Он рассказал ей о Дане. И о Морнире. И о том, как в ответ на устроенный Ракотом на севере взрыв горы Рангат Боги продемонстрировали и свое могущество. Голос Пола звучал непривычно, как-то ниже и глуше, и она чувствовала, какие сложные чувства обуревают его.
— Мы не одиноки в этой борьбе, — сказал он ей. — В конце концов Ракот действительно может превратить нас, отдельных людей, в пыль, но и ему будет оказано жестокое сопротивление, и что бы тебе ни довелось увидеть и пережить в том мире, ты должна понимать, что Ракот не в силах, согласно одному лишь своему желанию, полностью изменить рисунок Гобелена. Иначе тебя бы здесь сейчас просто не было.
Она слушала — почти не желая того. И вдруг вспомнила свои собственные слова, произнесенные ею тогда в Старкадхе: «Ты ничего от меня не получишь; можешь только взять силой». Но это она сказала еще до того. До того, как он все-таки решил взять все и взял — почти все… а потом Ким вытащила ее оттуда…
Дженнифер слегка приподняла голову.
— Да? — Пол по-прежнему не сводил глаз с ее лица. — Ты понимаешь? Конечно, он сильнее любого из нас, сильнее, наверное, даже того Бога, что принял мою жертву и отослал меня обратно. И он, безусловно, сильнее тебя, Дженнифер; об этом даже и говорить нечего. Если бы не одно обстоятельство: он не может отнять у тебя твое «я»!
— Это я знаю, — молвила Дженнифер Лоуэлл. — Именно поэтому я и намерена выносить и родить его ребенка.
Он чуть отодвинулся от нее и выпрямился.
— Но тогда ты станешь его служанкой.
— Нет. Теперь ты послушай меня, Пол, потому что и ты тоже всего не знаешь. Когда он сам наконец оставил меня… когда он отдал меня этому гному… Его имя Блод… Я была для него наградой, игрушкой, но Ракот кое-что сказал этому Блоду: он сказал, что меня непременно нужно убить и что ТОМУ ЕСТЬ ПРИЧИНА. — В ее голосе звучала холодная решимость. — Я выношу его ребенка, потому что осталась жива, а он хотел, чтобы я была мертва… и этот ребенок — случайность, он не входил в его планы!
Пол некоторое время молчал. Потом сказал:
— Так же как и ты, живая и невредимая.
Смех ее прозвучал жутко.
— Ну и чем же мне, живой и невредимой, еще ему ответить? Нет, Пол, я непременно рожу его сына, и этот сын станет моим ему ответом.
Он покачал головой.
— Во всем этом слишком много зла и горя. И затеваешь ты это лишь для того, чтобы доказать уже доказанное.
— И тем не менее! — Дженнифер вскинула голову.
На губах Пола мелькнула улыбка.
— Ну что ж, я разубеждать тебя не собираюсь. Я пришел ради тебя, а не ради него. Кстати, Ким уже видела во сне, как его назовут.
Глаза Дженнифер сердито сверкнули.
— Пол, да пойми же! Я бы все равно сделала это, что бы там Ким ни говорила, что бы там ей ни привиделось во сне! И ребенка я назову так, как захочу сама!
Невероятно, но Пол уже улыбался во весь рот.
— Ну так зачем же замыкаться в себе, Джен? Делай, что хочешь, только оставайся с нами! Мы все очень хотим, чтобы ты вернулась, ты нам очень нужна. — И только когда он это сказал, она поняла, что невольно проговорилась. «Он же меня провел, — думала она, — просто исподволь заставил сделать то, чего делать я совсем не собиралась!» Но почему-то сердиться на него она не могла. Она и сама не знала, почему. И если бы эти шаткие мостки, которые он только что перебросил через разделявшую их пропасть, оказались чуточку прочнее, она бы, если честно, сумела, наверное, даже улыбнуться.
Пол встал.
— В Художественной галерее выставка японской гравюры. Сходим?
Она довольно долго смотрела на него снизу вверх, раскачиваясь в кресле. Такой же темноволосый и хрупкий на вид, хотя, пожалуй, не настолько хрупкий, как прошлой весной…
— А как звали того пса? — спросила она.
— Не знаю. Но очень хотел бы это узнать.
Через несколько минут она поднялась, надела пальто и сделала свой первый осторожный шажок на только что перекинутый через пропасть мостик.
«Темное семя темного Бога», — думал Пол, старательно изображая повышенный интерес к гравюрам XIX века из Киото и Осаки. Журавли, узловатые деревья с перекрученными ветвями, изящные дамы с длинными шпильками и гребнями в высоких прическах.
Его спутница говорила мало, но уже одно то, что она пошла с ним на выставку, было великой милостью. Он вспомнил безжизненный истерзанный комок плоти на полу — такой предстала перед ними Дженнифер семь месяцев назад, когда Ким отчаянным усилием вытащила их всех из Фьонавара с помощью дикой, неукротимой силы Бальрата.
Он знал, что в этом и заключается могущество Ким: в Камне Войны и снах, во время которых она проживает некую вторую жизнь, став такой же седовласой, как Исанна, ясновидящая Бреннина, и неся в себе две души и знание двух миров. Должно быть, тяжкая доля. «Очень быстро узнаешь цену, которую нужно платить за всякую власть», — вспомнил Пол слова Айлиля, прежнего Верховного правителя Бреннина, сказанные им в ту ночь, когда они играли в та’баэль. В ту ночь, которая была лишь прелюдией к последующим трем ночам, ставшим самым тяжелым испытанием в его прежней жизни, но и вратами в его новую жизнь — какой бы она ни была — ту, которую он вел сейчас, будучи повелителем Древа Морнира.
Какой бы она ни была. Они перешли в зал, где были выставлены работы XX века: снова те же журавли, длинные гряды невысоких холмов, лодчонки с низкими бортами, плывущие по широким рекам…
— Тематика разнообразием не отличается, — заметила Дженнифер.
— Да уж.
Морнир тогда отослал его назад, он стал ответом Бога силам Тьмы, но у него не было кольца, способного обжечь, и не было снов, с помощью которых можно было разгадывать тайны великого Гобелена, или такого волшебного Рога, какой нашел Дейв, и он не обладал Небесной мудростью, как Лорин, или королевской короной, как Айлерон; у него не осталось даже — хотя при этой мысли он весь похолодел — ребенка во чреве, как у той женщины, что стояла с ним рядом.
И все же. Рядом с ним, почти у него на плечах, сидели тогда древние волшебные вороны: Мысль и Память. И еще он помнил, как лесной Бог на поляне перед Древом Жизни — трудно было разглядеть его как следует, но он успел заметить рога у него на голове — низко ему поклонился. А потом там был белый волшебный туман, поднимавшийся от земли и как бы проходивший сквозь него, Пола, и питавший его своей магической силой, и та красная луна, вдруг появилась в небесах накануне новолуния. И наконец, там был тот благословенный дождь. И Морнир.
Морнир по-прежнему оставался с ним. Порой по ночам Пол ощущал его неслышное присутствие, его безграничное могущество — в бурном токе крови, в приглушенном громе своего, человеческого, сердца.