В ответе Несущего Слово совершенно не было насмешливости. Только сочувствие. У Кхарна по коже поползли мурашки. Он бы предпочел издевку.
+Не вышло?+
Борта десантной капсулы сомкнулись и перекрыли обзор ангара снаружи. Последнее, что увидел Кхарн — как Аргел Тал поднимается по аппарели в красный корабль XVII Легиона.
— Нет, — прошептал он, в равной мере обращаясь к далекому Несущему Слово и самому себе. — Не вышло.
3
ПОДДАВШИЙСЯ ГВОЗДЯМ
ВОЙНА В ПУСТОТЕ
СВЯТЫЕ КРАСНЫЕ, БЕЗБОЖНЫЕ БЕЛЫЕ
Истории о войне всегда забывали об одной вещи — пыли. Кхарн быстро об этом узнал, и урок не покинул его с годами. Даже когда два человека вскидывали ногами песок гладиаторской арены, это отвлекало. На открытой равнине две армии численностью по нескольку тысяч человек так насыщали воздух, что им можно было подавиться. Если же еще раз увеличить масштабы, то после нескольких сотен тысяч участвующих в противоборстве воинов солнце будет оставаться тусклым еще день после окончания битвы.
Однако реалии наступательной войны редко попадали в саги. Во всех историях, что он слыхал — особенно в ужасающих диатрибах летописцев — сражение сводилось к тому, что горстка героев скрещивала клинки в лучах солнца, а безымянные подчиненные наблюдали, застыв в благоговении.
Чтобы заставить Кхарна поежиться, требовались немалые усилия, однако военная поэзия неизменно справлялась с этой задачей.
Прорыв двух Легионов через город затмевал собой все. Танковые двигатели выпускали выхлопы в виде пахнущего нефтью смога. Десантно-штурмовые корабли с ревом опускались на жарком мареве и воздушных потоках, а подбитые падали с неба, разбивались, и их пылающие остовы катились по земле. Шагавшие по улицам титаны в равной мере испускали огонь и дым — загрязнение от этих ран десятикратно увеличивалось, когда одна из колоссальных боевых машин, наконец, гибла.
Десятки тысяч солдат перемалывали подошвами рокрит и землю, последние остатки жилых башен выбрасывали в воздух свое пыльное содержимое, разваливаясь на части — все это добавлялось к пелене.
Каждый упавший шпиль, каждый рухнувший монумент, каждый разбитый бункер выпускали во все стороны облака удушливого праха.
Одно дело сражаться в разрушенном городе, но сражаться во время разрушения города — совсем другое. Видимость стала мифом. Ее просто не было.
В былые эпохи, когда пределом человеческой способности воевать друг с другом являлись бронзовые мечи, конные разведчики прорывались сквозь пыльные облака на поле сражения, чтобы передавать информацию и приказы между офицерами, полки которых слепли в самой гуще. Это была еще одна правда, которая редко сохранялась для архивов.
С тех дней древности война прошла длинный, длинный путь. Умение человечества биться вслепую — нет. Ретинальный дисплей Кхарна реагировал на его раздражение, автоматически переключая зрительные фильтры. Половина города пылала, и термальное зрение давало бесполезное смазанное пятно цветов, которые вызывали головную боль. Ориентирование по эхолокационному ауспику становилось ненадежным при любых атмосферных помехах, а плотные облака твердых частиц в сочетании с горящими повсюду вокруг зданиями определенно можно было считать неблагоприятными условиями.
Он не переставал бежать. Он уже не представлял, где находится, но не переставал бежать. Когда сомневаешься, двигайся вперед. Старая пословица снова вызвала у него ухмылку.
Кхарн вспомнил посадку. Вызывающее скрежет зубов снижение в темном нутре «Клешни ужаса» и последующий взрыв солнечного света, когда двери капсулы распахнулись. Он вспомнил первый бросок вглубь города, извлечение оружия и ощущение осиных укусов от огня лазганов, неспособных пробить броню. Они приземлились в казарменном районе, среди окопавшихся батальонов гвардии Арматурской академии. Юные воины, которые проходили процедуры, чтобы стать Ультрадесантниками, а также толпы дисциплинированных солдат в форме, гордых служить XIII Легиону.
Проклятый Жиллиман и его империя внутри империи. Арматура, военный мир, была всего лишь одной из планет Пятисот Миров. Как одному человеку удалось собрать такие громадные армии? Как один Легион управлял такой мощью?
Он знал ответ, каким бы неприятным тот ни был. Это был талант несломленного примарха. Работа совершенного гения, лишенного гнета машины боли. Пока Лоргар тратил время на тайны эфира, а Ангрон ощущал вкус крови из-за отказывающего разума, Жиллиман из Ультрадесанта переделал целый субсектор согласно имперскому идеалу. Такое не удавалось даже Гору.
Раздраженные размышления прервал заряд болтера, который ударил в нагрудник и превратил поступь в сбивчивое пошатывание. Кхарн взревел, не осознавая этого — инстинктивное выражение боли, буравящей затылок — и врезался в первый взвод гвардии Академии, который удерживал баррикаду в конце дороги. Их предводитель-эвокат сражался энергетическим гладием, показав себя превосходным мечником. Он продержался девять секунд прежде чем рухнул, и его внутренности окрасили камни проспекта красным.
Здесь город еще стоял. У пыли не было возможности заслонить собой все под солнцем.
Довольно скоро это изменилось. Прошли считанные часы, и городской ландшафт задохнулся. Теперь он потерял Каргоса, Эску и всех остальных, оказавшись в одиночестве посреди гибнущего города, где-то за вражеской линией фронта. Он помнил, как гвардия Академии дрогнула; помнил, как гнал их, ощущая на языке густую слюну, и с хрустом вгонял топор в в спины бегущих, а Гвозди тикали все горячее, заливая зрение красным. Больше он ничего не помнил до тех пор, пока не пришел в себя несколько минут назад.
Из дыма выплыли тени, которые превратились в фигуры, в воинов, облаченных в доспехи такого же синего цвета, как небо Терры на рассвете. Кхарн не замедлился. Он прошел сквозь них с ревущим хохотом и раздирающими клинками, слюна образовала нитки между зубов. Подошвы стучали по рокритовой дороге.
— Лотара, — передал он по воксу.
В потрескивающем и покрытом помехами гололитическом окне справа от системы целеуказания возникло ее пульсирующее изображение, только плечи и голова. Длинные волосы, как обычно, были убраны от лица и связаны в хвостик. Она была показана в профиль, поскольку система захвата изображения находилась сбоку от трона.
— Кхарн? — голос звучал, словно жужжание, работающий с перебоями вокс был безжалостен к качеству передачи. Обычно размеренная шпилевая манера выражаться превращалась в кашу. — Вы улыбаетесь?