— Почему, девочка, ты рискуешь жизнью, разговаривая со мной?
— Я видела твои сны. Все мы чувствовали, как они вторгаются в нашу работу. Твои сны разрушают ритм песни нашего хора астропатов. Другие оградили себя от боли твоего разума. Только я не сделала этого.
— Почему?
— Потому что я видела твои кошмары. Я знаю, что могу облегчить твою боль. Я не могу научить тебя использовать свой дар. Но я могу сделать так, что он не убьёт тебя.
— Это какая-то игра, в которую ты играешь с заключёнными Первого легиона?
Его ответ был подобен удару клинка в темноте, усиленный его гневом. Он чувствовал, как слова слетают с его языка словно метательные ножи, раня её, где бы она ни была. Но гнев стирал остатки чувства вины.
— Это что, какая-то жалкая попытка заставить меня сотрудничать с моими тюремщиками? Хотели сломать меня добротой?
— Нет. Ни по одной из этих причин.
— Тогда почему? Почему ты это делаешь?
Она не смутилась перед лицом его гнева.
— Выслушай меня, Яго. Ты не способен быть благодарным, без подозрений. Ты не способен понять, кто-то помогает другим, когда им больно. Твой родной мир отравил тебя.
— Это не ответ.
— Нет, не для тебя. Ты сломленная душа, Яго. Всегда думаешь только о себе. Всегда судишь себя. Ты потерял право судить других.
Её слова ранили его так, будто у него взорвалась голова. Он уставился в темноту, будто мог увидеть её там. Но она покинула его разум. В этот раз, впервые, он последовал за ней, пытаясь дотянуться до неё нетренированным чувством, которое поклялся никогда не использовать. Но она ушла, а в его невидимом захвате оказалась лишь тишина.
Дни прошли в изоляции. Боль была настолько сильной, что он бормотал что-то безумное, нити слюны медленно текли у него изо рта. Севатар лежал в центре камеры, пальцы его левой руки сжались от ещё одного спазма. Боль была странным чувством. Она была достаточно сильной, чтобы он слышал, как внутри его головы что-то скребётся. Он видел только красную пелену. Чувствовал только кровь. Иногда, в полных агонии кошмарах он видел кричащую девочку. Она никогда не отвечала, когда он звал её. Дверь открывалась и закрывалась, открывалась и закрывалась. Он не мог сказать сколько раз это происходило. Он не смеялся над своими тюремщиками, как и не притрагивался к еде.
— Яго, ты всё ещё жив?
Он не встал. У него были силы, но каждое движение отдавалось болью в голове. Ответ слетел с его губ.
— Всё ещё жив, но я видел дни и получше.
Боль начала стихать. Он не знал, делала ли она это сознательное или это был просто эффект её голоса. Но сейчас ему было не до этого.
— Спасибо тебе.
Впервые за много лет он произнёс эти слова, искренне.
— Я не был уверен, что ты вернёшься.
— Они поймали меня, Яго.
И тогда он услышал. Напряжение в её голосе, которого раньше не было. Некое затруднение. Это помогло ему сфокусироваться, собрать свои мысли в клинок концентрации. Несмотря на недомогание он сел.
— Кто поймал тебя?
— Мой смотритель, хормейстер и первый голос. Он почувствовал нашу связь. Я думала, что была достаточно осторожна.
— Они наказали тебя, не так ли?
— Да. И не в первый раз. Но теперь всё кончено.
— Расскажи мне. Расскажи мне всё.
— Времени нет. Они идут за тобой. Они отведут тебя и твоих выживших братьев в тюремный транспорт.
— Нет.
Севатар вскочил на ноги, сам не понимая этого. Сильные руки, руки убийцы, превратились в когти. Ему не хватало его алебарды, но он убил много мужчин и женщин и без неё.
— Нет. Я не покину корабль до тех пор, пока не узнаю, что они сделали с тобой, Альтани.
— Нет времени. Они идут!
Его голос стал диким, словно у хищника, голодным, как акулы из самых тёмных глубин Нострамо. Когда он говорил, он дотянулся до неё своим разумом и, используя связь, он вложил свои мысли в её сознание.
— Расскажи мне.
Он почувствовал её тело. Израненную плоть и сломанные кости. В это же мгновение он узнал, что они с ней сделали.
Он почувствовал панику беспомощного, слепого человека, которого избивают, а он не может даже поднять руку, чтобы защититься от ударов. Он чувствовал удары кнута, потрескивающего электрическими разрядами, по её незащищённой плоти. Он почувствовал, как в спине что-то сломалось с хрустом смещающихся позвонков, и последовавшее за этим онемение.
Он узнал всё. Они истязали её семь дней и семь ночей. Она больше не могла ходить. Но даже парализованная, она всё ещё была полезна. Астропату не нужны были ноги, чтобы петь свои песни варпа. Его губы скривились от такого наказания. Это было отвратительно. Больше подходило безумному механикусу, который обращается подобным образом с провинившимися рабами. Он отпустил её разум и повернулся к двери. Теперь он их слышал. Их сапоги стучали по металлическому полу, заставляя его вибрировать.
— Пусть приходят.
— Ты не можешь сражаться со всеми.
— Я и не собирался сражаться с ними. Ты сама сказала, девочка. Я заслужил это наказание.
В этих словах не было жалости к себе, не было меланхолии, не было боли. Только оправдание.
— Свет.
Севатар закрыл глаза, защищаясь от поцелуя яркого света. В его камере раздался звук шагов. Он почувствовал металлический запах механизмов и сочленений доспехов. Он почувствовал вкус керамита.
— Кузены.
— Ты пойдёшь с нами, капитан Севатар.
— Конечно. Могу я спросить, куда мы направляемся?
— Тюремный транспортный корабль "Остатки братства". Ты можешь видеть, или тебя придётся тащить?
Севатар улыбнулся и открыл глаза, сопротивляясь боли. Их было десять. Нет, двенадцать. Все вооружены мечами и болтерами.
— Мои глаза адаптируются. Имей терпение, кузен.
Они подождали, пока его глаза привыкнут к свету. Боль уменьшилась, но не исчезла. Это позволило ему идти без чужой помощи и избежать унижения, если бы его несли.
— Вперёд, заключённый!
"Непобедимый разум" — боевой корабль класса Глориана, целый город в космосе. И они потратили почти час, проходя по его переходам, тоннелям и коридорам. Они шли молча, сопровождаемые лишь звуком шагов. Севатар не видел, чтобы кого-нибудь из его братьев сопровождали так же. Это говорило о том, что Тёмные Ангелы подготовились. Спустя некоторое время он снова почувствовал присутствие девочки-астропата. Она следила за ним, как всегда. И даже больше.
— Яго.
Все двенадцать воинов остановились в то же мгновение и застыли на месте, освещённые красным светом технического коридора.
