Странник подошел к дому Бауги, брата Суттунга. Он остановился отдохнуть в нем, и, когда пришло время ужина, ему дали поесть за большим столом. И пока он ел вместе с великанами, с поля пришел посланец.
Бауги, — сказал он, — все твои девять рабов мертвы. Они перебили друг друга косами, передравшись из-за точильного бруска. И теперь у тебя больше нет рабов для косьбы.
Что я буду делать, что я буду делать? — запричитал великан Бауги. — Мои поля останутся нескошенными, и у меня не будет сена кормить зимой своих коров и лошадей.
Я могу поработать для тебя, — предложил странник.
От одного человека толку не будет, — вздохнул великан. — Я должен иметь девять работников.
Я сделаю работу за девятерых, — ответил странник. — Испытай меня, и посмотришь.
На следующий день Вегтам-странник вышел в поле Бауги. И за день сделал работу девяти человек.
Останься у меня на это время года, — попросил Бауги, — и я тебе щедро заплачу.
Так Вегтам остался в доме великана и работал на его полях, и, когда вся работа была закончена, Бауги сказал ему:
Говори, какое вознаграждение я тебе должен.
Единственное, что я попрошу у тебя, — ответил Вегтам, — это глоток волшебного меда.
Волшебного меда? — переспросил Бауги. — Я не знаю ни где он, ни как добраться до него.
Он у твоего брата Суттунга. Иди к нему и попроси для меня глоток волшебного меда.
Бауги пошел к Суттунгу. Но когда тот услышал, для чего пришел брат, то яростно обрушился на него.
Глоток волшебного меда?! — возопил он. — Никому я не дам и капли его. Не для того ли я заколдовал свою дочь Гуннлёд, чтобы она стерегла его?! И ты мне говоришь, что странник, который один сделал работу за девятерых, просит в уплату глоток волшебного меда! Есть великаны еще глупее, чем Гиллинг! Простофили! Кто мог сделать для тебя такую работу и кто мог потребовать такое вознаграждение, как не один из наших врагов, из асов. Убирайся и никогда больше не приходи с разговорами о волшебном меде!
Бауги вернулся домой и рассказал страннику, что Суттунг не даст ни капли меда.
Мы заключили с тобой договор, — сказал Вегтам- странник, — и ты должен мне ту оплату, которую я попросил. А теперь иди со мной и помоги мне ее получить.
Он заставил Бауги привести себя в то место, где был спрятан волшебный мед. Это была пещера в горном склоне. Перед ней лежала огромная груда камней.
Мы не можем ни сдвинуть их, ни пробиться сквозь них, — произнес Бауги. — И я не могу помочь тебе получить заработанное.
Странник выдернул из-за пояса бур.
Он пройдет через скалу, если приложить к нему силу. Силы у тебя хватает, великан. Начинай.
Взяв бур, Бауги со всей силой врезался в скалу, а странник стоял рядом, опираясь на посох, спокойный и величественный в своем синем плаще.
Я проделал глубокую, очень глубокую дыру. Она прошла сквозь скалу, — сказал наконец Бауги.
Странник подошел к дыре и дунул в нее. В лица им полетела каменная пыль.
Значит, вот она, та сила, которой ты хвастался, великан, — усмехнулся странник. — Ты и половину скалы не пробурил. Работай снова.
Бауги опять взялся за бур и стал все глубже и глубже вгрызаться в скалу. Он тоже дунул в дыру — и вот! Его дыхание прошло насквозь. Затем он посмотрел на странника, что тот станет делать; глаза его были преисполнены ярости, а бур он держал в руках словно нож.
Посмотри на верхушку скалы, — сказал странник.
Когда Бауги задрал голову, странник превратился в змею
и скользнул в дыру в скале. Бауги заметил это и ударил змею буром, надеясь убить, но змея успела уползти.
За толстой стеной было пустое пространство, освещенное светящимися кристаллами в камне. И там сидела безобразная ведьма с длинными зубами и острыми ногтями. Она раскачивалась из стороны в сторону, и из глаз ее лились слезы.
О, моя молодость и красота, — напевно бормотала она, — о, горе, горе мне! Я заперта здесь, и эта пещера — все, что у меня есть.
Змея скользнула по полу.
О, ты смертельно опасна, и ты можешь убить меня! — вскричала ведьма.
Змея подползла к ней, и ведьма услышала тихий голос:
Гуннлёд, Гуннлёд!
Охранница оглянулась: за ней стоял величественный человек в темно-синем плаще — Один, старейший из богов.
Ты пришел взять волшебный мед, сторожить который мой отец оставил меня! — закричала она. — Ты не получишь его! Скорее я вылью его на сухую землю пещеры.
Гуннлёд, — сказал Один и подошел к ней.
Она посмотрела на него и почувствовала, как алая кровь юности возвращается на ее щеки. Она прижала руки с острыми ногтями к груди и почувствовала, как они впиваются в ее плоть.
Спаси меня от этого уродства, — заплакала она.
Я спасу тебя, — сказал Один. Он еще ближе подошел к ней, взял ее руки и сжал их. Он поцеловал ее в губы. Все следы уродства покинули девушку. У нее больше не было горба, она стала высокой и обрела свою стройность. Глаза стали большими и темно-синими, губы — алыми, а руки — мягкими и красивыми. Она превратилась в такую же красавицу, как Герд, на которой женился Фрейр.
Так они стояли, глядя друг на друга, а потом сели бок о бок и спокойно поговорили — Один, старейший из богов, и Гуннлёд, прекрасная великанша.
Она отдала ему три кувшина с волшебным медом и сказала, что выйдет из пещеры вместе с ним. Прошло три дня, но они по-прежнему находились взаперти. Наконец Один силой свой мудрости нашел скрытые тропы и проходы, что вели из пещеры, и вывел Гуннлёд на свет.
Он нес с собой кувшины с волшебным медом, который дает мудрость, а мудрость — такое прекрасное слово, что влечет за собой любовь. И Гуннлёд, которая испробовала лишь каплю этого волшебного меда, вышла в мир с песней о красоте и могуществе Одина и о своей любви к нему.
ОДИН РАССКАЗЫВАЕТ ВИДАРУ, СВОЕМУ МОЛЧАЛИВОМУ СЫНУ, ТАЙНУ СВОИХ ДЕЯНИЙ
Один представал в виде Вегтама-странника не только перед великанами и людьми, когда бродил по Йотунхейму и Мидгарду. Он встречался и говорил также и с богами — и с теми, кто живет далеко от Асгарда, и с другими, которые приходили в Мидгард и Йотунхейм.
Среди тех, кто жил далеко от Асгарда, был Видар, молчаливый сын Одина. Он обитал далеко в глуши, среди высокой травы, которая росла вокруг него. Рядом с ним пасся конь под седлом, всегда готовый стремительно умчаться вдаль.
И Один, который теперь был Вегтамом-странником, пришел в это уединенное место и обратился к Видару, молчаливому богу.
О Видар, — сказал он, — самый странный из всех моих сыновей; бог, который будет жить, когда все мы уйдем; бог, что принесет миру память об обитателях Асгарда, которые не будут знать о своей силе; о Видар, я хорошо знаю, почему конь, который пасется рядом с тобой, готов сорваться с места: ты можешь всегда вспрыгнуть на него и умчаться незамеченным — сын, который спешит отомстить своему отцу.
