— Не брезгуйте бить в спину, — объявил инструктор, возможно, имея в виду Гюнтера. — Это не рыцарский турнир, это война!
Он был прав, и Гюнтер почувствовал злость на себя за свою ошибку, и на противника, за то, что он воспользовался этой ошибкой. Возможно, это было нечестно, но теперь ненавидеть этого человека было удивительно легко. Еще несколько минут назад он был товарищем Гюнтера, но сейчас он стоял между Гюнтером и его единственной целью в жизни.
— Оставь его! — приказал инструктор кому-то, кого Гюнтер не видел. — У него есть аптечка, и он может позаботиться о себе, а если нет…
Не было необходимости договаривать до конца. «Если солдат не может позаботиться о себе, он бесполезен для нас».
Гюнтера прижали к земле, огромный кулак поднялся в воздух, чтобы обрушиться на его голову, но воспоминание об Арикс придало ему достаточно сил, чтобы вырвать одну руку и ударить противника. Человек с оплывшим лицом от неожиданности потерял равновесие, и Гюнтер отбросил его, ловко перекатившись и встав на ноги, и пригнулся, уклонившись от еще одного удара.
— Если вы не пытаетесь убить друг друга, значит, вы недостаточно стараетесь.
Двое солдат схватили Гюнтера за руки сзади, держа его, а человек с оплывшим лицом бросился на него снова. Но вместо того, чтобы пытаться уклониться от удара, на этот раз Гюнтер встретил атаку, крепко уперевшись ногами в землю и опустив голову. Он ударил гиганта с оплывшим лицом головой в челюсть, от удара они оба зашатались, но один из солдат, державших Гюнтера, от неожиданности выпустил его. Сжав зубы, глядя сквозь черные пятна, плававшие перед глазами, Гюнтер ударил локтем назад, в живот другого противника, державшего его, и, упав на одно колено, перебросил испуганного седого солдата через плечо.
Он был во власти момента, он уже не мог остановиться, подумать, что-то спланировать посреди схватки, все более набиравшей ярость. Он лишь реагировал на возникавшую угрозу, защищал союзников, когда мог. Один раз он врезался плечом в мчавшегося на него противника, и почувствовал, как ключица его жертвы треснула, и противник упал с криком боли.
Было гораздо легче, подумал он, если не знаешь их имен.
Он едва замечал, что в схватке все меньше бойцов остается на ногах. Когда инструктор дунул в свисток, Гюнтер, шатаясь, увидел, что только он и еще трое солдат из его команды остались стоять. Поле наполнялось стонами раненых, и когда адреналин ушел, Гюнтер не знал, стоит ли ему испытывать стыд или гордость. Но на самом деле он не чувствовал ничего, так как лишь выполнял то, что приказал инструктор. Гюнтер становился тем человеком, каким должен был стать, и если бы он стал таким человеком раньше, Арикс сейчас была бы уже спасена.
Разумеется, никто не похвалил его за победу. Криговский инструктор обошел поле, раздавая пинки тем, кто очнулся и, по его мнению, мог встать, но еще не встал. Он приказал сделать импровизированные носилки для тех нескольких солдат, которые были явно не в состоянии сражаться следующий месяц или два.
Должно быть, они являли собой странное зрелище, когда вернулись в космопорт, потому что отделение новобранцев на стрельбище, толпа беженцев на холме, лейтенант СПО, проводивший строевую подготовку на плацу — все оборачивались и изумленно смотрели на них. Гюнтер не сомневался, что за закрытыми дверьми возникнут вопросы о событиях сегодняшнего дня, так же догадывался он, какими будут ответы на них.
Той ночью он лег спать с гудевшей от ударов головой, ребра сильно болели несколько дней, но он и не думал жаловаться.
Он многому научился в тот день на покрытом инеем поле, даже, как он чувствовал, чему-то большему, чем за все предыдущие дни тренировок. Он нашел что-то в себе, и, по мнению Гюнтера, это открытие стоило того, чтобы ради него несколько дней терпеть боль.
Но этот синяк под глазом он получил не в тот день.
Он вспоминал:
Он не радовался тому, что бы приглашен на совещание в кабинете полковника.
Сначала он чувствовал себя польщенным, что его пригласили, но потом испытывал все большую неловкость. Они хотели видеть прежнего Гюнтера Сорисона, а не солдата № 1419, и воспоминания о прежней жизни лишь наполняли его сожалением. Но все же это совещание позволяло ему приблизиться к своей цели. Еще несколько дней…
На один день он был освобожден от тренировок, получил небольшой стол в углу губернаторского кабинета и несколько инфопланшетов со старыми картами рудников. Он пытался вернуть свой разум в прошлое, вспомнить обновленные карты в своем офисе, но никак не мог добиться, чтобы нарисованные им карты соответствовали смутным образам в его памяти. Совсем не помогало делу, что Хенрик очень волновался и суетился вокруг, и Гюнтер испытал облегчение, когда пришел полковник Браун и заявил, что хочет поговорить с губернатором-генералом наедине.
Гюнтер поднялся, что выйти, но Хенрик велел ему продолжать работу, и вместе с полковником вышел в коридор. Это произвело тяжелое впечатление на Гюнтера, подчеркнув, насколько важной была его задача, и он удвоил усилия. Как он ни старался, но голоса Хенрика и Брауна, звучавшие из-за полуоткрытой двери, отвлекали его,
— … третий взвод за эту неделю… На этот раз — дрались палками. Я знаю, мы обсуждали это раньше, сэр, но я опасаюсь…
— … понимаю ваше беспокойство, полковник, но мои руки связаны…
— … еще четырнадцать солдат в госпитале… Что дальше? Настоящие боеприпасы?
— … обсуждали это несколько раз с полковником-186, и по его мнению…
— … с уважением, сэр, я так понимаю, что вы по-прежнему командуете…
— … работать с этими людьми, — голос Хенрика звучал взволнованно. — Они нужны нам. Нужны их ресурсы, их… преданность общему делу, их опыт…
Браун пробормотал что-то, чего Гюнтер не расслышал, но резкий ответ Хенрика он слышал хорошо.
— Мы сражаемся на войне, полковник Браун, — сказал губернатор-генерал, — А на войне неизбежны жертвы.
Однако когда Хенрик вернулся за свой стол, он отнюдь не выглядел решительным. Он сидел, закрыв лицо руками, пока не вспомнил, что он тут не один. Тогда он выпрямился и притворился, что занят какой-то работой на инфопланшете.
Доклад Гюнтера никак не улучшил настроение Хенрика. Его новая карта туннелей была исписана извиняющимися заметками, указывающими, что сведения могут быть неточны. Таких было большинство.
— Как я покажу это криговскому полковнику? — бушевал Хенрик. — Он решит, что мы… Ты сказал мне, что можешь это сделать, Сорисон. Я ради тебя полез в петлю, а ты… ты подвел меня!
