Елизавета Дворецкая - Корни гор, кн.1: Железная голова

Лошади и припасы, выделенные из Гримкелевой части годовой дани, уже были готовы, и фьялли тронулись в путь на четвертый день после прибытия на Острый мыс. Вечером перед этим Гельд Подкидыш без видимой цели слонялся по усадьбе Лейрингов, вскидывал глаза навстречу всякой женской фигуре, оборачивался на каждый скрип двери.

– Если тебе не повезет, не говори потом, что я смошенничал, пока ты отворачивался! – посмеиваясь, предостерег его бородатый вандр, потряхивая стаканчик с костями. – Ты что, влюбился в кого-то?

– А хотя бы, – мимоходом бросил Гельд. – А мошенничать не пытайся: у меня третий глаз на затылке.

– Ну, ты скажешь!

Когда Борглинда дочь Халькеля прошла через кухню к сеням, Гельд даже не обернулся. В это время он рассказывал очередную лживую сагу, но Борглинда теперь была умнее и даже не глянула в ту сторону, хотя звучало что-то весьма занимательное:

– …И сколько хозяина ни искали по всей округе, найти его не могли. Поговаривали, что Аса затащила его к себе в могилу, но проверять никто не смел. И вот однажды Хрольв на ночь положил себе под изголовье рубаху хозяина, чтобы ему приснился вещий сон. Колдунья его предупредила, чтобы он до полуночи не засыпал, и он попросил мальчика, который спал в том же покое, разбудить его, если все же заснет. И вот мальчик сидит и поддерживает огонь в очаге, а Хрольва сморил сон. А в полночь вдруг открывается дверь и входит Аса. На шее у нее была видна большая рана, а в руке что-то блестело…

Зато когда Борглинда шла обратно, Гельд совершенно случайно оказался снаружи возле дверей. Она шла мимо, будто не видя, но он слегка тронул ее за локоть:

– Постой-ка, высокородная дева! Поговори со мной немножко.

Борглинда остановилась и изобразила на лице удивление, как будто давно забыла, кто это такой. На самом деле вот уже два дня вечерняя беседа с Гельдом и сам Гельд не шли у нее из ума. Вспоминать его было приятно: хоть один живой человек среди тех троллей, что заполнили усадьбу. Но его присутствие беспокоило и томило ее, как будто перед ней мелькнула возможность изменить свою жизнь, а Борглинда не могла ею воспользоваться. Да и про «укромное темное место» следовало помнить, так что она никогда не позволила бы себе искать новых встреч с ним.

– Разве у тебя недостает покупателей на лживые саги? – надменно осведомилась Борглинда.

– Этого добра всегда хватает! Просто я, видишь ли, собираюсь в Медный Лес, и только норны знают, вернусь ли я оттуда…

– А что ты там забыл? – от изумления Борглинда сбросила вид натянутого высокомерия и шагнула к нему ближе. Девушка знала о переменах в замыслах фьяллей и догадывалась, что тут не обошлось без Гельда, которому она проболталась о намерениях Гримкеля. Но ей не приходило в голову, что он может пойти с ними сам. – Ты что, думаешь заговорить самого Свальнира?

– Нет, заклинать великанов я не умею… пока не пробовал, – честно сознался Гельд. – Просто, понимаешь ли, на свете есть несколько сумасшедших, которым до всего есть дело, даже до того, до чего им дела нет. Я, должно быть, как раз из них.

– Это и видно.

– Я просто подумал… Посмотри! – Гельд вынул из-за пазухи небольшое ожерелье из узорных серебряных бусинок. К ожерелью был подвешен серебряный бубенчик с тем же узором, а от него на цепочках спускались три таких же, только маленьких. – Я бы хотел подарить это тебе… Если ты сочтешь этот дар достойным тебя! – высокопарно закончил Гельд, поскольку обычных слов почему-то подобрать не мог.

Это сама Борглинда виновата. Она еще не выросла толком, она нечто среднее между ребенком и женщиной. Не придумаешь, как с ней надо разговаривать, чтобы не причинить обиды ни ее чистому сердцу, ни натянутому, как тетива, самолюбию. Родичи не слишком-то хорошо с ней обошлись. Сначала они воспитали в ней гордость от того, что она – из рода Лейрингов, а потом сбежали в Валхаллу, не оставив никаких возможностей поддерживать эту гордость.

Борглинда метнула подозрительный взгляд, но все же взяла ожерелье в руку, поднесла к глазам, пытаясь получше рассмотреть в полутьме осенних сумерек, погладила кончиками пальцев узорные бусинки, потом потрясла бубенчик и послушала, как внутри него звенит маленький железный шарик.

– Похоже на козий колокольчик! – Она фыркнула. – Это зачем?

– Зачем? – Гельд пожал плечами. – Первый раз встречаю девушку, которая спрашивает, зачем ей украшения. Да затем, что твой родич конунг не скоро тебе подарит что-нибудь такое, а если подарит, то потом отберет для следующей дани.

– Так уж и отобрал! – Борглинда с каким-то мстительным удовольствием сжала подарок в ладони. – Разевай рот пошире! Пусть хоть с себя последние штаны снимает, а моего я больше ничего не дам!

– Это правильно! – Гельд негромко рассмеялся. Ему нравилось видеть в ней такую решимость постоять за себя, потому что никто другой, как видно, за нее постоять не мог. – Значит, возьмешь? А я боялся, что недостоин делать тебе подарки!

– Возьму! – с вызовом ответила Борглинда и оглянулась на хозяйский дом, возле угла которого они стояли. – Ты бы видел, какие сундуки увезла отсюда Мальфрид! А я ничем не хуже нее, только мое приданое все ушло к фьяллям!

– Ничего! Тебе ведь еще не скоро замуж?

– Нет! Знатный жених меня теперь не возьмет, а за незнатного я не пойду!

Гельд улыбнулся: его забавляла эта странная смесь детского чистосердечия и взрослой надменности. Но при этом он понимал, что смешного на самом деле мало: ей живется тяжеловато.

Борглинда надела ожерелье и потрясла бубенчик: он мягко звякнул.

– Как у коровы в лесу! – определила она. – Зато не потеряюсь!

– Пусть этот бубенчик сделает так, чтобы ты всегда находила дорогу домой! – пожелал Гельд.

Борглинда вздохнула и промолчала, зажав бубенчик в кулаке. Он угадал ее желание – вернуться домой, в тот дом, который был у нее три года назад! Но как найти туда дорогу через время? Про такое ни одна сага не говорит.

– Все время что-то меняется, – сказал Гельд. Он чувствовал, что ее тоска устремлена к чему-то недостижимому, к утраченному, потому что ничего другого она не успела повидать. – Но некоторым людям везет: при них все меняется не слишком резко. Тебе не так повезло, но, ты знаешь, я бы на твоем месте гордился, что именно мне выпала судьба держать на себе честь всего рода. Когда-нибудь все выправится. И ты будешь счастлива, что удержала свой род от бесчестья тогда, когда тебе совсем никто не помогал.

Борглинда по-прежнему молчала. Это очень красиво, то, что он говорит. Но от этих слов она ощутила свое одиночество с такой остротой и болью, что опять захотелось плакать. А Гримкель говорит, что сейчас не время складывать саги! У Гримкеля и Гельда как бы разные миры, и жить ей приходится в мире Гримкеля! Она прикована к этой подлой, унизительной жизни. Но плакать нельзя! Раз кроме нее некому постоять за честь рода, она больше не имеет права оставаться ребенком!