— Брат-капитан! — не скрывая радости, воскликнул он, когда Цест и его спутники в почерневших от огня доспехах вошли в помещение.
Цест снял шлем, открыв пепельно-бледное лицо с каплями холодного пота на лбу.
Сафракс ужаснулся: он никогда не видел никого из Астартес, и уж тем более капитана, в таком угнетенном состоянии.
— Астропатическое послание, — холодно произнес Цест, направляясь к пси-приемнику и не давая Сафраксу возможности выразить изумление. — Что от него осталось?
— Все в порядке, брат, — ответил Антиг.
Он шагнул вслед за Цестом и положил руку ему на плечо, но в голосе космодесантника не слышалось уверенности.
Бриннгар так и остался у входа. Он стоял молча и как будто снова переживал все, что произошло в реакторном зале. Все так же сосредоточенно глядя прямо перед собой, он поднял руку и коснулся клыка-амулета, висевшего на груди поверх доспехов.
— От послания осталось не так уж много, — признал Фалькман. Он уже восстановил освещение и основные функции приборов, но полностью расшифровать сигнал так и не смог. — Чтобы с уверенностью говорить о содержании сигнала, необходимо запустить логический дешифратор, а пока это все, что у нас есть.
Цест перевел взгляд на пикт-экран пси-приемника, где медленно проплывали полученные символы: бронированный кулак, оплетенный стальным венком, золотая книга, которая превращалась в корпус корабля, и скопление незнакомых звезд. Цест знал еще об одном образе. Несмотря на то что логика твердила обратное, в глубине души он был уверен, что увидел горные цепи, покрытые пышной голубоватой зеленью. И он точно знал, что почувствовал в тот момент: свою причастность, как при возвращении домой.
— Макрейдж, — прошептал он, внезапно ощутив странный холод.
4
БОЖЕСТВЕННОЕ ВДОХНОВЕНИЕ
СОБРАНИЕ
КОНТАКТ
Мхотеп смотрел в воду, настолько спокойную и гладкую, что ее поверхность казалась серебряным зеркалом. Отражавшееся лицо имело резкие, но приятные черты, несмотря на то что частично скрывалось под бархатным капюшоном. В полуприкрытых глазах светился недюжинный ум, а кожа была такой смуглой и гладкой, без единого изъяна, что по ней можно было безошибочно определить легионера Тысячи Сынов.
Переливающиеся пышные одежды, расшитые рунами, что обозначало занятие колдовством, раскинулись вокруг коленопреклоненного Мхотепа. Он находился в самом центре своего потаенного убежища.
Низкий потолок этой овальной комнаты только усиливал чувство клаустрофобии, вызываемое богатым собранием различных эзотерических атрибутов. Ряды шкафов и бесчисленные полки, заполненные ветхими томами и свитками, боролись за место с горками, застекленными хрусталем, где хранились разнообразные магические предметы: фасетчатый глаз с несколькими затемненными линзами, латная перчатка, украшенная драгоценными камнями, простая серебряная маска, изображающая стилизованный череп. На небольшом возвышении располагался миниатюрный планетарий, изготовленный из золота, с драгоценными камнями вместо планет. На обшитых позолоченными панелями стенах в потемневших от старости металлических рамах висели древние карты, и все это под лучами волшебных ламп создавало сеть ажурных отблесков.
Пол в комнате был выложен красным мрамором, на котором поблескивали миллионы выгравированных концентрических и пересекающихся кругов. Руны из оникса и янтаря, врезанные в поверхность мрамора, образовывали беспорядочно разбросанные дуги. Мхотеп стоял в середине этой сети, в той точке, где сходились переплетающиеся окружности.
Звон из динамика вокс-сети, скрытого под обшивкой стен, возвестил о появлении посетителя.
— Входи, Каламар, — произнес Мхотеп.
Гидравлический механизм с шипением открыл дверь святилища, и в комнату вошел слуга.
— Лорд Мхотеп, как вы узнали, что это я? — спросил Каламар старческим дребезжащим голосом.
— А кто бы еще это мог быть, мой старый друг? Чтобы предсказать твое появление в моем святилище, мне не требуется божественное предвидение Магнуса.
Мхотеп нагнулся над чашей, погрузил в воду обе руки и слегка брызнул в лицо. Выпрямляясь, он сбросил капюшон, и свет ламп засиял на его голом черепе.
— И мне не требуется никаких гаданий, чтобы понять, что ты пришел с важными новостями, — добавил Мхотеп, промокая лицо рукавом.
— Конечно, сир. Я не хотел показаться непочтительным, — низко кланяясь, сказал Каламар.
Слуга был слеп и пользовался зрительными имплантатами. Аугметические биосенсоры, вживленные в глазные впадины, не могли видеть, но реагировали на тепловое излучение и давали общее представление об окружающей обстановке. Вдобавок к этим своеобразным протезам Каламар пользовался серебряной тростью.
— Мой лорд, мы причалили к докам Вангелиса, — доложил Каламар, подтверждая то, что его капитану уже было известно.
Мхотеп энергично кивнул, словно отвечая на внезапное внутреннее озарение.
— Пусть слуги Легиона приготовят мои доспехи, мы сейчас же покидаем корабль.
— Как прикажете, — снова поклонился Каламар. Но уже на пороге святилища он остановился. — Мой лорд, не сочтите за дерзость, но скажите, почему мы остановились на Вангелисе, если цель путешествия — Просперо?
— Пути судьбы неисповедимы, Каламар, — ответил Мхотеп, снова глядя в чашу.
— Да, мой лорд.
Даже после пятидесяти лет службы Каламар так и не научился понимать таинственные высказывания своего господина.
После ухода слуги Мхотеп подобрал одежды и поднялся. Из складок он извлек продолговатый предмет, напоминавший посох, но длиной всего в локоть и покрытый загадочными символами.
Затем он вышел из круга, в центре которого был изображен глаз, и зашагал по причудливой, одному ему понятной тропе среди множества окружностей. Этот лабиринт олицетворял мудрость Магнуса — примарха Легиона Тысячи Сынов и генетического отца Мхотепа. Каббалистический маршрут привел его к резному ромбовидному сосуду, куда Мхотеп осторожно опустил палочку. Сосуд своей формой походил на золоченые саркофаги, в которых погребали правителей древнего Просперо. Он закрыл крышку, нажал на скрытую среди резьбы руну, и изнутри послышался слабый шорох всасываемого воздуха.
— Да, — пробормотал Мхотеп, рассеянно поглаживая серьгу в виде скарабея. — Это очень интересно.
— Неожиданный поворот, — едва слышно прошептал Антиг.
Астартес ожидали Цеста и боевых братьев в аскетически строгом зале казармы Ультрамаринов. Все трое сидели за столом с эмблемой в виде буквы «U». Единственным украшением помещения служил огромный гобелен, изображавший знаменательный день, когда Император в поисках своих сыновей прибыл на Макрейдж. В сверкающих золотых доспехах, с божественным сиянием вокруг благородного чела, Император протягивал руку коленопреклоненному Робауту Жиллиману, который собирался пожать ее в знак своей верности. Тот день стал днем истинного рождения их примарха и основания Легиона.
