— Это учения? Имитация? — спрашивал адепт Файст, пытаясь обработать в полном объеме то, что видит.
— Это не имитация, — ответил стоявший рядом магос-логис.
Колокола продолжали звонить. Холодный предутренний свет омыл небо. Сад Достойных — огороженная, усаженная рядами деревьев лужайка под восточным подъемом Канцелярии — в это время пустовал. Мучимый бессонницей и призванный колокольным звоном, модерати Цинк вышел из своей будки и окинул взором начинающийся день. Несмотря на дряхлость, Цинк до сих пор передвигался ходульной походкой человека, когда-то связанного разумом с величественной махиной.
Стайка крошечных щебечущих зефирид прихорашивалась в южной части лужайки, держась на той стороне газона, куда падали лучи новорожденного солнца. Они кружили и перескакивали с места на место, словно сухие листья, подхваченные осенним ветерком. Цинк застегнул пальто, достал из будки ивовую метлу и принялся подметать дорожки.
Колокола отбивали не часы. Это было что-то новое. Цинк размышлял, что означает их звон, но так и не пришел к определенному мнению. Он вообще был мало в чем уверен, так что просто продолжил тщательно работать метлой. Цинк был далеким отблеском себя прежнего. Боль, принесенная яростью гарганта, выжгла ему рецепторы манифольда и гаптику во время войны махин восемьдесят лет назад. Шок сжег все акцепторы и сделал его глухим к машинам. Механикус назначили ему служебную пенсию, а принцепс Цинка добился для него места смотрителя Сада. Цинк подметал дорожки, приводил в порядок и подстригал лужайки, чистил бюсты достойных.
Он заметил интересную закономерность. Каждый год или два в Саду Достойных появлялись сервиторы и убирали некоторые бюсты, обычно самые старые и заросшие мхом и лишайником. Цинк точно не знал, куда они их забирают. Чистые и свежие бюсты занимали свободные пьедесталы — новые герои на смену старым.
Подметая лужайку и сгребая листья, слушая, как колокола бьют в неурочный час, Цинк постепенно кое-что понял.
Скоро великое множество достойных отдаст свои жизни, и скоро понадобится много пьедесталов.
>
Трррк! Трррк! Трррк!
Медленно, величественно титан наступал на врага — шаг, затем другой: тунк, тунк, тунк. Затем он остановился, гудя. Орудийные конечности двинулись вверх-вниз — и вспыхнули светом, уничтожая все перед собой.
— Гигант! Гигант! — захихикал Цембер, хлопая в ладоши с изуродованными артритом пальцами.
Тусклые лица кукол глядели на него, пустоглазые и безразличные. Свеча в полушарии грязной, потрескавшейся светосферы угасала. Хихиканье Цембера перешло в кашель.
Он прижал титана, чтобы тот не свалился с края верстака. Ростом в локоть, он был успокаивающе тяжелым — железные шестерни придавали веса заводному сердцу под жестяной броней. Цембер сам раскрасил жестяные пластины кобальтово-синим — в цвета Темпестуса. Когда он поднял игрушку, ноги машины беспомощно забултыхались взад и вперед.
Манфред Цембер был владельцем в третьем поколении небольшого магазинчика «Анатомета», на восемьдесят восьмом уровне коммерции Ореста Принципал — в Рядах железных дел мастеров, приткнувшегося между птичьим рынком с его запахом зерна и металлической вонью крови и студией светского миниатюриста. Напротив, через узкую улицу, сбились убогие лавки свечника, красильщика, войлочника и чулочника, опершиеся друг на друга, словно компания друзей-пьянчужек. Дед Цембера расписал вывеску собственноручно: «АНАТОМЕТА» — золотым и красным. Тогда это было процветающее дело — продажа манекенов и автоматов богатым и привилегированным из Верхограда и с Южного утеса. Бережно хранимая семейная история рассказывала о дне, когда лорд-губернатор собственной персоной заявился, чтобы купить механическую обезьяну для младшей дочери. У обезьяны было шутовское выражение на морде, и она колотила в медные тарелки, если ее завести и пустить. «Крайне изумительно!» — объявил лорд-губернатор. Это было шестьдесят лет назад. Времена прошли, вкусы изменились, и вывеска поблекла.
Цембер считал себя сейчас кем-то вроде доктора для сломанных игрушек. Денег особых это не приносило. Клиенты приходили нечасто, сжимая в руках лысых кукол с вывихнутыми конечностями, механические игрушки, которые отказывались ходить, танцевать или крутиться. Он брал свою мзду за ремонт. Цембер мог за пять минут перетянуть куклу, склеить разбитое личико из керамики или папье-маше как завзятый косметический хирург, заменить сломавшуюся пружину или шестеренку, заставить сломанный механизм ходить, жужжать, сверкать и приносить радость, как новый.
Но он не мог так же просто починить собственную удачу.
Внеурочный звон колоколов стал его праздником. Проснувшись по привычке в четыре утра, он приволокся в оживленную столовую на Конгрессе за кружкой кофеина и коркой вчерашнего хлеба. Вечерняя и утренняя смены рабочих пересекались тут, покупая завтрак или ужин. Когда начали бить колокола, управляющий столовой включил общественный вокс, и душный зал затих — посетители слушали передачу.
Война пришла на Орест. Южные ульи сообщали о первых нападениях. Лорд-губернатор просил сохранять спокойствие, а Кузница объявила, что Темпестус пойдет.
Все оцепенели. Цембер плюнул и устало потащился обратно в свои владения, прижимая к птичьей груди горячую жестяную кружку с кофеином.
Создание титана заняло у него три недели, а простоял он на полке в задней части магазина девять лет. Цембер снял его, осторожно сдул пыль и завел. Куклы, изношенные и поломанные, ждали помощи в госпитале, в который превратился магазин. Цембер устало посмотрел на них: кукла, нуждающаяся в перетяжке; клоун с пробитой головой-яйцом; потертая принцесса, нетерпеливо ждущая, когда ее увядшую красоту подновят; солдат-автомат, которого покалечили на чьем-то ковровом поле битвы.
Пусть подождут.
Титан шагал все медленнее — завод пружины кончался. Цембер поставил его на стол. Тот сделал последний судорожный выстрел из орудий.
Это будет его возвращением к успеху — война махин. Он наделает игрушек, и они будут продаваться — как сувениры, призы, подарки, талисманы — маленькие заводные титаны.
Трррк! Трррк! Трррк!
Он завел игрушку снова и пустил по столу. Та шагала как будто в такт ударам колокола. Куклы смотрели молча, широко раскрытыми глазами.
Игрушечные титаны спасут его бизнес. В конце концов, разве титаны не должны спасти их всех?
— Они пойдут? — спросил адепт сеньорус.
