В положении Элвина безусловно была некоторая двусмысленность, однако с ним вели себя настолько тактично, что ни разу не дали это почувствовать. Он мог свободно ходить по Эрли — маленькой деревушке, где правила Серанис (хотя слово “правила” — слишком сильное и не совсем точно отражает ее положение). Иногда Элвину казалось, что она все же диктатор (хотя и благожелательный), а в других случаях выяснялось, что у нее совсем нет никаких прав. Он так полностью и не понял социального устройства Лиса: либо потому что оно было слишком простым, либо наоборот — слишком сложным, и его хитросплетения ускользали от него. Единственное он знал точно: Лис разделяется на множество маленьких деревень, и Эрли — типичный их пример. Однако в каком-то смысле о типичности говорить не приходилось: Элвину объяснили, что каждая деревня стремится быть непохожей на соседние.
Несмотря на то, что Эрли была очень маленькой и в ней жило меньше тысячи человек, она была полна неожиданностей. Едва ли существовал хоть один аспект жизни, который бы не отличался от своего аналога в Диаспаре. Различия были даже в речи. Только дети здесь пользовались голосом для общения друг с другом. Взрослые крайне редко произносили что-нибудь вслух, и через некоторое время Элвин понял, что они делали это только из вежливости в его присутствии. Было довольно странно и грустно чувствовать, что попал в громадную сеть слов, которые нельзя услышать, но вскоре Элвин привык к этому. Можно было только удивляться, что устная речь вообще сохранилась: ведь необходимость в ней давно отпала. Много позже Элвин узнал, что люди Лиса очень любят петь и страстно увлекаются музыкой. Без этого стимула они, скорее всего, давно уже стали бы немыми.
Жители Лиса всегда были чем-то заняты. Однако проблемы, занимавшие их, были непонятны Элвину. В тех случаях, когда он понимал, что они делали, большая часть их работы казалась ему ненужной. Например, значительная часть пищи выращивалась, а несинтезировалась по образцам, созданным тысячелетия тому назад. Когда Элвин попросил объяснений, ему терпеливо пояснили, что жители Лиса любят наблюдать за тем, как все растет, проводить сложные генетические эксперименты и создавать новые более тонкие и изысканные ароматы и вкусовые качества. Эрли славилась своими фруктами, но когда Элвин попробовал специально для него отобранные образцы, они показались ему ничуть не лучше тех, что он получал в Диаспаре без всяких усилий.
Сначала он думал, что жители Лиса либо никогда не имели, либо потеряли власть над машинами, которые он воспринимал как неотъемлемую часть жизни Диаспара. Однако вскоре выяснил, что это не так. И знания, и сами приспособления в Лисе существовали, но пользовались ими только в редких случаях.
Удивительней всего была система сообщений, если только ее можно назвать таким словом. На короткие расстояния люди ходили пешком, что им, по всей видимости, нравилось. Если же они спешили или нужно было перевезти небольшие грузы, то использовали животных, созданных для этих целей. Животные для перевозки грузов были невысокие, с шестью ногами, очень послушные и сильные. Единственным их недостатком было почти полное отсутствие интеллекта. Быстроходные животные были совсем другой породы. Обычно они передвигались на четырех ногах, но на очень больших скоростях использовали только мощные задние ноги. Они пересекали Лис из конца в конец за несколько часов. Пассажиры располагались во вращающихся сиденьях, прикрепленных к спине животного. Ничто на свете не могло заставить Элвина рискнуть отправиться в поездку на спине животного, хотя среди молодежи это было довольно популярным развлечением. Действительно, прекрасные кони были аристократами животного мира и хорошо это понимали. У них был достаточно большой словарный запас, и Элвин часто слышал, как они обсуждали между собой прошлые и будущие истории и свои достижения в беге. Но когда он по-дружески пытался подойти к ним и поговорить, они притворялись, что не понимают его, а если он проявлял настойчивость, то принимали вид оскорбленного достоинства и удалялись.
Эти два вида животных вполне удовлетворяли каждодневные нужды и приносили своим владельцам столько радости и удовольствия, как ни одно механическое приспособление. Но когда требовалось перевезти очень большие грузы или необходима была громадная скорость — откуда ни возьмись появлялись машины, и ими пользовались без всяких колебаний.
Хотя жизнь животных в Лисе представляла собой целый новый для Элвина мир интересов и загадок, его все же больше всего манили два полюса человеческого сообщества: самые старые и самые молодые. И те, и другие вызывали у Элвина изумление и интересовали одинаково сильно. Самому старому жителю Эрли было чуть больше ста, а жить ему оставалось всего несколько лет. Элвин знал, что когда ему исполнится столько же, его тело совсем не изменится, а этот старик почти полностью исчерпал отпущенные ему физические силы, и надеяться больше было не на что: никакой компенсации в виде последующих жизней здесь не существовало. Волосы старика были совершенно белыми, а лицо представляло сплошную сеть глубоких морщин. Казалось, он проводил все время, сидя на солнце или медленно прогуливаясь по деревне, обмениваясь беззвучными приветствиями со всеми встречными. Насколько Элвин мог судить, старик был совершенно удовлетворен, ничего не просил от этой жизни и не был ничуть подавлен приближающимся ее концом.
Эта философия настолько отличалась от философии Диаспара, что находилась за пределами понимания Элвина. Зачем человеку принимать смерть, если она не является необходимой? Ведь существует выбор: жить тысячи лет, потом уйти в небытие на бесчисленные годы, а затем вновь начать новую жизнь в мире, который ты когда-то делил с другими. Он был полон решимости разгадать эту загадку, как только возникнет хоть малейшая возможность откровенно об этом поговорить. Ему было невероятно трудно поверить, что Лис сам сделал выбор, по собственной воле, зная о существовании другого выхода.
Часть ответа заключалась в детях, маленьких созданиях, таких же странных для него, как и животные Лиса. Элвин проводил с ними много времени, наблюдая, как они играют, и нередко принимая участие в играх в качестве равноправного партнера. Иногда ему казалось, что это вовсе и не люди: их логика, поступки, даже язык казались совершенно чужими. Он с недоверчивым изумлением смотрел на взрослых и задавался вопросом: неужели они произошли от этих невероятных существ, живущих в собственном неизведанном и непонятном мире?
Хотя они и приводили его в замешательство, в сердце Элвина рождалось чувство, которого он никогда раньше не испытывал. Очень расстроившись или в крайнем отчаянии они начинали плакать (правда, это случалось довольно редко), и их крошечные несчастья казались Элвину более трагическими и глубокими, чем все ужасные поражения Человечества, связанные с потерей Галактической Империи. Ведь то было нечто слишком большое и отдаленное, а плач ребенка доходил до самого сердца и больно ранил его.
