До Хельсрича я бы точно ответил — да. Но не теперь. Баланс. Баланс между гневом и мудростью. Я смотрел на вожака прайда и по-прежнему молчал. Он вспомнил с кем разговаривал и склонил голову в едва заметном извинении.
— Смири злость, Экене, здесь она бессмысленна. Аполлион действовал в рамках своих полномочий. Он поступил так же, как поступают многие инквизиторы. Он совершил то, что совершили бы многие магистры орденов. Но это не мудро, правильно или добродетельно. Это просто случилось.
— Он хотел замести следы какой-то нечестивой тайны, — возразил Джехану, и братья кивнули соглашаясь. — История попахивает желанием скрыть какую-то серьёзную ошибку, разве не так?
— Возможно. Но почему он вызвал орден космических десантников, если хотел скрыть что-то важное? В этом случае получается, что Аполлион всего-навсего поспешивший глупец, для которого жизнь не значит почти ничего. Это прискорбная истина, и нам предстоит с ней жить. Едва ли он первый человек, который получил огромную власть и оказался испорчен ею.
— Вы равнодушный, как и все вестники смерти, — ответил Экене, но гнев покинул его слова.
Горячность в бою — хладнокровие после него. Вот твой путь. Снова слова Мордреда.
— Я не собираюсь судить о том, чего никогда не видел, и о людях, которых не знал. Это не мой путь. Я сужу о своих братьях — об их поступках и душах — без жалких хитросплетений Имперского Закона. Рассказывайте, что было дальше. Вы открыли огонь по флоту инквизитора?
Дубаку покачал головой:
— Нет, ни в коем случае. Командование ордена разослало сообщения по всему субсектору, предупреждая имперские аванпосты и планетарных губернаторов о произошедшей бойне и осуждая действия Инквизиции. Также сообщение отправили прямо на Терру вместе с делегацией из вестников смерти и военных вождей. Их выбрали, чтобы показать всю серьёзность ситуации.
— Они не достигли Терры. — Мне не стоило гадать о судьбе действующих из лучших побуждений воинов. — Они не ступали по Тронному миру. Их никогда больше не видели.
— О, мы видели их, — спокойно возразил Джехану.
— Два года спустя мы нашли их корабль, — подтвердил Дубаку. — Уничтоженный посреди пустоты в глубине космоса зелёнокожих. Всё указывало на гибель во время перелёта в варпе. Никаких следов повреждений на корпусе от оружия.
Я видел несколько кораблей, которые погибли в варп-штормах: экипажи и пассажиров разорвало в генетический мусор, металл искривился и испортился до необратимого состояния.
— Что дальше?
— Мы продолжали требовать провести расследование Кхаттарской бойни. Мы отправляли сообщения всем представителям Империума, которые желали нас слушать: от планетарных регентов до королей-жрецов миров Экклезеархии. Если и было какое-то расследование, то мы о нём не узнали. Затем нас призвал Армагеддон — мы отозвались. И оказались… здесь.
Джехану обвёл руками вокруг, пока Экене завершал рассказ:
— Они хотят, чтобы мы замолчали.
— Нет, — возразил я. — Они хотят совсем другого.
Львы посмотрели на меня так, словно посчитали мои слова своеобразным чёрным юмором. Но я не шутил; Инквизиция вовсе не собиралась заставить их замолчать. Я был уверен, что и Юлкхара понял это, когда обращался ко мне.
— Так чего же они хотят?
— Они используют вас, — ответил я собравшимся у костра из мусора воинам. — Они используют вас в качестве примера. Небесные Львы — последняя из жертв в кампании Инквизиции по ограничению независимости Адептус Астартес. Ордосы терпеть не могут атаки на свои суверенные права — а вы бросили им вызов. И теперь все увидят, чего это будет вам стоить. Саботажи, взаимоисключающие приказы, засады. Орден не просто пострадает за то, что осмелился противостоять Инквизиции и порочил её репутацию. Орден погибнет в позоре. Миллионы услышат о том, как вы падёте на Армагеддоне. Единицы будут знать правду о вашей гибели, и все они будут офицерами Адептус Астартес, которые станут действовать гораздо осторожнее, ведя дела с Инквизицией. Урок выучат, что и нужно Аполлиону и его дружкам.
Львы не произнося ни слова обдумывали услышанное. В конце концов, молчание прервал вожак прайда глядя прямо в линзы моего шлема:
— Мы вернёмся в Манхейм.
Я ждал, что он это скажет.
— Я знаю.
— Большинство гаргантов ушло, но ущелье по-прежнему остаётся хорошо укреплённой крепостью. Вражеское присутствие на территории Вулкана — это опухоль, которую надлежит вырезать.
В лучшем случае это выглядело слишком наивным:
— Она не падёт, Экене. Не от горстки Львов, как бы благородны и горды они не были.
Он спокойно развёл руками соглашаясь:
— Тогда мы умрём пытаясь.
Акаши подался вперёд вторя сержанту:
— Мы выбрали это место для смерти. Оно должно быть именно там. Наши кости должны лежать рядом с братьями.
Джехану кивнул:
— Помните о нас, реклюзиарх, — тихо и печально произнёс он. — Заберите правду с собой, когда покинете этот мир. Расскажите её остальным орденам с кровью Дорна.
Они просили слишком о многом. Если я послушаюсь, то могу с небывалой лёгкостью обратить гнев Инквизиции на Чёрных Храмовников. Но даже в этих обстоятельствах Львам следовало знать, что незачем просить. Конечно, я поступлю именно так. Это правда о доблести. Скрыть её — это всё равно, что покинуть Вечный крестовый поход и уйти на покой в невежественный мир.
— Истина отправится со мной, — поклялся я. — И вы глупцы, раз считали, что будет иначе.
Они снова заулыбались — любопытное племенное братство.
— Вы хотите сражаться в одиночку?
— Мы должны, — ответил Экене. — В Вулкане нет резервных полков Имперской гвардии. Даже учитывая, что гарганты покинули Манхейм за минувшие после резни недели — а это может быть совсем не так — ущелье остаётся трудной целью с большим количеством врагов. Пять наших рот не смогли взять его. Несколько тысяч гвардейцев — это всё равно, что плевок против ветра.
Ашаки усмехнулся:
— И в любом случае мы не можем доверять им. Когти Инквизиции повсюду.
Дубаку прорычал, почти не отличаясь от зверя, именем которого назвали его орден:
— Я просто хочу получить шанс убить вожака пожиравшего наших мёртвых. Я умру счастливым, если сумею забрать его с собой в могилу.
Я выдохнул переработанный внутренней кислородной системой доспеха спёртый воздух. На вкус он был как пот:
— Галактика человечества будет скорбеть о Небесных Львах.
— Пусть скорбят. — Экене презрительно скривил губы. — Если это награда за нашу верную службу — то я рад их горю.
Что-то в моей реакции насторожило сержанта, и он продолжил осторожнее подбирая слова:
