Да даже если б и дал, держать его перед этими обезьянами, для любого настоящего подгорного ящера "нового поколения", значит себя не уважать.
Что-что, а себя Гур де Туар очень уважал. А ещё больше он уважал золото, которое можно было получить, просто слив информацию о столь жирном гусе заинтересованным лицам. И пусть даже они будут не ящеры, что с того. Золото не пахнет.
Подобная мудрость — не ящерами придумана.
II. Вторая часть хроники.
Глава 3 Переправа, переправа. Берег правый…
Речные пираты.*
На изуродованной взрывом, покрытой бурыми разводами старой ржавчины станине советского 76-мм орудия, в просторечии у специалистов, да и вообще знающих людей именуемого ЗИС-3, сидел грязный, полностью опустошённый человек. Лицо его, худое, усталое, какого-то неопределимого под толстым слоем грязи возраста, с глазами смертельно вымотанного человека, бездумно смотрело на реку.
Перед ним стояла, казалось навек запечатлённая в мозгу картина: вечер, кроваво-малиновый закат, широкая свинцово-серая река, просторный речной залив, густо заросший лесом по берегам и белые-белые кучевые облака высоко в небе. И ещё мелкие, словно пена, барашки частых речных волн, набегающих на белый песок далеко выдающейся в реку изумительно чисто-белой речной косы. И прямо перед ним, приткнувшись к берегу рядом, жарко пылающая в воде речная лодья. Большая боевая лодья трофейщиков, самая крупная из всех, видимых до сего дня Димоном, чуть было не ставшая тем последним, что он увидел в этом мире при жизни.
Час назад эта лодья, транспортная, как он в первый момент было подумал, вместе с парой малых боевых ушкуев подошли близко к берегу и без слов, без какого-либо предупреждения обстреляли готовящийся к переправе через реку обоз. Их обоз.
Теперь остатки лодьи догорали на песчаной косе на выходе из речного залива, а обе её товарки, размерами много меньше, вместе со всеми своими экипажами кормили рыб с раками на дне.
Вспухшие внезапно чудовищным горбом доски настила, словно выдавливаемый чирей на коже, а следом чудовищный гул взрыва, разметали во все стороны ошмотья бывшей лодьи ловушки, поставив окончательную точку в этом затянувшемся противостоянии.
— Кое-кто выплыл, — донёсся со смертельно усталого Димона глухой, словно через толстый слой ваты плохо слышимый голос его ординарца Васьки Савельева. — Живучие, су…и попались, тонуть сами не желают. Чё делать будем Димон? Батареи на мысу тоже больше нет. Побило там всех. Сашку, Мыколу, Черноту, всех. Может, пулемётами добить? По паре лент на ствол жалко конечно, но по такому случаю для дорогих гостей…, - голос Васьки вдруг прервался, оборванный стянувшей горло ненавистью.
— Пользоваться только пневматикой и арбалетами, — глухо отозвался Димон, не оборачиваясь. — Патроны экономить. И хватит добычу разбазаривать, — чуть повысил он раздражённый голос. — Итак опять ни хрена не осталось, столько снарядов расстреляли.
Возьми ребят из комендантского десятка и выловите из воды всех кого сможете. Кто будет сопротивляться, или попытается бежать — топить без жалости, — беззвучно, не слыша сам что говорит, отозвался Димон.
В голове стоял неумолкаемый гул последствия лёгкой контузии от близко разорвавшегося снаряда и своего ещё более близкого знакомства с железной станиной, и с чем к нему обращаются, он больше чувствовал или читал по губам, чем понимал что говорят.
— И хорошо бы узнать чего это они к нам прицепились? Вроде бы как, мы им ничем не должны. Давай Юрка живо ко мне, если живой ещё. Задачу поставлю, пусть его парни потренируются дополнительно и в методах допроса. Кажется у них там было что-то такое в плане обучения. Вот я и посмотрю, как успехи, — закашлявшись, Димон устало попытался сплюнуть набившийся в рот песок. — Приму, так сказать, выпускные экзамены у тех кто выжил.
Участвовать ещё и в пытках выживших пиратов он сам не желал категорически, но деваться было некуда. Следовало разобраться, с чего бы это совсем вроде обычная с виду речная лодья вдруг так резко преобразилась. Была торговая, стала боевая. И почему это они все трое, вдруг разом ни с того ни с сего бросились к берегу и без предупреждения обстреляли готовящийся к переправе на другой берег караван. Их караван. Который, к слову сказать, персонально их ни коим образом не трогал и внешне ничем не выделялся из десятков точно таких же караванов добытчиков с Правого берега.
Просто стоял себе мирно на берегу, занимался своим делам, никого не провоцировал, никого не трогал, да и внешне был совершенно ничем не примечателен. Ведь не считать же за примету глухо закрытые деревянные фургоны, в которых неизвестно ещё что везут. И везут ли вообще что-либо.
— "Однако, заметить с реки наблюдательному человеку, что стоящие по берегу фургоны тяжело нагружены, можно было. Хотя бы по количеству впряженных в фургоны лонгарских тяжеловозов. И по тому в каком они были состоянии, — с горечью признался сам себе Димон.
Горько было в том признаваться, но выйдя раньше времени так близко к берегу он фактически сам спровоцировал нападение на обоз. Ведь, не хотел же он этого делать до темна или хотя бы до того как будут готовы камышовые плоты для переправы. Старательно всё время подготовки держался от берега подальше, да вот, показалось что время пришло и не выдержал искушения — раньше времени приказал выдвигаться к берегу.
— "Ещё бы не торопиться, — безуспешно пытался он оправдаться перед самим собой. — Лошади устали, люди устали. Две недели гнал как проклятый, выжимая и из людей, и из лошадей все силы, спеша побыстрей убраться с Правобережья. И чтоб никто не успел перехватить по дороге. Понадеялся на новую батарею 76-мм орудий.
— Так даже развернуть их не успели, как с лодьи накрыло.
— Нате вам, как говорится. Оказывается их давно уже ждали в этом самом удобном для переправы месте. И дождались.
— Прав он был с самого начала, — мрачно признавался сам себе Димон. — Прав, когда так настороженно воспринял место их первоначальной переправы через Лонгары.
— Только вот, как иначе то? Чтобы заранее согласовать какое-либо новое место переправы, ни времени, ни известных всем условленных ориентиров на реке у них не было. Пришлось возвращаться на старое, где их уже ждала заранее спрятанная в кустах четырёх орудийная батарея старых орудий. Страховка, на всякий случай. Каковой и не замедлил явиться. С заранее известным результатом, — мрачно констатировал Димон. — Умылись кровавой юшкой, надолго хватит".
Мыслей было много, и все как одна мрачные. Настроение — всепаршивейшим из всех возможных. Одно утешало, но слабо. Он точно просчитал место засады и сумел заранее подготовиться. Ошибка была лишь в одном. Никак он не ожидал столкнуться с настоящим огнестрельным орудием. Да не с простым, а со ста миллиметровой гаубицей.
