц не ошибался. К колонне приближалась орочья орда. Судя по темной линии, которая с приходом дня появилась на юго-востоке, зеленокожих было слишком много, чтобы ввязываться с ними в сражение. Ван Дрой приподнял голову и посмотрел в визоры танка. Он все еще надеялся, что это мираж — что его разум сыграл с ним злую шутку и преувеличил размеры вражеской армии. Но это было не так. Весь горизонт кишел зеленокожими. Какое расстояние их разделяло? Ван Дрой не мог судить об этом из-за пыли и дрожавшего марева. Но их орда была видна. Значит, они находились чертовски близко.
Похоже, орки перемещались даже ночью. Вот почему уставшие и обезвоженные дозорные Стромма не заметили их. Изнуренные болезнями часовые сражались со сном. Им было не врагов человечества. А те преследовали колонну кадийцев. Вероятно, армия зеленокожих наткнулась на последствия кровавой бойни у разбитого посадочного бота. Орки выследили людей по глубоким следам, которые танки оставили на песке. Теперь их колонна была на виду.
— Гвоздь, веди машину на предельной скорости, — приказал ван Дрой. — Если ты почувствуешь что-то неладное — пусть даже слабые шумы или стук мотора, скрип и удары зубчатой передачи, — тут же сообщи об этом мне. Ты понял? Надеюсь, тебе не нужно напоминать о том, что случилось с Сименсом? У нас не будет времени на ремонт.
— Не волнуйся, босс, — ответил Гвоздь. — У нас с этой малышкой обоюдная симпатия. Симпатико, как я говорю. Она не даст нас в обиду.
Пожалуй, ничто на свете не могло напугать или расстроить Карла «Гвоздя» Налзига. Он получил свое прозвище еще до того, как вошел в экипаж ван Дроя. В те далекие дни отчаянных сражений он заслужил несколько медалей за храбрость. Ван Дрой хотел бы поверить словам самоуверенного водителя, но «Врагодав» после спуска на планету уже дважды сталкивался с серьезными проблемами с двигателем. И конечно, не без участия Голгофы.
Старая «девочка» ван Дроя могла заглохнуть так же, как и любая другая машина. Каждый час какой-нибудь из танков останавливался и не желал заводиться до тех пор, пока с контактов двигателя не удаляли красную пыль. Впрочем, в его роте имелось одно исключение. Колымага Вульфе еще ни разу не ломалась. Танк «Последние молитвы-II» выглядел на все свои годы, но под крышкой его двигателя обитал упрямый дух машины. Ван Дрой не сомневался в этом.
Лейтенант знал, что сержант Вульфе обиделся, когда из всех танков, полученных ротой после бегства с Палмероса, ему вручили древний «Леман Русс» марки «Марс-альфа». Вульфе сильно переживал потерю прежней машины. Какой танкист не влюблялся в свою «девочку»? Такие же нежные чувства ван Дрой питал к «Врагодаву».
