Беспрецедентное по наглости требование, с которым, тем не менее, легко согласились практически все члены городского Совета, поскольку лично никого из них они не касались. А то, что при этом серьёзно пострадал кто-то из горожан, никого не остановило. Похоже, все были довольны, что мимо них пронесло, поскольку чуть ли не за каждым из них тянулся в прошлое аналогичный грешок.
Ну а уж чего стоило самому Голове, чтобы добиться столь внешне согласного всеми решения, знал лишь он один. И знание то радости ему не доставляло. Долго ещё придётся расплачиваться. Одно радовало. Вбитый его неимоверными усилиями клин между компанией землян и Территориальный Советом имел место быть. А вот это дорогого стоило. Ему в городе не нужны были шпионы территориалов.
Ну а уж взгляд, которым тогда Машка наградила Ведуна, был весьма и весьма красноречив. Таким взглядом убивают, но никак не привечают друзей. Так что о странной дружбе между кланом каких-то землян и Территориальным Советом, кошмаром Головы последние несколько лет, можно было смело забыть. По крайней мере, на какое-то время.
Поэтому теперь Голова даже подумывал отложить замирение с этим кланом на более поздние сроки, мол, со временем все неприятности позабудутся, а там они и сами собой помирятся. Чего им делить то, на самом деле.
— "Хотя, на самом деле, есть что делить", — сразу помрачнев, вспомнил Голова. — "Васяткины земли, будь они неладны. И даже не сами Васяткины, как то, что позднее им же самим было бездумно присоединено к этим землям и теперь проходило под таким общим наименованием в бумагах Совета. И которые теперь не выделишь в отдельную часть и не учтёшь отдельно, не перепродашь, не сбросишь как балласт, как давно и по уму следовало бы сделать. Потому, что сразу же самым естественным образом поднимется крайне неприятный вопрос о жульничестве и подтасовках с его стороны.
Как говорится: "Не буди лихо, пока оно тихо".
К тому же и уступать ничего своего Голова никому не собирался. Никому и ничего! Даже бывшим хозяевам. Даже ту небольшую часть, что когда-то действительно была Васяткиными землями.
— "Что с возу упало, то пропало", — любимая его поговорка на все подобные Васяткиным случаи.
А эти земли он давно уже и по праву считал своими, и отдавать за просто так, пусть даже и какому-то своему дальнему родственнику, был не намерен. Даже часть. Тем более что те земли приносили весьма существенный доход в его казну. Точнее в клановую казну, но которую он давно уже считал практически своей.
— "Эх, хорошо! — пронеслась у него в голове довольная мысль при виде деловито суетящихся по двору работников. — А вот и первые гости", — обрадовался Голова, видя, хорошо знакомую подрессоренную коляску Всеслав Игоревича Котова, своего старого и самого надёжного компаньона, первым за этот вечер, подъехавшим к нему.
Слава Богу, что гостей встречал он не один, иначе замечтавшись, он попросту пропустил бы появление долгожданного гостя.
На его счастье, рядом с ним встречая гостей, с ребёнком на руках, стояла его "любимая", будь она неладна, сноха. Она то и не дала ему опростоволоситься, довольно невежливо ткнув своим острым локотком его под бок.
Она была очаровательна в своём красивом, вечернем платье со сверкающей в левом ушке изумительной красоты маленькой серебряной серёжкой. Дивной старинной поморской работы, она нежно сияла на солнце страшно дорогущим зелёным поморском изумрудом в серёдке тонкой паутинки висюльки.
Это был личный подарок баронессы Изабеллы де Вехтор Имре Строгой-Косой на рождение первенца.
И это был предмет ещё одной тайной гордости за свою сноху Головы.
Случилось так, что вредная сноха, вертящая его сыном, как ей вздумается, желая произвести на приглашённых гостей незабываемое впечатление, потребовала от него доставить ей на пиршеский стол несколько бутылочек не чего либо, а орехового напитка "Старый Когнак", жутко дорого и страшно редко встречаемого в продаже коньяка.
Его, Главу города, как будто ему заняться было нечем, кроме как доставать какой-то бабе, пусть даже и собственной снохе, неизвестно откуда безумно дорогущие напитки, словно он половой в трактире. Тем более что у него получился, с таким поначалу казавшимся незначительным вопросом, полным облом.
Насколько уж он был не самым последним человеком в этом городе, но не получилось у него достать, ни одной бутылочки на крестины. У кого бы ни спрашивал, все лишь с сожалением разводили руками, говоря, что старые запасы у всех давно кончились, слишком велик на когнак оказался спрос и потребление, а земной клан, единственный производитель этого редкого напитка, в последнее время перестал им торговать, придерживая его для каких-то своих нужд.
И как последнее время начал подозревать Голова, он понял, для каких. Для тайного подкупа членов его семьи.
Но даже это не становило упрямую сноху. И она добилась-таки своего. Но не с его помощью, а вопреки.
Не найдя коньяка нигде в городе в свободной продаже, она не придумала ничего лучшего, как заявиться в банк к Машке Корнеевой с просьбой поспособствовать в покупке. А потом вместе с ней завалилась в гости к самой баронессе Изабелле де Вехтор, жене лично неприятного ему человека, последнее время серьёзно досаждавшего и Голове, и всем его друзьям.
Да не просто так завалилась в гости, а ещё и потребовала от баронессы продать ей на торжество парочку бутылочек самого дорогущего когнака.
— "Стерва, не экономит семейные капиталы", — мгновенно вспыхнуло раздражение, как только мысли Головы вильнули в ту сторону.
И баронесса, ещё одна точно такая же стерва, если не хуже, якобы растроганная ангельским видом спящего, невинного младенца, которого хитрая баба притащила с собой, не придумала ничего лучшего, как подарить ей серёжку с поморским изумрудом из собственного ушка. Безумно дорогу. фамильную драгоценность, простой амазонке. Подарить просто так, без всякой выгоды, только как матери понравившегося ей младенца. Щаз! Так он и поверил!
Хотя нет, подарила не просто так, а с условием, что Имра Строгая Косая, вместе с его сыном Аркашкой, не задержатся со вторым. Тогда она подарит ей и вторую серёжку, до пары.
Сказать, что Глова был недоволен этим подарком, значит не сказать ничего. Просто в этой ситуации он ничего не мог сделать. Он сцепил зубы и промолчал. Потому что домашние бабы как только увидели подарок сразу раскудахтались, разахались, и сказать им в этот момент что-либо против, было смерти подобно. Тем более что сноха настолько гордилась этим подарком, что даже на ночь с ней не расставалась, не вынимая его из ушка даже ложась в постель с супругом.
