Абаддон присоединился к нам. Его нечеловеческие глаза глядели на запертое оружие. Для него оно являлось менее мистическим, но более важным. Он тысячу раз видел, как его отец-примарх носит Коготь в бою, что придавало реликвии ауру чего-то знакомого, но это именно он сорвал коготь с остывающего трупа отца, пока клинки еще были влажны от крови, принадлежавшей… принадлежавшей…
Я тихо выдохнул, чувствуя на лице тепло от дымки стазисного поля.
— Когда ты заключил его в стазис? — спросил я Абаддона.
— Через несколько часов после того, как забрал, — Абаддон тоже не отрывал взгляда от оружия, хотя я не мог сказать, какие эмоции сгущаются по ту сторону его золотистых глаз. — Я ни разу не носил его в бою.
Он начал вводить код деактивации, чтобы выключить стазисное облако. Моя рука со страшной силой стиснула его запястье, но было уже поздно, слишком поздно. Сдерживающее поле затрепетало и отключилось.
Оружие обладает душой. Механикумы Марса всегда знали об этом, проводя ритуалы, чтобы почтить и задобрить машинных духов своих пушек, клинков и боевых машин. Однако душа оружия еще и отражается в варпе. В тот же миг, как стазисное поле упало и позволило Когтю вернуться в реальность, дух оружия — немыслимо хищное создание — вцепился в мой разум.
Я ощущал угрозу, исходящую от находящегося рядом смертоносного, вопящего Когтя — от убийственных клинков до крупнокалиберных орудийных стволов, крепящихся к его задней части, словно какие-то паразиты. От запятнанных кровью лезвий исходила удушливая аура тягучего и жаркого трупного зловония. Высохшие насыщенно-красные пятна на изогнутых косах давили на мои глаза чем-то маслянистым и жидким. В ушах, погружаясь внутрь черепа, звучал ревущий вопль — похоронный плач скорбящего отца и умирающего бога. Каждый порез, царапина и вмятина на оружии были заработаны на поле боя, где брат шел на брата.
Даже не успев осознать, что двигаюсь, я отступил на полдюжины шагов назад, прижав руку к виску, чтобы сдержать острую давящую боль, которая размазывала плоть моего мозга в кашу. В глаза плыло, зрение размывалось до полной бесполезности. Я поперхнулся от смрада генетически очищенной крови. Ее вкус захлестывал мой язык. Топор с лязгом упал на палубу, хотя я не помнил, чтобы доставал оружие.
— Ну же, — донесся откуда-то издалека голос Абаддона. — Какой же ты чувствительный, Хайон. Гораздо тоньше настроен, чем я думал.
Облегчение наступало, но не быстро. Напор на мои чувства отступал, неохотно возвращаясь назад, словно океанский прилив. Я сделал вдох, чувствуя, как легкие расширяются в груди. В воздухе все еще присутствовал генетически созданный запах смерти, но он больше не терзал меня.
В последующие годы мы так много раз встречались с Кровавыми Ангелами и их наследниками, и потомков Сангвиния всегда поражало присущее только им безумие в присутствии оружия, которое искалечило Императора и убило их предка-примарха. Думаю, что в ту ночь на борту «Мстительного духа» я испытал толику их боли.
Я поднялся с колена и вытер бронированной ладонью кровоточащие нос и рот. На темной синеве металла кровь казалась черной.
Стазисное поле оставалось отключенным. Присутствие Когтя давило на мои чувства, но теперь это был шепот, а не бурлящий поток. Братья наблюдали за мной с разной степенью понимания.
— Это было неприятно, — признался я.
Они тоже отреагировали на открытие Когтя, хотя и не столь сильно. Я чувствовал тайное восхищенное отвращение, испытываемое Телемахоном от запаха окровавленных клинков, и тусклое пламя тикающего, терзаемого болью разума Леора.
Абаддон восстановил поле, введя код реактивации. Дискомфорт пропал сразу же, как только оружие выпало из времени.
— Неприятно, быть может, однако чрезвычайно поучительно, — наконец, отозвался Абаддон. Он подошел к верстаку и бесцеремонно бросил туда свой болтер с громким лязгом металла о металл. — Итак. Леорвин говорил, что вы пришли забрать мой корабль? Продолжайте.
Было уже немного поздно врать, и я подозревал, что он распознал бы любую ложь, сколь бы складно я ни облек ее в слова.
— Эта мысль приходила нам в голову, — ответил я.
Абаддон трижды постучал поверх сердца. Этот формальный жест искренности был обычным делом у очень многих из Сынов Гора, кто родился на Хтонии.
— Не пытайтесь это сделать, поскольку мне придется вас убить. Ты слишком мне нужен, чтобы позволять тебе умереть, брат мой, — он сделал паузу и вновь обратил на меня свой золотой взгляд. — Как дела у твоей сестры, Хайон?
Я следил за тем, как он играет словами, не пытаясь по-настоящему ухватить смысл. Он знал, что мы придем, и знал, кто мы такие. Ему было известно, что я намеревался присвоить «Мстительный дух». А теперь он утверждал, что я ему нужен — я не мог представить, для чего — но при упоминании моей сестры я ощутил, как у меня сжались зубы. Вокруг пальцев поползла смертоносная молния, вызванная к жизни вспышкой моей злобы.
— Что-то не так, Хайон? — глаза Абаддона понимающе светились золотом.
— Ты ее у меня не отнимешь.
На протяжении нескольких ударов сердца казалось, что по венам, заметным под кожей его щек и на шее, течет более темная жидкость, чем кровь. Я практически не мог ничего прочесть в его окруженном железной броней разуме под внешним фасадом спокойствия, которое он использовал в качестве щита, однако чувствовал, как в его сердце, за внешне добродушной улыбкой, струится нечто, подобное лаве.
— Я спросил, в порядке ли она. Это едва ли угроза отнять ее у тебя.
Теперь Леор и Телемахон глядели на меня.
— Твоя сестра? — переспросил Пожиратель Миров.
Вместо меня ответил Абаддон.
— Анамнезис. Прости, я полагал, что об этом все знают.
Леор разинул рот.
— Эта бедолага, которая плавает в суспензорной жидкости в Ядре… Это твоя сестра?
Я не имел никакого желания вообще обсуждать это, особенно здесь и сейчас. Леор предпочел не воспринимать мое молчание как намек.
— Зачем ты позволил Механикуму сделать такое с той, кто с тобой одной крови?
— Не было выбора, — я развернулся к Леору, заставив змеящуюся молнию рассеяться в зловонном воздухе зала. Приходилось быть осторожным — от любого признака агрессии его Гвозди начали бы вгрызаться. — Ее заразил один из психических хищников нашего родного мира. Он втолкнул яйца в ее сознание, и потомство существа поглотило половину ткани ее мозга, прежде чем их успешно удалили. Она могла стать Анамнезис, или же жить в муках отупевшей оболочкой той женщины, которой была прежде.
