Скайвэй на 204-м уровне исчез. От него не осталось ничего. То, что начали некроны, закончил Корпус Смерти — и, судя по разбитым окнам, разрисованным богохульными надписями стенам и выгоревшим комнатам, которые Гюнтер видел по пути сюда, его же соотечественники во многом способствовали этому.
Он смотрел на оскверненное изображение имперской аквилы над входом в то, что когда-то, вероятно, было архивным управлением. Неужели он проходил мимо этого здания каждый день по пути на работу? Сейчас он не был в этом уверен. Он вернулся в башню и нашел комнату, чтобы в ней отдохнуть. Она была очень похожа на его старую комнату, с такой же обстановкой, но он не верил этой иллюзии. Он попытался наполнить кружку холодной водой, но из крана потекла лишь ржавая коричневая жижа. Он все равно выпил ее.
Он не знал, чего он ищет, но знал, что еще не нашел это.
ОН почти дошел до закусочной. Той самой, для свидания в которой он купил кольцо. Она была на соседнем скайвэе, очень близко, но он не мог пройти к ней по разрушенному скайвэю.
Наступила ночь, тусклая луна лишь изредка выглядывала из-за плывущих туч, и Гюнтеру пришлось освещать себе путь люминатором. Он направил луч на окно закусочной, но увидел за ним лишь обломки. Внутренние стены рухнули. Даже если он смог добраться до нее, пройти внутрь не получилось бы, да и зачем? Эти двери раньше всегда были закрыты для таких как он. Ему нечего здесь было вспоминать.
Но он мог использовать местоположение закусочной как ориентир. Он знал, на сколько уровней нужно спуститься, сколько кварталов пройти, чтобы добраться до статуи. Конечно, статуя была разрушена, от нее остались лишь ноги по колено, но они все еще стояли на постаменте, и Гюнтер присел на него, на то же самое место, где сидел раньше. Закрыв глаза, он попытался представить, что ничего не произошло, что статуя по-прежнему возвышается за его спиной, что здания на площади невредимы и лишь закрыты на ночь.
Он попытался представить, что Арикс рядом, что он чувствует аромат ее цветочных духов, увидеть печаль в ее глазах, когда она смотрела на статую: одну из сотен, поставленных губернаторами, чтобы почтить тех, кто отправился на войну и не вернулся. Высеченное в камне изображение отца Арикс.
Что они делали до этого? Он вспомнил. Кинохроника. Он пригласил Арикс посмотреть ее. Сюжеты о войне и кровопролитии пугали ее, но Гюнтер сказал, что все в порядке, потому что Империум всегда побеждает. Арикс предложила перекусить протеиновыми бургерами с тележки, удивив Гюнтера, который экономил деньги, чтобы угостить ее чем-то более изысканным. Он любил это в ней, отсутствие всякого высокомерия и снисходительности.
Они сидели у статуи, а город вокруг готовился к наступлению ночи. Прекрасный летний вечер, пока Гюнтер не нарушил гармонию, как всегда, заговорив о том, что его тревожило.
— Давай не будем говорить о будущем, — сказала Арикс, оторвав взгляд от статуи и глядя ему в глаза. Он слышал ее голос сейчас так же ясно, как и тогда. — Я не хочу сейчас думать о нем. У нас есть этот момент, и мы должны наслаждаться им, и не думать о моем дяде или твоей работе, или о чем-то еще. Будущее все равно наступит, и, может быть, оно окажется совсем не таким, как мы ожидаем, так зачем беспокоиться?
Он открыл рот, чтобы возразить, но Арикс наклонилась к нему и прикоснулась своими губами к его губам. Их первый поцелуй. Сначала он думал, что она поцеловала его, чтобы заставить замолчать, но потом перестал думать, так это или нет, просто забывшись в этом счастливом мгновении.
Он не забыл ни одной подробности.
Арикс выскользнула из его объятий, оставив его погруженным во мглу меланхолии. Поддавшись порыву, он выхватил кольцо из кармана и протянул ей, умоляя ее принять его, пока не стало слишком поздно. Конечно, она не могла ему ответить. Она была всего лишь призраком, и, когда Гюнтер открыл глаза, она исчезла.
Прошлое исчезло.
Он плакал, даже не почувствовав, как подступили слезы, и, когда плотину прорвало, он не мог восстановить ее. Он скорчился, сотрясаемый мучительными рыданиями, у каменных ног героически погибшего отца Арикс, оплакивая все, что он потерял, и не заботясь о том, кто или что может услышать его.
ХОЛОДНЫМ ранним утром он нашел то, что искал.
Для этого ему пришлось подойти к гробнице некронов ближе, чем он собирался, и спуститься на уровень поверхности. Здесь погибло большинство его товарищей. К счастью, здесь было немного некронов, главные силы, несомненно, громили Телониус-сити, и Гюнтеру лишь дважды пришлось прятаться от их патрулей. Немногие трупы уцелели после выстрелов гаусс-пушек, да и с тех квартирмейстеры Корпуса Смерти сняли все, что могло пригодиться. Однако, Гюнтер нашел труп, который, очевидно, не заметили квартирмейстеры, и понял, что ему очень повезло. Это был гренадер, а значит, он должен быть вооружен лучше обычного гвардейца.
Он лежал на открытом месте. Зеленое сияние, исходившее от пирамиды, накатывало на него тошнотворными волнами, почти невидимое в дневном свете. Гюнтер, пригнувшись, подбежал к нему и снял с тела снаряжение настолько быстро, насколько было возможно. Когда он снимал ранец, при этом снялась и противогазная маска с лица убитого. Он вспомнил, что в отличие от обычных гвардейцев Крига, гренадеры носили дыхательные фильтры в ранце на спине, освобождая на груди место для брони. Не было времени отсоединять шланг, и Гюнтер забрал ранец вместе с маской, броней и всем остальным.
Он закрыл глаза погибшего в знак уважения, но не остановился, чтобы почтить его память. Последние человеческие чувства Гюнтера сгорели у ног статуи.
Он вернулся в свое убежище: спальню в нескольких кварталах отсюда и на пару уровней выше, где начал проверять найденное снаряжение. Хеллган с двумя аккумуляторами. Шесть осколочных гранат в подсумках на поясе гренадера, который теперь надел Гюнтер. Пайки и аптечка, но они были не нужны ему. Противогаз он тоже собирался отложить, но замер, глядя в пустые линзы маски.
Он повернул ее и натянул на лицо. Маска ограничивала поле зрения, ее ткань царапала щеки. Но было что-то почти успокаивающее в том, чтобы смотреть на мир глазами солдата Крига. Это давало чувство отрешенности от мира, позволяло смотреть на жизнь, но не быть ее частью. Единственным звуком, который он слышал, было его собственное дыхание, когда он вдыхал через шланг сухой фильтрованный воздух. Было в этом чувство некоей правильности — и, когда Гюнтер увидел свое отражение в уцелевшем окне, это тоже казалось правильным. Это было то, что нужно. И вместо того, чтобы снять маску, он поднял ранец с дыхательным фильтром, продел руки в лямки и надел его на спину. Ранец был тяжелым, но Гюнтер охотно нес его тяжесть.
