— Склонись передо мной или будешь уничтожен. Твой выбор.
На одну головокружительную, чудовищную секунду Мефистон почувствовал, что не может говорить, пока копье покачивается перед его взором. Как это может быть? Он держит святое оружие! Буря сотрясающих сомнений охватила лорда Смерть; невозможно было и думать, чтоб какой-то позорный самозванец вообще мог положить руки на копье и все же Аркио держал Святое копье, как будто был рожден для этого. Может я ошибся? Может быть, он действительно Перерожденный Ангел? Кто еще может знать о мощи артефакта Телесто? Встряхнув головой Мефистон отогнал путаницу мыслей, крошечные иглы синего огня протрещали вдоль его кристаллинового пси-капюшона.
— Нет, — прорычал он. Возможно, здесь замешана какая-то магия, чары столь тонкие и коварные, что даже оружие, выкованное на Святой Терре, было обмануто ими.
— Меня не обмануть, притворщик. Твои дешевые фокусы не устоят перед моей верой.
Рука Кровавого Ангела опустилась на рукоять его мистического силового меча, древнего мысле-клинка Витарус.
— Ни один настоящий Сын Сангвиния никогда не преклонит перед тобой колено, шарлатан. Ты подделка.
Гневный крик прогрохотал среди воинов Перерожденного и среди лоялистов Аркио взорвались призывы к насилию. Рафен позволил себе протолкнуться вперед.
Аркио раздраженно покачал головой.
— Бедный, старый глупец. Ты поражен страхом Данте, как и Воде и Галлио до тебя, как и каждый обманутый воин, сидящий под солнцем Ваала и верящий, что он настоящий Кровавый Ангел. Я есть путь! — Заорал он, размахивая копьем. — Я настоящий перерожденный. От твоей слепоты меня тошнит, колдун. Мне жаль тебя.
Солдаты Мефистона собрались в группу, стремительным порывом заклацали казенники их болтеров. Библиарий встал в полный рост, возвышаясь над золотыми очертаниями Аркио и ослепительными белыми крыльями.
— Прибереги ее для себя, идиот. Ты и твой сообщник ордоса, все вы запятнаны порчей хаоса! От вас воняет ей…
Он ткнул облаченным в медь пальцем в сторону инквизитора, который с усмешкой принял обвинение.
— Этот слабак, приспешник Губительных Сил и те, кто внемлют его словам такие же опозоренные клеймом ереси!
Слова псайкера потонули в хоре отрицания и пылких возражений.
— Рамиус Штель, я объявляю тебя предателем. Ты в сговоре с темными силами и погряз в порче. Ты творец этого отступничества!
— Нет! — Заорал инквизитор, крик врезался в отдаленные руины подобно раскату грома, -
Благословенный прав. Ты обвиняешь нас, потому что боишься! Ты лжешь, Мефистон, лжешь! Аркио — Сангвиний.
— Тогда пусть он докажет это, — выплюнул Повелитель смерти, — в Книге Лордов, Чистейший говорил о состязании с любым живым воином. И пусть будет так, может быть так называемый "Благословенный" пожелает в бою один на один сойтись с настоящим Кровавым Ангелом…
Мефистон обнажил клыки.
— Если он сосуд воли Ангельского Господина, он победит. Если он простой самозванец, то умрет.
Он смотрел, как его смелые слова разносятся среди лоялистов Аркио, ощущая порожденные ими сплав гнева и страха. Он кивнул сам себе; именно та реакция, которую он ожидал. Играя молодым глупцом, Мефистон вел его к этому моменту, и теперь он забьет этого самозванца как жертвенного зверя. Такое жестокое и видимое убийство золоченой фигуры во главе было необходимым — когда Аркио умрет от силового меча Мефистона, его последователи и илоты будут сломлены. Их замешательство с легкостью позволит лорду Смерти казнить их всех. Восстание должно быть подавленно как можно публичнее и кровавее.
Воины с обеих сторон начали отходить, освобождая место для предстоящей дуэли, и Сахиил понял, что снова может говорить.
— Это уловка, — бормотал он, вены на его шее превратились в канаты, сжатые злостью, граничащей с безумием, — ты не можешь попасться на нее, Благословенный. Псайкер подстрекает тебя.
Аркио одарил жреца небольшой, доброжелательной улыбкой.
— Сахиил, друг мой. Твоя забота о моем благополучии трогает меня, но она не к месту. Я не отмахнусь от этого вызова. Если Мефистон желает увидеть могущество Красного Ангела в ярости, тогда во имя грааля, я покажу ему!
Он с самодовольным и чванливым выражением лица шагнул вперед, держа Святое копье ниже изгиба крыла.
— Я встречусь с любым воином здесь, — ответил Аркио библиарию, — и отошлю его на милость Императора, со знанием истины о моей божественности!
Он широко распростер руки перед собравшимися воинами, обращаясь как к преданным Кровавыми Ангелами, так и перед солдатами-рабами.
— Кто осмелится поднять свое оружие против меня? Кто из вас готов пролить кровь, чтоб доказать Истину моей воли?
Меч Витарус зашелестел, извлекаемый из ножен.
— Аркио, — зарычал Мефистон, — я с удовольствием…
— Я встречусь с ним! — Крик прорезал воздух, и все повернули головы, руки замерли на оружии.
— Кто? — Спросил сержант сбоку от Мефистона. — Крик шел оттуда.
Дулом своего болтера, ветеран указал на толпу воинов Аркио.
Недоумение псайкера возросло, когда омертвевшая толпа оборванных солдат-рабов расступилась, выпуская вперед единственного Кровавого Ангела. Его броня была типичной для тактических десантников, обесцвеченная пятнами крови и с трещиной в грудной пластине. Пока Мефистон наблюдал, десантник прошел мимо свиты Аркио и снял свой шлем. И впервые увидел на лице обманщика не гнев или высокомерие, но чистый, незамутненный шок.
— РАФЕН! — Аркио задохнулся, произнося его имя. — Ты выжил…
— Невозможно! — Завопил Сахиил, хватаясь за оружие. — Завод был стерт с лица земли, он был внутри, он не мог…
— Заткнись, глупец, — зарычал Штель, заставив жреца опустить оружие, — кажется, твои новости о его смерти были преждевременны.
Рафен и Аркио долго смотрели друг другу в глаза.
— Брат, — сказала фигура в золотом, — я не думал, что увижу тебя снова.
— Я выжил, — ответил Рафен, в голосе слышалась усталость от всего, что произошло, — и теперь все привело к этому.
— Ты пытался убить меня, Рафен. Ты отвернулся от меня, — слова Аркио были полны эмоциями, яростью и болью.
Он покачал головой.
— Я не предавал тебя, родичь. Ты предал сам себя. Я предупреждал тебя. Я умолял тебя отступиться от пропасти.
Рафен отвернулся.
— Но ты не слушал меня.
— И теперь все привело к этому, — повторил Аркио, — очень хорошо, брат. Если сегодня должен умереть сын Аксана, значит такова его воля.
