— Лорд, мы готовимся к перемещению.
Говоривший, обритый наголо старший вахтенный офицер с жирно подведенными сурьмой глазами, должно быть, служил на флоте уже много лет. Большинство смертных членов экипажа было набрано относительно недавно: плоды программы насаждения культа в сотнях имперских миров.
Афаэль повернулся к Темеху.
— И что ты видишь, прорицатель? — спросил он. Голос искажался искусно выполненной вокс-решеткой.
Темех подавил раздражение, вызванное этим повторным вопросом, и мысленно сфокусировал взгляд на Великом Океане. Мистические связи между варп-пространством и реальным миром разворачивались перед ним, словно ветви уравнений, которые слабо двигались одна против другой, обретая и теряя равновесие.
Он выяснил местонахождение флота и проследил его направление. Отклонения были незначительными. Если они сохранят прежний курс, то выйдут из варпа совсем рядом с Фенрисом.
— Ты ведешь нас очень быстро, — заметил Темех, возвращаясь в реальность. — Слишком быстро.
Афаэль рассмеялся.
— А ты хочешь дать им время подготовиться? — Пиррид потряс облаченной в броню головой. — Помнишь, как были уничтожены наши орбитальные станции? За пару секунд. Именно так следует сжигать мир. Океан Души был успокоен, чтобы мы могли обрушиться им прямо на головы.
Темех чувствовал, что Афаэль улыбался в шлеме, ощущал его жажду схватки.
— Ничто не потревожит нас, брат, — продолжил Афаэль. — Если посмотришь сам, то увидишь, что флот Псов находится уже в нескольких днях пути и призвать его обратно нельзя. Мы все сделаем быстро.
— Отлично. Только не забрось нас в ядро планеты.
На это Афаэль не рассмеялся.
— Время для перехода? — спросил он, повернувшись к офицеру.
— Надвигается, лорд.
— Тогда активируйте экран.
Перед командной группой из бронзовых плит пола грациозно выросло изогнутое зеркало. Блестящая поверхность переливалась красками, что смешивались и расслаивались, словно в капле масла на поверхности воды. Темех посмотрел на него с отвращением. Это было грубое подражание эфиру, результат его проекции, сделанной при помощи глаз духа машины.
— Начинайте! — приказал Афаэль.
На всех кораблях флота отключили варп-двигатели. Пятьдесят четыре судна действовали согласованно, их плазменные двигатели реального пространства с ревом возродились к жизни, вновь запульсировали пустотные щиты.
Радужные разводы на зеркале исчезли, сменившись изображением космоса. Перед ними ужасающе близко появился жемчужно-белый шар. Он мчался навстречу приближавшимся судам, с каждой секундой становясь все больше. Флот Тысячи Сынов, ведомый лучшими провидцами, вышел из варпа ближе и быстрее, чем смогло бы любое судно под управлением смертных.
Темеха вдруг обуяло неприятное предчувствие. Так вот какова она, цель давних и горьких замыслов Магнуса. Она казалась меньше, чем он предполагал. Грязный шарик ревущих бурь и треснутого льда.
Афаэль источал дикую энергию. Перед «Херумоном» в окулярах реального пространства появлялись другие суда флотилии. Полосы кипящей плазмы прочертили небеса, когда ударные корабли понеслись вперед, окружая цель. Огромные войсковые транспорты вслед за ними занимали позиции. Не было ни ошибок, ни неумелых рематериализаций.
— Вот и Фенрис, — выдохнул Афаэль, целиком поглощенный открывавшимся перед ним видом. Ужасающие силы располагались в космосе тесным строем, силы, не собиравшиеся вместе со времен Предательства.
Темех, наблюдая то же самое, не чувствовал ничего, кроме усталости и ужаса. Он оплакивал разрушение Тизки, но оно не подогрело в нем жажду мести. Жажда Афаэля же, напротив, казалась ему вульгарной и пустой.
Мы утратили вкус.
Пиррид рассеянно подошел к зеркалу, наблюдая, как сфера заполняет собой весь экран.
— Это причинит вам боль, — прошептал он. — О, это причинит вам столько боли!
Последний день Адамана Иэфейла начался плохо. Мало кто из астропатов, входивших в состав коммуникационного шпиля в Вальгарде, был рожден на Фенрисе. Их было около дюжины на всю планету, выходцев из других миров. Его подчиненные, уроженцы Фенриса, грубые вонючие создания, отпускали злые шутки в адрес его магии. Они не любили использовать дар псайкеров, даже несмотря на то, что их собственные Гремящие Костями пропускали немало эфирной энергии в мануфакториум. Даже спустя сорок лет службы он не смог избавиться от привычек родного мира, планеты-улья Анрада. Иэфейл ненавидел Фенрис. Ненавидел это зловоние, эту скуку, ненавидел этот холод.
Он успел проспать меньше двух часов, когда неистовые сигналы вызвали его на астропатическую платформу. Весь хор был занят по горло последние несколько дней, передавая сведения для флотилии. Адаман изможденно вывалился из своей кельи, стряхивая тени сна с незрячих глаз. В коридоре он почувствовал присутствие тел, сновавших во все стороны. По воксу не стихал негромкий, сосредоточенный стрекот. Кто-то переполошил весь шпиль.
Иэфейл уверенно шагал в Санктум Телепатика через толпу кэрлов и трэллов, по запахам и звукам определяя, откуда они идут. Путь от его кельи к тронам передатчиков был знаком ему так же, как собственное тело. С момента пробуждения он чувствовал тупую боль за глазами, не дававшую ясно мыслить и затруднявшую работу.
Он занял свое место, чувствуя себя отвратительно: с тяжелой головой, вялый и раздражительный.
Сервитор заскрипел, помогая ему забраться на трон-передатчик, и Иэфейл поморщился, ощутив холодную сталь имплантатов во входных узлах в кисти. Не было ни одной проклятой причины, чтобы чувствовать такую боль, — и если бы дикари на этом позабытом всеми мире заботились о чем-то вроде удобств, то давным-давно поставили бы новое оборудование.
— Воды, — прохрипел он, зная, что сервитору понадобится целая вечность, чтобы отыскать чашку и принести жидкость, холодную, с привкусом кремния.
Боль усилилась, но он кое-как начал расшифровывать программу предстоящей работы, когда другие астропаты начали читать литании.
«Благословенный Император, Защитник Человечества, Владыка Небес, направь мои мысли в службе Тебе и очисть мой разум…»
Иэфейл стал повторять это вслух, одновременно настраивая на панели перед собой ряды циферблатов и рычажков. Оборудование было теплее, чем обычно, — но так и должно быть, чтобы его иссохшая старая плоть не прилипла к холодному металлу.
Пока он говорил, в разуме стал проясняться маршрут. Иэфейл не мог четко видеть текст, но послание было столь же ясным, как и ментальный образ.
