— Быстрее, в атриум! Наши цели внутри.
Метнув гранаты в двери, я, Раайвак, Колинтинор, Роак, Каав и Хорск врываемся следом. Освещения нет: отключили его, чтобы смутить нас, или же оно вырубилось из-за нашей атаки, неясно. Люди кричат, кто-то бежит к выходу, кто-то падает ниц. И тех, и других расстреливают Уск, Браакор и Кантин, оставшиеся снаружи. Я обдумываю, не стоит ли приказать братьям прекратить огонь, ведь перед нами имперские солдаты. Но потом решаю, что все они — возможные перебежчики, иначе не оказались бы в таком центре, да и покинуть Агреллан теперь смогли бы только под знаменами тау. Пусть погибнут десять хороших людей, чтобы одиннадцатый не поднял оружие против Императора.
Общее смятение играет нам на руку. Визор очерчивает для меня силуэты шептунов из касты воды, когитаторы доспеха анализируют их символику и знаки различия. Никто из них не относится к высшему рангу. Среди них нет чужака, которого мы ищем. Я убиваю их всех — и тогда замечаю его. Подтверждается совпадение с изображениями, переданными мне Сорокопутом. Чиновник дипломатического корпуса тау; больше того, именно тот чиновник.
— Там! Вот этот! Взять его! — указываю я. Ксенос смотрит прямо на меня, но не бежит. Он ранен, хотя и легко. Возможно, находится в шоке? У некоторых существ очень хрупкая физиология.
К нему бросается Роак, пока остальные вырезают последних шептунов тау. Братья отталкивают людей с дороги или рубят, если те не шевелятся — а не шевелятся многие. Некоторые, очевидно, ошеломлены, другие, быть может, пытаются защитить своих тюремщиков. Насколько же переменчива человеческая верность…
В вокс-канале раздаются крики. Звучит пронзительный вопль. Вызвав на экран жизненные показатели отделения, я вижу, что Ювин мертв. Бросив взгляд наружу, замечаю очертания громоздких созданий: командующая тау и её телохранители. Вот настоящий вызов для нас — их броня могуча, на ней установлено немало орудийных систем огромной эффективности. Но тау мягки и слабы — или по природе своей, или по привычке рассчитывать на подобные устройства. В бою они нам не ровня.
Я запускаю двигатели, поджигая выхлопом несколько человек, и вылетаю из здания с топором в руках. Ударом плеча отбрасываю с дороги одного элитного воина и повреждаю боескафандр другого лезвием верного оружия. Тот быстро отскакивает назад на струе пламени из собственного прыжкового ранца. Во многих частях визора настойчиво вспыхивают индикаторы угроз: все телохранители снабжены мелтаподобным оружием. Чужаки отходят, чтобы навести его, пытаются окружить меня. Тау уступают нам в сноровке, но их устройства для полета быстрее наших. Скорее всего, я потеряю большую часть отделения.
Наступление катаканцев на командный узел захлебывается. Всё больше тау готовы вступить в бой с нами.
Гибель здесь не принесет мне чести. Проверив сигнал маячка на визоре, я убеждаюсь, что предатель изменников близко, очень близко, и он жив.
— Отступаем, о братья мои, Вороны! Исчезаем в тенях!
Мои бойцы повинуются, но трое — Ювин, Уск и Колинитор остаются на земле. Ювин и Уск мертвы, Колинитора подвел поврежденный прыжковый ранец. Брат пытается сбросить аппарат, и в этот момент его атакуют с двух сторон. Колинитор бросается на левого врага, но сгусток плазмы, выпущенный правым, сражает его.
С сожалением замечаю, что Роак не сумел захватить дипломата тау, хотя я видел, как брат держал чужака за грудки.
— Успех не сопутствовал нам, — передает он. — Увы, но меня оттеснил свирепой атакой раб-охранитель ксеноса.
Нагрудник Роака пересекает глубокая борозда, но сам воин невредим. Это радует меня: уж если чужак одолел боевого брата, он был поистине свиреп.
— Отступаем! — кричу я. Возможно, мне стоило бы устыдиться неудачи, но её не было. Наш орден отличается мудростью в сражениях, и новые планы уже вступают в действие. Выйдя на связь с братом Рааваном, который в мое отсутствие командует «Скорым возмездием», я приказываю ему быть готовым. Охота продолжается. Охота…
Нападу из теней, думаю я… Как боги, обитающие на луне — всегда из теней. Я снова мальчик. Я готовлюсь осуществить возмездие.
[Другая охота. Мы теряем его. Нужно быть осторожными. Его психика на грани распада. Это препарирование сознания мучительно для всех нас. Он вспоминает. Он вспоминает события далекого прошлого. Он сопротивляется нам.
Мы стоим на пешеходном мосту, держим в руках украденную полоску металла и ждем. Ждем человека, опозорившего ту, кого мы любили — нашу спутницу.
Он сопротивляется нам!]
Меня спасла о’Хие’эсера и трое ‘уи из её команды «Кризисов» сопровождения. Они устремились с небес, как и Гвардейцы Ворона, только более грациозно. БСК открыли огонь в момент приземления, и позади меня раздался крик боли. Воздух дрожал от лучей из фузионных пушек боескафандров. Одного из космодесантников они испарили на месте. Тот, что собирался прикончить меня, на мгновение отвлекся, и я успел откатиться прочь от смертоносного удара. Не успел воин оправиться, как в бок ему врезалась очередь опаляющих сгустков голубой плазмы. Силой соударения его отбросило в сторону, повсюду разлетелись раскаленные докрасна брызги металла. Некоторые из них попали на меня и прожгли боевое облачение. Пока я стряхивал капли с кожи и поднимался на ноги, яркие пятна перед глазами, оставшиеся после детонации плазмы, немного потускнели. В общем, мне удалось разглядеть Гвардейцев Ворона, которые выходили из боя на струях оранжевого пламени. Они бросили трех своих, мертвых или умирающих.
Хелена лежала неподалеку от поста охраны и выглядела скверно. От Хольона осталось кровавое пятно на каркасе недостроенного здания.
Я посмотрел на космодесантника, едва не убившего меня. Он лежал мертвым, раскинув руки, из пробитой силовой установки на спине натекла целая лужа охладителя. Сгустки плазмы выжгли краску на его доспехе. В некоторых местах броня до сих пор светилась темно-красным, а там, где остыла, приобрела от жара новый цвет — серый с пурпурным отливом. В боку Гвардейца Ворона зияла дыра, плоть и кости под доспехом обуглились дочерна. Из разбитых глазных линз тянулись завитки дыма.
Так погиб чемпион человечества. Я не радовался победе: меня с колыбели воспитывали на историях о доблести людей, подобных ему. Больше того, мне стало не по себе, как будто я, наконец, пересек некую границу, за которой нет пути назад. Конечно, до этого я уже убил немало людей, и большинство из них — ради Высшего Блага, и не был ответственен за смерть этого воина. Но сейчас передо мной лежал мертвым не человек, а космодесантник.
